своего шефа.
— Да, Оленька? — с затаенной яростью (ручка ковшика, который он так и держал, не решив, на каком из двух возможных вариантов остановиться, нестерпимо жгла и так обожженную руку) ласково спросил Андрей. — Что у вас стряслось? Я же просил…
— Да, да, конечно! Я помню! Но тут… — Оля запнулась, видимо не зная, как поскорее и в то же время яснее объяснить ситуацию. — Понимаете, Андрей Львович, у нас новая клиентка.
— И что?! — не выдержал Андрей и от возмущения бухнул кашу на огонь. — Вы забыли, Ольга Петровна, как составляется договор?
— Нет, нет! — заволновалась еще сильнее Оля. — Договор мы составили, но… Понимаете, она… того… — голос секретарши понизился до свистящего шепота, из чего Андрей заключил, что клиентка находится где-то рядом, — она…
— Буянит, что ли? — пошутил Никитин.
— Ага! — обрадовалась неизвестно чему Оля. — То есть не то что… но требует немедленно встретиться с вами.
— Немедленно не получится. — Андрей задумчиво помешал подгорающую кашу и с горечью отметил, что комки опять появились. — Я занят, договорись на завтра.
— Пыталась! Но она не соглашается. Говорит, что завтра не может.
— Тогда на послезавтра.
— Послезавтра тем более, она говорит, что это вопрос жизни и смерти, требует сегодня.
Каша клокотала на плите, в воздухе отчетливо запахло детским садом. Андрей снял ковшик, вдохнул горьковатый пар — так и есть: подгорело это чертово варево!
— Да не могу я сегодня! — окончательно взъярился он. — Пусть с ней Денис порабо тает.
— Предлагала! — Оля тоже была уже на грани срыва. — Не хочет! Требует вас — и точка!
— Ну, так пошли ее к черту!
— Она не уходит! Сидит и не уходит. Говорит, что разговаривать будет только с вами. Я… — В трубке послышались звуки борьбы, которые вдруг сменились горестным Ольгиным восклицанием: — Ну зачем вы это делаете?! — Затем раздался какой-то треск, затем возник голос — не Олин, вероятно, клиенткин:
— Андрей Львович? — вполне спокойный, уравновешенный голос. — Я понимаю, что веду себя бестактно, даже, может быть, нагло, но… — голос дал трещину, — я действительно не могу ждать до завтра! — Голос окончательно сорвался, и стало понятно, что спокойствие было не чем иным, как последней стадией истерики. — Дело в том, что меня должны убить.
— Должны?
— Именно так! Мне назначили срок две недели. А теперь осталось только двенадцать дней. Мне некуда идти. Тот человек, у которого я провела сегодняшнюю ночь… он еще страшней и опасней. Я боюсь. Тот, кто назначил мне срок, хотя бы… — Она запнулась, затем, истерически хихикнув, продолжила: — Он не станет торопиться, срок две недели в его интересах, а этот… Я еле спаслась, я от него сбежала, дождавшись, когда он уснет.
— Я ничего не понимаю! — взмолился Андрей, оборвав эту галиматью.
— Второго декабря. Я умру второго декабря, если тот, второй, не выследит и не убьет меня раньше и если вы не поможете. Теперь вы понимаете, почему я не могу ждать? У меня слишком мало времени! У меня нет этого времени! И еще мне некуда… Я прошу вас! Второе декабря! — снова сорвавшись, выкрикнула она. — А вы говорите, завтра.
В трубке раздался какой-то неопределенный звук: то ли всхлип, то ли горестный вздох, то ли яростный выдох, затем женщина снова заговорила:
— Я могу сейчас подъехать к вам домой. — Голос ее вернулся в спокойное деловое безумие. — Если гора не идет к Магомету… Я заплатила аванс, мы с Ольгой Петровной оформили договор… Можно я к вам приеду?
