что любила тебя, и всякий прожитый день хвалю себя за эту прекрасную мысль, которая пришла мне в голову в тот год.
— Как же ты смогла любить меня после него?
— Узнав тебя, я поняла, что ошибалась на его счет, да и вообще жила в самообмане. Я хотела так много тебе отдать, что перечеркнула основную сторону себя самой, как если бы мое искусство принадлежало прошлому в той же степени, что и Стефен… Я рассматривала их нераздельно, обоих же и прокляла.
— Как будто хотела наказать себя?
— Может быть. Это звучит забавно, но по мере того, как я тебе все это излагаю, нахожу для себя все ответы на те многочисленные вопросы, которые задавала себе в течение такого долгого времени. Все было так просто. А я ничего не понимала!
— Ты видишь, иногда достаточно просто поговорить.
— Иногда. О Брюс! Я так себя ругаю за все это напрасно потраченное время, тогда как достаточно было рассказать тебе обо всем.
— Может быть, и нет, милая. Я даже уверен, что, напротив, тебе нужно было долгое время вынашивать все эти проблемы, прежде чем быть в состоянии разрешить их. Я рад, что они проясняются, но поскольку ты десять лет молчала, то они невольно оказывали воздействие на тебя, медленно прокладывали себе дорогу в твоем подсознании.
Она кивнула головой.
— Десять лет, чтобы понять!
— Некоторым нужна для этого целая жизнь, а иногда они так и не находят ответа. Тебе же достало смелости открыто посмотреть на себя.
— А также везения иметь тебя в качестве постоянной моей опоры. Отныне все пойдет хорошо.
Он гладил ее лицо, продолжая глядеть на нее с нежностью.
— И если ты так говоришь, дорогая, я принимаю такую судьбу. Надеюсь, что ты состоишься теперь как художник, покажешь нам, на что ты способна.
— У нас уже есть трое детей. Ты не считаешь, что это замечательные произведения искусства?
— Да, но их нельзя повесить на стену. Рисуй нам картины, ваяй скульптуру, изобретай украшения, снова стань той великой Черил Пристон, которая уже подписывала свои полотна.
Она приложила пальчик к его губам.
— Если позволишь — Черил Мандрелл.
Он коснулся губами ее кисти, потом руки и наконец поцеловал молодую женщину в губы.
— Как тебе будет угодно, киска моя. Меня же первого за это и поблагодарят.
— Налей мне немного шампанского, чтобы отпраздновать наше согласие.
— Оставь себе ожерелье.
Она бросила непринужденный взгляд на украшение и засмеялась.
— Ну, если хочешь. Но я буду помнить, что это ты его мне подарил. Какая мне разница, кто заплатил!
Он обнял жену, тронутый ее веселым настроением.
— Наш предполагаемый сенатор будет тебе всегда признателен, если ты станешь надевать ожерелье на его званые приемы.
Новость явилась одним сентябрьским утром в виде телеграммы, которую Бобби запыхавшись доставил наверх в спальню своих родителей: «Срочно тчк связаться с Тиффани для достижения соглашения коллекции драгоценностей тчк».
— Итак, дорогая моя, ты добилась успеха! — воскликнул Брюс.
— Подожди! Я не знаю пока их условий, а они не знают моих, — улыбаясь, заметила Черил.
Она потребовала для себя две привилегии, которые ей и предоставили: работать непосредственно с драгоценными металлами и исполнять самой свои украшения при содействии ювелира, который консультировал бы ее в отношении техники. Она вскоре узнала, что эти требования считались неслыханными, и была тем более горда, что их удовлетворили.
Знаменитая нью-йоркская ювелирная фирма предоставила в ее распоряжение одну из своих мастерских, где она нашла самое лучшее оборудование для работы с золотом и драгоценными камнями.
Она приходила туда утром, чтобы возвращаться лишь под вечер, не замечая, как летело время.
Черил изготавливала серию колье из белого и желтого золота, которому она придавала круглую или пирамидальную форму, — как диктовало вдохновение. Выдержанные в одном стиле, они тем не менее отличались по своему окончательному внешнему виду. Что ей больше всего нравилось, так это держать их уже завершенными в руке, ощущать их тяжесть и гладкость на своей ладони, слышать, как они позвякивают, видеть, как они блестят, повиснув на ее запястье.
Черил придумывала уже сережки к ним, но как только она возвращалась к себе домой, голова ее была чаще всего свободна от каких-либо мыслей, и она думала лишь о том, чтобы расслабиться в окружении своих домочадцев.
Она нашла гувернантку, госпожу Арчер — вдову с прекрасными рекомендациями, которая приходила каждый день к восьми часам утра и уходила только вечером перед ужином. Правда, по субботам госпожа Тревор заменяла ее, что позволяло Черил и Брюсу проводить этот день вместе в полном спокойствии, в частности, оставаться подолгу в постели всякий раз, как их распорядок дня позволял им это делать.
Молодая женщина буквально светилась радостью, счастливая от ощущения новизны жизни и бесценной поддержки Брюса: она не забывала, что он в значительной степени определил расцвет ее художественного дара, и каждый день у нее было желание за это благодарить его.
Беспокоило то, что она видела его сильно занятым своими делами. Ему случалось отсутствовать целыми неделями в связи с избирательной кампанией, и она радовалась, что в ноябре он в конце концов сможет отдохнуть, тогда как для Стефена все должно было лишь начаться.
К ее превеликому удивлению, однажды в среду он заявил ей, что во что бы то ни стало освободится к предстоящему уик-энду и что ей не мешало бы сделать то же самое.
Поскольку Черил была в нерешительности, погруженная в свою работу, Брюс взял ее за руку и сказал:
— Дорогая моя, нам необходимо второе свадебное путешествие: у меня жена — новая Черил, и надо, чтобы мы снова познакомились.
— Но у нас нет времени, чтобы вернуться в Венецию, — тихо проговорила она.
— Нет, и очень жаль. Мы должны будем ограничиться Майами.
— Майами подходит. Там наверняка отличная погода. Послушай, Брюс, я так бы хотела, чтобы мы научились никогда больше не говорить таких ужасных вещей, как «у нас нет времени».
— Какие еще будут пожелания?
— Хотелось, чтобы мы оказались в старом добром времени, когда начинали, но с нашим сегодняшним опытом, чтобы полнее вкусить наше счастье. Я хотела бы, чтобы твои занятия не отбирали все твои силы, хотела бы проводить больше времени со всеми вами, добиться успеха в моей профессии, создавать украшения и ваять до конца моих дней…
Он пожал ей руку смеясь.
— Остановись!
Брюс заключил лицо Черил в свои ладони, посмотрел ей прямо в глаза и полусерьезно, полумечтательно заметил:
— Любовь моя, ты всегда столько требуешь от жизни!
Эпилог
Рождество на Пятой авеню праздновали пышнее, чем где-либо в другом месте: многочисленная
