поднимающийся из морских волн. Но ничего не произошло.
— Радженда?
Внезапно отец всхлипнул и, вытянув одну руку, коснулся ею предплечья. Мама крепко схватила его руку.
— Все хорошо, любимый. Все хорошо.
Она повернулась к Прабиру.
— Я сейчас попробую сесть, так я смогу поднять Па на лестницу. Но потом я, наверное, не смогу встать, держа его. Как ты думаешь, если я оставлю его на лестнице и вернусь к своему краю, сможем ли мы перенести лестницу с Па к краю сада — как на носилках?
— Да. Мы сможем, — немедленно ответил Прабир.
На секунду разозлившись, мама посмотрела вдаль.
— Я хочу, чтобы ты хорошо подумал. Не надо выдавать желаемое за действительное.
Сдерживаясь, Прабир послушался. Половина веса отца.
— Я не знаю, как долго я смогу нести его без перерыва. Но я могу тащить за собой ящик, толкая его ногой. И если мне понадобится перерыв, я поставлю лестницу на него.
Мама обдумала его предложение.
— Хорошо. Так мы и сделаем. — Она мимолетно улыбнулась ему, заменяя этим все обнадеживающие слова, которые было слишком долго произносить.
Она схватилась руками за края лестницы, медленно поднялась на руках, затем вытянула ноги вперед и стала опускаться, пока не приняла сидячее положение. Все еще располагаясь под углом к лестнице, она поджала левую ногу, заведя ее назад, и ступней зацепилась за перекладину. Прабир нервно придавил противоположную рейку. Он никак не мог почувствовать изменения в балансе сил, когда мама перенесла вес своего тела, но у него было тошнотворное ощущение, что лестница может внезапно перевернуться набок, если он не будет готов помешать этому.
Мама дотянулась вниз и крепко обхватила отца за грудь, полностью вытянув руки и просунув их под мышки отцу. Прабир представил ее, схватившую отца в медвежьи объятия и поднимающую его одним плавным движением — Прабир однажды видел, как она таким образом несла девяностокилограммовый газовый баллон в своей лаборатории в Калькутте — но сейчас было ясно, что она не сможет дотянуться так близко. Она сделала несколько глубоких вдохов и попыталась поднять отца.
Более неудобное положение сложно было вообразить. То, что она вообще сможет поднять его, казалось достаточно призрачным, но к тому же все, что она сделала, чтобы добраться до него, только отняло ее силы. Прабир видел, как носок ноги, которым она цеплялась за лестницу, сначала побледнел, а затем потемнел и покрылся фиолетовыми синяками. Из ее горла вырвался резонирующий, почти музыкальный звук, как будто, сдержав невольный крик боли, она сделала его сознательным, полным гнева и решимости. Прабир слышал от нее такое только однажды — в госпитале в Дарвине, во время родов.
Отец немного поднял голову, затем, выгнув спину, ему удалось приподнять плечи на пару сантиметров. Мама немедленно воспользовалась полученной возможностью, чтобы согнуть свои руки, отведя плечи назад и надежней закрепиться на лестнице. С руками, вытянутыми как можно дальше вперед, вся верхняя часть ее тела была бесполезным грузом, но сейчас она могла задействовать мышцы спины и рук. Прабир с радостью и восхищением смотрел, как она тащила отца наверх, обхватив его и сомкнув руки на его спине, пока не посадила его на лестницу.
Стена воздуха сбила Прабира спиной на землю, а затем обрушилась сверху мягкой волной песка. Он открыл рот и попытался что-то сказать через забитый рот, но в ушах стоял звон и он не слышал, получается ли у него.
Когда он рукой смахнул песок с лица то почувствовал, как что-то поцарапало предплечье а затем лицо перекосилось от боли. Когда он попытался открыть глаза, то казалось что к векам приставили острие ножа.
— Па! Па! Па! — закричал он.
Он чувствовал, как воздух вибрирует у него в горле — он кричал во всю силу своих легких. Отец услышит его; только это имело значение. Отец услышит его и придет.
