Самый длинный месяц

не верим, не то что сказанному. Вчера вы чуть не разнесли приемный покой, отбиваясь от чертей, сегодня вы майор, преследуете граждан…

—

Преступников.

—

А вы их можете назвать?

—

Пока что не имею права. Двое из них здесь работают, в больнице…

—

Уж не мы ли с Сережей?

Пампушка хохотнула, и в голосе ее вновь зазвучало осуждение. — Себя не помните, Владимир Александрович, врагов каких-то ловите…

—

Я Климов! Климов…

—

Хорошо, я постараюсь вам помочь.

—

Вот так бы и давно! Где телефон? Сейчас за мной приедут…

—

Типичный бред, Сережа.

—

…мое начальство, из милиции.

—

И мания, и раздвоение, — многозначительно поддакнул санитар. — Пошел в разнос…

Их реплики могли взбесить и ангела.

—

Да вы поймите…

—

Понимаю, — умиротворяюще ответила пампушка и сдвинула истории болезней вбок, на край стола. — У вас процесс…

—

Да ни на грамм! — он чуть не сплюнул. — Сейчас мой труп всюду ищут, а я здесь!

—

Вот видите, Сережа, уже труп.

—

Лабильный тип.

—

Шизоидная деформация.

Климов затрясся.

—

Да у вас под носом совершили преступление, и если бы не злая воля…

—

Меньше надо пить.

—

Да я не пью! Не пью! Черт вас возьми!

Необходимость оправдания бесила сейчас Климова больше всего.

Пампушка горестно вздохнула.

—

Когда проспятся, все так говорят.

Климов обессиленно завел глаза под лоб:

—

О Господи! Ну как вам доказать, что я не Левушкин? Не Левушкин я вовсе! Я к вам попал через чердак…

—

Я слушаю.

—

…сначала посмотрел в окно, увидел их…

—

Кого?

—

Да этих гадов!

—

Продолжайте.

—

Вы не верите?

Пампушка сострадательно кивнула головой.

—

Верю, верю…

—

Ну вот, я посмотрел в окно, сначала влез на дерево, потом поднялся по пожарной лестнице, но та, которую я должен был… Вы что так смотрите?

—

Больны вы, Левушкин, и тяжело больны.

—

А я вам говорю!

—

Допустим.

—

Я вам говорю, что эта женщина, которую я должен был сейчас допрашивать, опасна для людей! Она как ведьма! Хуже! Она приобщена…

—

К чему?

—

…к секретам черной магии!

—

И потому?

—

И потому неуязвима.

Пампушка покачала головой:

—

Не женщина, а укротительница тигров.

—

Чертей, — сострил амбал.

Почувствовав издевку, Климов вскинулся.

—

Слушайте!

Вскочить ему не дал Сережа. Не отпуская климовские плечи, он навалился на него всей своей тяжестью и добродушно проворчал:

—

Вот чмо болотное… С утра пораньше простыни сорвал, кидался драться…

—

Ничего… Подлечим. — Пампушке только этих слов и не хватало. — Назначим нейролептики…

—

Ударный курс.

—

Возможно, проведем сеанс электрошока… Словом, — она опять придвинула к себе истории болезней, — социально адаптируем. Как вас по имени?

—

Владимир, — подсказал гиппопотам Сережа.

—

Климов я! Юрий Васильевич! Я требую!..

—

Психопатическая личность.

—

…свяжите меня…

—

Свяжем.

—

…с городом! С моей квартирой!

—

Свяжем, свяжем, — чуть ослабил свой нажим Сережа и погладил Климова по голове. — Все, что хотишь.

—

Отстаньте от меня, — дернулся Климов. — И не прикасайтесь.

—

Хорошо, — наигранно покорным тоном успокоила его пампушка и заботливо спросила: — Вы число хоть помните?

—

Я сам хотел спросить.

—

Вот видите…

—

Не вижу!

—

Вы больны.

—

А я вам говорю…

—

А я…

—

А мне плевать!

—

…вам говорю, что вы больны. Серьезное расстройство психики.

—

Это гипноз.

—

Само собой. И называется он: белая горячка. Месяц помните?

—

Ноябрь вроде.

Трудно сказать отчего, но Климов замялся и ответил не совсем уверенно. Врач удовлетворенно хмыкнула.

—

Ну что ж, я думаю… — она сложила губы трубочкой и попыталась рассмотреть свой лоб. — Через полгодика, от силы, через год, мы приведем вас к норме.

—

Через год?

От изумления он чуть не потерял дар речи.

—

Я не пьяница! Не шизофреник! Я майор! Я требую…

Пружина гнева бросила его к столу, но пальцы санитара пережали сонную артерию. Сквозь тяжелый обморочный шум в ушах он уловил обрывок фразы: «Сульфазин, оксилидин и проследите,