Андрей в раздражении вытащил сигарету, покрутил ее в руке, но не закурил. Услышал, что Сашенька проснулся и лепечет что-то в своей кроватке, дожидаясь завтрака. А каша подгорела, вся в комьях — третья порция вышла еще хуже двух предыдущих. А тут этот настойчивый телефонный бред.
— Я умоляю вас, Андрей Львович!
— Ну хорошо, — сдался Никитин, — приезжайте.
— Спасибо! И простите меня, но завтра я действительно не могу.
— Да понял я. Жду. Только передайте трубку моему секретарю.
— Конечно! С удовольствием. Простите еще раз. До встречи!
Андрей пожал плечами, бросил взгляд на уродливое свое поварское творение — комки, словно издеваясь, почему-то посерели.
— Андрей Львович! — закричала Оля. — Я ничего не могла сделать, она просто выхватила трубку.
— Ладно, ладно, Оленька, не расстраивайся. Дай этой… нашей новой клиентке мой адрес и пришли по электронке образец договора… ну и все, что ее касается, пришли. — Он снова взглянул на дикое содержимое ковшика. — Я вот о чем хотел тебя спросить. Ты умеешь варить манную кашу?
— В смысле?! — удивилась Оля.
— В самом прямом, без комочков.
— А вам зачем это? — шепотом, немного смутившись, словно речь шла о каких-то интимных женских тайнах, спросила Ольга.
— Надо! — рявкнул Андрей. — Мне сына кормить нечем!
— В смысле? — опешила Оля.
— Да какой тут может быть смысл? Кашу я варить не умею. Не умею, черти бы ее драли! Не получается она у меня без комочков!
— Ах вот что! — Оля рассмеялась с облегчением. — Не расстраивайтесь, Андрей Львович, они у всех, абсолютно у всех, эти комочки. В манной каше. Как ни вари!
Андрею тоже вдруг стало легко и смешно. У всех так у всех, ничего не попишешь, придется, значит, вам, Александр Андреевич, лопать кашу с комочками, как всем несчастным детям. Он вывалил содержимое ковшика в тарелку и пошел кормить Сашу.
От каши, несмотря на комки, Сашка не отказался — съел, не гурманствуя, даже добавку. Андрей устроил сына в манеже, завалил все свободное от ребенка место игрушками и договорился, что тот, как и полагается взрослому полуторагодовалому мужчине, займет себя сам.
— Понимаешь, сынок, папе нужно немного поработать.
Взрослый мужчина серьезно посмотрел на него и потребовал музыкального оформления своего вынужденного одиночества.
— Мухи! — заказал он программу, махнув ручкой в сторону музыкального центра.
— Неплохой выбор! — согласился Андрей и поставил диск с лютневой музыкой.
Почему Сашенька называл это мухами, было совершенно не ясно. Он вообще давал предметам и явлениям совершенно неожиданные названия. Так, например, тигра, любого — живого в зоопарке, своего игрушечного, на картинке в книжке — он называл почему-то дядей. Соковыжималку именовал кокой, компьютер, по неизвестной причине, обзывал дылдой. Музыкальные произведения у него тоже получили свои наименования. Сначала они с Настей пытались бороться с его семантическими изысканиями, а потом махнули рукой: пусть делает что хочет, они-то его понимают.
— Ну все, Александр, я на тебя надеюсь. Веди себя пристойно. Папа выпьет кофе, поработает немного и придет. — Он вручил Саше его любимого белого слона и, подмигнув, вышел. Требовалось срочно, до прихода клиентки, просмотреть договор и всю информацию, которую переслала ему Ольга.
Андрей распечатал послание, сварил себе кофе и, захватив телефон, отправился на балкон. Здесь была его курительная комната, вполне благоустроенная (столик, кресло, пепельница), только в демисезонно-зимний период очень холодная. Зато он мог курить себе сколько угодно, не опасаясь, что отравляет выхлопами своей вредной привычки окружающих.
Он разложил листы по порядку: коротенькое письмо-предупреждение Оли («Андрей Львович! Кажется, она не совсем адекватна, будьте с ней осторожны!»), текст договора, краткие сведения о самой
