– Может, показалось?
– Да нет, я явственно видел.
– Пока не заметно никаких существенных изменений. Подождем еще.
Взгляд ушел, шаги прошествовали по коридору – убрались восвояси. Этот коридор не наш, в нашем у шагов совсем другой звук. Я, очевидно, не дома. Но где же тогда?
Что я помню? Родители, Вероника и Артемий Сергеевич уехали в отпуск, а я осталась одна. И написала повесть «То, чего не было». А потом…
Нет! Все это было во сне. В долгом, кошмарном сне. Я не писала никакой повести – с тех пор, как от меня ушли стихи, я ничего не писала.
С чего же тогда все началось?
С того, что я умерла.
Нет! С того, что я выдумала историю, в которой женщина покупает своему ребенку красную меховую собаку, но ребенок вырос, и игрушка уже ни к чему. Я не записала ее, только выдумала. Там был ветер и снег, там ноги проваливались в сугробы и не желали подчиняться ритму похоронного марша, две трубы, гобой, флейта и ветер выдували музыку прощания – прощания навсегда. Там гроб глухо ударился о мерзлую землю – там я не могла ничего записать. Я просто выдумывала историю, чтобы понять, осознать, что случилось – там хоронили мою маму.
И это была первая смерть.
А потом погиб папа, а потом Вероника, и даже Артемий Сергеевич… А потом следователь Родомский обвинил меня в том, что я их убийца, и тогда-то я умерла. Были холодные чопорные похороны, замерзли цветы…
– Да идите же вы сюда! У нее снова дрогнули веки! Она приходит в себя! Хоть кто-нибудь подойдите!
Снова шум, суета у постели. Я жива, похороны мне привиделись в том долгом кошмаре. Родомский обвинил меня в убийствах и хотел убить. Он следователь-киллер, который не оставляет свидетелей. Он хотел меня убить, открыл окно… Я помню, как он надвигался, я помню взгляд Сони. Вот оно что! Я, очевидно, в больнице. Выжила и оказалась в больнице.
Но как же тогда?… Тетрадь в клетку, повесть «То, чего не было»?
Повести не было прежде всего! А то, чего не было, – было.
Страшно поверить, страшно представить! Но ведь сон мой еще страшней! Мой сон – ненаписанная повесть, где главный герой, архитектор смерти, – моя бабушка. Какой ужасный, какой неправдоподобный сон!
Но в действительности ведь архитектором смерти выхожу я. Так Родомский сказал и привел доказательства.
Но ведь я никого не убивала! Я не нанимала киллера Родомского! Я это точно знаю.
Я не нанимала… Но кто-то же его нанял. Кто?
– Да, на этот раз вы оказались правы – она действительно приходит в себя.
Взгляд вперился в меня, я его физически ощущаю, я не могу больше противиться пробуждению. Открываю глаза.
– Смотрите, смотрите! Она открыла глаза!
Несколько лиц склонились надо мной, одно из них я узнаю – это Андрей. Ну да, Андрей, я же слышала его голос – слышала и узнала, и тогда поняла, что было и чего не было.
– Соня! Сонюшка! Вы нас видите?
Пожилой человек, весь в белом – видимо, доктор. Чего он так волнуется, чему радуется? Да они все отчего-то волнуются и радуются.
– Сонюшка, деточка, вы меня видите?
Ну что ему от того, вижу я его или нет? Странный человек!
– Да.
Голос отвык от меня, голос не подчинился, прозвучал глухо, хрипло, едва слышно, но доктор, этот смешной чудак, прямо-таки возликовал.
– Вот теперь я могу гарантировать: опасность окончательно миновала.
И тогда они все пришли в какую-то неистовую радость: и Андрей, и совершенно незнакомый мне молодой парень, и – по новому кругу – доктор. Я смотрела на них, не понимая и не разделяя их радости, и мучилась. Мне нужно было задать один очень важный для меня вопрос, но я боялась его задать и не была уверена, что смогу, что голос послушается.
– Скажите, – проскрипела я, и они тут же с какими-то услужливыми лицами уставились на меня, разом оборвав свое веселье, – что с моей бабушкой?
– Сонечка, – Андрей улыбнулся мне той самой своей трогательной, ужасно располагающей улыбкой, – не волнуйтесь и ни о чем не беспокойтесь. Аграфену Тихоновну вчера выписали из больницы, она сейчас дома.
Значит, мой «Архитектор смерти» – действительно сон. Бабушка жива, бабушка не нанимала убийцу, чтобы выполнить завещание. Не было никакой бандероли, не было ничего.
Андрей наклонился ко мне, легко и бережно погладил по руке сквозь одеяло – и опять улыбнулся своей светлой улыбкой. Я тоже попыталась ему улыбнуться и закрыла глаза.
– Да, да, поспи, Сонечка. Только не так долго, не пугай нас больше, – ласково сказал он и тихонько отошел от кровати.
Андрей. Милый, хороший, надежный человек. Вот только непонятно, как он здесь оказался. Может быть, это тоже сон?
В этом сне я согласна остаться.
Глава 2. Андрей Никитин
Лицо хохотало, лицо издевалось над ним, а он ничего не мог сделать и ужасно мучился. Попытался сбежать – невозможно пошевелиться, попытался закрыть глаза, но оказалось, что они уже и так закрыты. Значит, лицо в его голове, значит, избавиться от него не удастся. Чье это хохочущее лицо? Еще минуту назад он помнил, а теперь забыл. Если бы вспомнить! Возможно, тогда наступило бы облегчение, возможно, тогда он смог бы с ним договориться, заставить лицо замолчать. Но вспомнить не получается, никак не получается вспомнить. А лицо хохочет…
Почему никто не придет к нему на помощь? Он знает стольких людей, которые могли бы ему помочь. Где они все, неужели не понимают, что с ним случилось? Ведь только что были рядом. Темнота, густая, плотная темнота, только лицо хохочет.
Но почему он решил, что лицо смеется над ним? Может, вовсе не над ним, а над кем-то еще? Тогда здесь должен быть этот кто-то еще. Где он? Плотная, густая темнота, ничего различить невозможно, только лицо, оно словно высвечено. Высвечено и смеется.
Он вспомнил: был этот кто-то еще, да, точно – они были вдвоем, до того, как возникло лицо. Но кто этот второй, где он сейчас? Должен быть тоже здесь. Крикнуть, узнать?
Было так: они вдвоем находились в пространстве, в общем пространстве, а потом вдруг потеряли друг друга, и возникло лицо. Надо найти второго, найти – и наступит успокоение, и все встанет на свои места. Где он? Как окликнуть – он совершенно забыл его имя?
– Андрюха! Мать твою, да приди ты в себя! Ты слышишь меня? Черт возьми! Но ведь он жив, жив! Сердце бьется, и дышит…
Андрей открыл глаза – над ним нависал Вениамин.
– Слава богу! Очнулся! Он очнулся! – кому-то, кого Андрей не видел, сообщил Венька.
Вениамин – это тот, кто пришел на помощь, кто избавил его от лица, но не тот, кого он искал.
– А где?… – Андрей запнулся, не зная, как назвать того, кого он искал.