— Мы отправляемся в поездку, Мадди! На юг, на юг, на юг! На острова Танимбар!
Говоря это Прабир раздевал ее, бросая грязную одежду на матрас детской кроватки. Прабир подумал, что мама была бы не против, если бы он оставил их там нестиранными; весь смысл этого упражнения состоял в том, чтобы решить что важно, а что нет. Именно поэтому он не стал тратить время, закапывая «тела» родителей, оставшиеся в саду. Они наверняка хотели бы, в случае если с ними что-то произойдет, чтобы он заботился о Мадхузре, вместо того, чтобы суетится над их бессмысленными останками.
Он надеялся, что его внешний вид был не слишком пугающим. Он смыл всю грязь, но сдался, пытаясь вытащить металл из кожи, и просто залил лицо и грудь бетадином в надежде избежать инфекции. Естественно, его родители убедились, что ни один кусочек шрапнели не проник слишком глубоко; им пришлось рассчитать размер и расположение заряда так, чтобы ни один фрагмент не обладал достаточной поражающей способностью и не смог навредить ему.
Мадхузре похоже выплакала все слезы, пока его не было. Когда она коснулась ран на лице Прабира и он резко шлепнул ее по руке, она лишь захныкала, да и то ненадолго. Она все еще дулась, но идея поездки, кажется, заинтересовала ее.
Он отнес ее в уборную, вытер сзади и потом еще немного почистил влажными салфетками.
— Где Ма? — требовательно спросила она.
— Я говорил тебе. На юге. На островах Танимбар. Она ждет нас там вместе с Па.
Мадхузре посмотрела на него скептически.
— Не-а.
— Что «не-а»? Она не уезжала с острова? Ну и где же она тогда, всезнайка?
Мадхузре открыла рот, чтобы что-то сказать, но она не слышала мамин голос, поэтому не нашлась с ответом.
Прабир сказал успокаивающе: — Я знаю, что было грубо с их стороны, уехать украдкой, не попрощавшись с тобой, но им пришлось поступить именно так. Они хотели убедиться, что я смогу позаботиться о тебе. Если я все сделаю как надо, они позволят мне остаться. Если нет — отправят в интернат. Прекрасная перспектива, не правда ли?
Мадхузре печально качнула головой, но Прабир подозревал, что это было больше связано с отсутствием Ма, чем с угрозой его высылки.
— Не беспокойся, — сказал он. — Это ненадолго. Я только что понял, что они хотят. Они хотят, чтобы мы покинули Теранезию.
Он отнес ее обратно в домик родителей, натянул ей чистые штаны и начал собирать сумку, в которой носили ее вещи, отправляясь на паром. Было трудно определиться, какие вещи нужнее всего. Очевидно теплая одежда, если они все еще будут в море, когда наступит ночь, а вот как насчет подгузников, крема и пудры? Она уже несколько месяцев самостоятельно ходила в туалет, взбираясь по ступенькам, которые сделал для нее отец, но справится ли она на корабле? Вряд ли можно было ожидать, что у нее получиться сходить за борт, так что он решил прихватить ее старый горшок — подгузники были слишком громоздкими.
В кухне она наполнил все шесть ее старых детских бутылочек фруктовым соком. Теперь она обычно пила из чашки, но иногда, когда она была уставшей или грустной, мама давала ей бутылочку, да и на корабле с ними будет проще. Он прихватил три упаковки ее печенья и жестянку с сухим молоком и остановился в нерешительности возле ее консервов. Если они не найдут родителей в первый день, то им придется ночевать под открытым небом, так что было нелишним подумать о разогреве пищи в кастрюле. Надо бы захватить крохотную спиртовую горелку, которую они держали на случай перебоев с электричеством.
Мадхузре ходила за ним по пятам из домика в домик, пока он собирал все необходимое и складывал в кучу на краю кампунга. Он нервничал из-за того, что бегает где захочет, но если бы он начал носить ее, то
