слишком мало данных. Необходимо так или иначе встретиться с заказчиком и поговорить откровенно. А если тот не пойдет на прямой контакт, просто отказаться от дела. Поставить условие. Добиться…
Какой же он дурак! Да ведь заказчика не так трудно вычислить. Именно сегодня нетрудно. Именно сейчас, до шести часов. Если его клиент – родственник или один из ближайших знакомых, он не может не присутствовать на поминках. А из дома Королевых звонить не станет, раз так шифруется. Значит, до шести он должен покинуть квартиру. До шести, но вряд ли раньше пяти: поминки – это не необязательная дружеская вечеринка, на которую можно заглянуть на часок, поминки требуют неторопливости и обстоятельности. Следовательно…
Следовательно, надо спешить, лететь к дому Королевых. Тот, кто выйдет в промежутке между пятью и шестью, почти наверняка – заказчик.
Андрей вскочил и, одеваясь на ходу, побежал к выходу.
… Во дворе дома семьи Королевых был без пятнадцати пять. Пристроился за джипом у соседнего подъезда и стал ждать.
Дверь с тоскливым скрипом открывалась и закрывалась, сгущались сумерки, видимость становилась все хуже. Андрей с сожалением вылез из теплого салона машины, подошел ближе. Теперь идея расколоть таким образом своего клиента не казалась ему удачной, выводы не виделись безупречными. Предновогодний морозец выстуживал уверенность в себе, ледяной ветер вдувал в душу сомнения.
Уверенность в своей способности мыслить окончательно уступила место сомнениям, когда в десять минут шестого из подъезда вышли Соня с Аграфеной Тихоновной. Он так разозлился на себя и так расстроился, что совершенно позабыл о конспирации, уселся на скамейку на самом видном месте, под фонарем, и просидел довольно долго, не чувствуя больше ни холода, ни ветра.
Дверь снова скрипнула. Андрей повернул голову – просто так, по инерции, ни на что больше не надеясь, – и увидел выходящего из подъезда Артемия Польского. Вот тут он очень пожалел, что расселся на скамейке в открытую, под самым фонарем. Артемий, однако, был изрядно пьян, прошел мимо, кажется не обратив на Никитина никакого внимания. Остановился, закуривая, покачнулся и проследовал дальше. Пальто его было не застегнуто, шапка сидела криво, где-то на макушке, весь вид был какой-то расхристанный. Не выпуская Польского из поля зрения, Никитин прокрался к машине, завел мотор и тихонько тронулся за ним, смутно надеясь, что тот поймает на улице такси и преследовать его будет проще.
Никакого такси Артемий ловить не стал. Пройдя два квартала, остановился у двери какой-то забегаловки, подумал немного, зашел. Андрей припарковался, выждал минуты две и тоже направился к бару. Похоже на то, что у Польского здесь назначена встреча. Очень похоже. Значит, не напрасно он мерз, не напрасно караулил у подъезда.
Поэт сидел за столиком один в самом темном углу бара. Перед ним стояла бутылка водки и тарелка с какой-то закуской. Водка и одиночество Никитину сразу же активно не понравились. Неужели он опять ошибся? Все это как-то не очень сочеталось с деловой встречей. Андрей заказал кофе с коньяком, расположился в противоположном углу – не менее темном – и стал наблюдать. И чем дольше длилась его слежка, тем больше он убеждался в своей ошибке: Артемий явно никого не ждал, звонить никому не собирался, он мрачно и целенаправленно напивался, как напивается человек в большом горе. В баре гремела музыка, было сильно накурено, время близилось к шести. У Андрея разболелась голова, нелепая ситуация действовала ему на нервы.
В шесть клиент не позвонил. Не позвонил он и в половине седьмого. Артемий между тем прикончил бутылку и потребовал новую. И тогда Андрей решился. Заказав рюмку водки, подошел нарочито пьяной походкой к столику Польского.
– Вы позволите? – развязно поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, плюхнулся на стул.
Артемий поднял на него глаза, долго всматривался, что-то соображая. Налил себе немного водки, выпил, опять стал смотреть. Андрей пригубил из своей рюмки и в свою очередь уставился на Артемия.
– Я вас не знаю, – произнес наконец поэт.
– А я вот давно мечтаю с вами познакомиться. – Частный детектив подмигнул. – Лично, – закончил он пьяно-весело.
