- Да что же это такое, - пробормотал я.
Вдруг по улице, разбрызгивая подтаявший снежный сироп, пронесся визжащий лезгинкой джип. Если бы он обрызгал нас, то я бы погнался за этим чёрным катафалком с ножом, и зарезал бы там всех, в том числе и подушки безопасности. По тротуару пробежала куча цыганских детишек, которые развлекались тем, что пинали машины и с писком убегали прочь. Мне сразу вспомнилась история с кладбищем. На скамеечке рядом с моим бывшим подъездом тусовались несколько кавказцев, но Алиса излучала, как ядерный реактор, такую ненависть, что никто из них не посмел нам сказать и слова. Прежде чем зайти в подъезд я посмотрел вверх. Небо, приплывшее откуда-то с Востока, узко улыбалось и показывало смуглые щечки. Мой район изменился до неузнаваемости.
Впрочем, как и мои родители.
Знаете, я не хочу их описывать. Представьте себе две водопроводные капли, только у одной из них есть половой член. Хотя... судя по словам моего отца, и этот факт должен быть тщательно проверен. Представьте себе две серых мышки, два вырезанных из картона человечка, одуванчики, лишившиеся седой головки, два комка пыли, и вы поймёте, как выглядели мои родители.
- Понимаешь, сын, - когда речь зашла о политике, - нынешняя власть делает хоть что-то в отличие от остальных. Там же одни придурки, так, что она лучше, чем ничего.
Алиса галантно помешивает ложечкой чай.
- То есть вас устраивает, что ваш район превратился в Ашхабад?
Моя мать сказала:
- А что поделать, зато стабильность.
Отец подытожил:
- Радуйся, сын, что я смог купить тебе квартиру. Теперь тебе есть, где жить. А вы, Алиса, радуйтесь, что у вас такой обеспеченный молодой человек. А в наши времена это уже немало. Думать надо, прежде всего о себе, о своей семье.
Алиса сделала маленький глоток, отчего её зелёные глаза зажглись:
- Если каждый будет думать только о себе, мы станем окончательными эгоистами и нас, те же самые новые жители вашего района, додавят по одному. Почему вы не можете увидеть очевидного? Да вы, такое ощущение, даже и не живёте... вы мёртвые.
Не давая родителям понять, что это было оскорбление, я быстро спрашиваю у матери:
- Мама, когда в твоей жизни последний раз происходило что-то значимое?
Мать не понимает:
- Уже давно. И я очень этим довольна. Многие ругают власть, а я считаю, что они делают всё правильно. Нам нужен покой и стабильность, и я рада, что в моей жизни всё хорошо.
Это бесполезно. Они не понимают. Не понимают причины той болезни, от которой они когда- нибудь и умрут. Вирус безразличия - вот самая главная человеческая болезнь. Он разит, не различая возраста и гендера. К тому же, Россия - это страна обиженных, не желающих понимать, что причина плохой жизни заключается исключительно в них самих. Обиженное безразличие страшная смесь. Когда мы уходим, в интимной темноте коридора я говорю Алисе:
- Прости их. Они овощи. Молодость за нами: нам решать, как жить.
Она спокойно гладит меня по лицу:
- Главное что ты пошёл не в них. Главное, что ты мой.
Поцелуй соединяет нас лучше всяких убеждений.
Наш поредевший состав шакальей стайкой слонялся по улицам. Ни одного слова не пролегало между мной и Алисой, что поддерживал сумрачный Слава, и только раскрасневшийся Шут, сыпал искрами шуток. Для всех, а на самом деле скрываясь от Гоши, мы с Алисой находились по разную сторону баррикад, и только наша любовь соединяла враждебные стороны. Теперь Шуту, оказавшемуся вне интернета, было решительно не над кем смеяться, и он переключал внимание на окружающих:
- Мне одному кажется, что русаки так уродливы? Ну, кроме баб.
- Чем тебе не угодили бабы? - спрашивает Алиса.
- Бабы-то, как раз угодили. Потому что в них есть хоть немножко нормальной крови.
- Это почему?
- Ну, когда-то русские мужики проёбывали войны, то с французами, то с монголами, то с германцами, то с хачами, освободители здорово облагораживали генофонд нации. Вот погляди на того воена.
Справа от нас шёл мужик, одновременно куривший и сосавший пиво из бутылки. Он был ничем не знаменит, только был наглядным примером деградации нации. Такие тысячами бродят по улицам.
Я вставляю:
- А потом их на хер выпинывали из страны.
Шут соглашается:
- Да, с пеной на устах отстаивали своё рабство, к сожалению.
Но Алиса не хочет униматься:
- Горшок, ты всерьёз думаешь, что монгольская или кавказская кровь может облагородить что-то, кроме навозной кучи?
Гоше только это и надо. Он обожает провокации и когда подрастёт, обязательно замутит несколько революций цвета радуги. Это настоящий Шигорат, воплотившийся в человеке, который всегда ищет тот предмет для поклонения, который вызывает самую большую антипатию у людей. Я не удивлен, что он считает себя национал-социалистом, привлекая к себе всеобщее внимание. Это политический эксгибиоционизм.
- Алисонька, - щебечет парень, - да прямо сейчас совершается презанимательнейший эмпирический опыт. Смотри вперёд.
А впереди был Дагестан. Ну, то есть не эта солнечная страна, где овца считается священным животным, а борьба обязательный школьный предмет, но нечто поодушевленней. Впереди шла блестящая куртка, с выведенным на бампере светящимися буквами названием той области Великой Ослоёбии, откуда пожаловал гость. Обладатель куртки шёл, растопырив руки, и толкал прохожих, идущих на встречу, хотя большинство из них старалось задолго отойти в сторону.
- Почему русские шлюхи обожают кавказцев? Да всё просто. Главная причина вызывающего поведения - это желание доминировать. Это основной человеческий инстинкт, присущий всем мужским особям. Плодиться и доминировать. Какой самый простой механизм доминирования? Конечно, это прилюдно щемить тех, кто слабее тебя. То есть сейчас перед тобой, Алиса, идёт самый доминантный мужчина в сообществе улицы. А что русские, которых здесь чуть ли не сто процентов? Почему они ничего не ответят? Где их чувство доминантности? Его нет. Вот и выходит, что кавказцы намного сильнее и лучше опустившейся русни.
Глаза у Лиса хищно блестят. Это не безумный блеск, не восторг маньяка, а холодный расчёт кондора. Самая опасная ненависть эта та, которую ты можешь контролировать.
- Тогда скажи мне, Гошенька, почему я не теку при одном только виде этой возбуждающей надписи 'Дагестан' и заломленных борцовских ушек?
Шут картинно чешет затылок и говорит:
- Европейская наука ещё не на все смогла ответить, но когда-нибудь, обещаю, я расскажу тебе.
Слава тихонько говорит, глядя на то, как от выставленного локтя кавказца согнулся пополам какой-то студент, напоминающий штангенциркуль.
- Здесь и так всё ясно. Сейчас мы будем колоть чурку. Возможно даже ножами.
Наследие Ильфа и Петрова живо даже в сознании уличных бойцов, но этот факт не так радует меня, как то, что сейчас придётся снова поставить себя вне закона. Откровенно говоря, мне плевать на закон, но ведь, что печально - ему не плевать на меня. Меня размораживает пацифистский ответ Георгия:
- Как скажете, господа. Пусть зайдёт за поворот.
Когда жертва, растопыривая ноги, как будто на них одеты сапоги-скороходы, начинает