– Если вы мой поклонник, – Артемий качнулся, уперся руками в стол для равновесия – он был без дураков очень нетрезв, – то сейчас не место и не время. Впрочем, я могу дать автограф.
– Это потом. – Андрей усмехнулся. – Да, в общем, и не обязательно. К поэзии я, знаете, равнодушен.
Артемий обиженно дернул плечом и хмуро посмотрел на Никитина.
– Тогда что вам нужно?
– Искренности вашей, больше ничего. Так что, будем колоться?
– Ах, так вы из милиции? – разочарованно протянул Польский.
– Вам прекрасно известно, что не из милиции, – не захотел сдавать своих позиций Андрей. – Вы знаете, кто я такой, – с нажимом, глядя в упор, произнес он. – И я знаю, что вы… – Никитин остановился на многозначительной недоговоренности и укоризненно покачал головой. – Зачем же отпираться от благородной, в общем, миссии?
– От какой такой миссии? – медленно проговорил Артемий. Он вдруг – непонятно отчего – очень испугался, даже пьяно багровое его лицо приобрело какой-то бледноватый оттенок, да, кажется, и хмель отчасти вышел. – Так вот вы что…
– Ну да, ну да, – весело сказал Андрей, перестав притворяться пьяным, – я именно он, тот самый человек, который… в общем, вы в курсе, и я рад, что перестали отпираться: ваша игра в прятки мне порядком надоела.
Артемий прикрыл рот ладонью, словно боялся, что его сейчас вырвет, отшатнулся от Никитина, сидя на стуле. Теперь-то он уж точно не играл никакой роли – испуг его был натуральным. Вот только чего он так испугался?
– Вы разве не знали меня в лицо? – спросил Никитин – он совсем не ожидал такой реакции от своего клиента и был крайне удивлен.
– Боже мой, – простонал доведенный чуть не до обморока поэт, – ну откуда, откуда? Она такая скрытная, а в последнее время… Не знал, не видел, только мельком со спины однажды.
– Кто – она? – еще больше удивился Никитин.
– Ах, зачем вы меня так мучаете? Вы же прекрасно… – Поэт налил себе полстакана водки и залпом выпил. – Боже мой! – Он плаксиво посмотрел на Андрея. – Я ведь не знал, не думал, что все это выльется в такой кошмар. Да и кто мог предвидеть, что однажды… Это не должно было закончиться. Да я и то думаю: просто творческий кризис, временное нечто, и не нужно так драматизировать ситуацию. Но ведь с ней не поговоришь. А я не виноват! – Он в ужасе вдруг посмотрел на Никитина и закрылся руками, будто боялся, что тот его ударит. – Я не виноват, вы поймите!
Артемий его явно принимал за кого-то другого и чего-то отчаянно, просто безумно боялся. Ситуацию необходимо было срочно прояснить.
– Так разве не вы?… – Андрей опять замолчал на многозначительном многоточии: прямо спросить, Артемий или нет его нанял, было нельзя, потому что в случае ошибки он нарушал бы договоренность со своим клиентом о полной секретности.
– Нет! – закричал обезумевший от непонятного страха поэт. – Я не виноват! Я только хотел… Мне было интересно… Нет, не то слово, мне было… Ну хорошо, я вам признаюсь, чтобы было понятно… Я никогда еще никому этого не говорил. Видите ли, все же и у меня есть амбиции. У любого творческого человека есть амбиции! – Он снова налил себе водки, на этот раз чуть не полный стакан, и снова выпил залпом. Он явно на что-то решался, но пока не мог найти в себе сил. Андрей напрягся и замер, боясь спугнуть его готовность к откровению лишним движением. Но видно, все же чем-то спугнул, или настроение откровенничать у Артемия пропало, или он в очередной раз чего-то вдруг испугался. Поэт посмотрел на детектива прямо-таки с какой-то ненавистью, с вызовом ненависти. – Не стану я вам ничего говорить. Да кто вы такой вообще? Да кто бы вы ни были… Ну да, вы ясно кто, вы, без сомнения, он… Ну так вот: уходите, я не хочу с вами говорить!
Андрей не шевельнулся.
– Уходите, слышите? Я вас не боюсь. Потому что теперь все равно. – Он безнадежно махнул
