Еды мы ещё с осени припасли с огромным избытком. В период перелёта птиц на юг набили два полных челнока гусей и уток. Зачем уток? Попадали они иной раз под выстрел - мы ведь не самые меткие в мире лучники. Зато, очень быстрые - пору тройку стрел во взлетающую стаю выпустить успевали, а подранков собаки не упускали. Этот период завершился набитым копчёными тушками будущим ледником.
Рыбка в здешней реке водилась в основном тех видов, которые никто из нас не уважал - костлявая. Но наловить её и насушить в несолёном виде до деревянности, всё-таки, пришлось. Для собак. Этот вид 'консервов' называется 'юкола'. Людям её тоже можно есть, но это имеет смысл только в голодный период. Или надо уметь правильно готовить.
За хорошей рыбкой мы на большую реку сходили с Тычинкой. Там у подмытых водой деревьев возле берега стоят отличные экземпляры, видные сквозь прозрачную воду. Зверский лук моей подруги, специальные неоперённые стрелы и несколько промахов в качестве тренировки, а потом дело пошло, как по маслу. Я подгребал к нужному месту, слушаясь каждого жеста рыбачки, а она выбирала цели, поражала их, а потом вываживала добычу за шнур.
С крупными особями мы не связывались - их не каждый раз вытащишь. А терять стрелу обидно. Не так-то проста она в изготовлении.
Вечером чистка, потрошение, укладка в горшки с рассолом и кипячение под крышкой, которая прилипает при остывании, поскольку место стыка - хорошо притёртый конус. Забыл доложить - эти горшки - предмет особой моей гордости. Они не глазурованные, сделанные из костяного фарфора. Несколько лет подбирали составы, приёмы и режимы обжига, пока добились требуемого. Почему я излагаю во множественном числе? Так я не один трудился. С мальчишками, посланными от всех племён нашего северного союза на обучение к шаману, ко мне, то есть. Ну да это прошлые дела. Керамической лабораторией остался заведовать товарищ моих детских игр, бывший Бормотун, а теперь мастер Грозный Рык.
Так о рыбалке. Рыбных консервов мы наделали столько, что заняли почти все горшки, доставленные румяными парнями под предводительством Жалючей Гадюки. Немного их осталось с иным содержимым: набитых солёной черемшой, чтобы добавлять зимой в варево.
Очень много заготовили корневищ рогоза - это растение вроде тростника. Хотя, что я плету - именно рогоз обычно тростником и называют. Мы его надергали прямо из воды, связав две пироги катамараном. С носа рвали, а с кормы отполаскивали в воде, отделяли корни от стебля и раскладывали на просушку. Знаете, втроём, действуя дружной командой, даже трудную работу выполняешь в охотку. Что-то вроде комбайна рогозоуборочного у нас получилось.
Если кто-то полагает, что отлучаться из дома, бросая его без присмотра, неосмотрительно, так я с этим никак не могу не согласиться. Мы оставляли жильё на Серую. У неё сейчас щенки, отчего она весьма строга с посетителями. Серый тоже всегда неподалеку - если услышит ворчание своей ненаглядной, обязательно появится, причем, обычно подходит к предмету неудовольствия со спины.
Третий наш пёс - Загря - редко упускает возможность принять участие в любой заварушке на стороне собственных родителей. Проживающих в нашем доме пациентов собаки не обижают, если не приказать. Но, если что им не по нраву, призывают к порядку недружелюбным ворчанием. А что Вы хотели? Полудикие они у нас, неприветливые, неласковые.
Про грибы, ягоды, разные корешки и лопушки рассказывать не стану, а то у меня никакой шкуры для описания всего этого не хватит. Лучше про огород поведаю. Имеется поблизости подходящий участок. Одна беда - он зарос густым старым ельником. Таким, что чувствуешь себя в нём, словно в уставленном колоннами мрачном храме. Вот тут я и приготовился к расчистке территории - ободрал кору в нижней части стволов, да и оставил деревья сохнуть на корню. Если не дойдут руки свалить это всё руками - пережгу зимой - пускай валятся. А там комли растерзаю на смолюшки, а остальное спалю, что на дрова не возьму.
Ну и добавлю напоследок такую деталь. Мы, когда стройматериал заготавливали, отсекали от молодой поросли кучу веток. А у нас с Тычинкой на это дело условный рефлекс - веники вязать и под кровлю подвешивать. Это ещё с той поры, когда там, на севере, приручали коз. В этой местности никаких коз не водится, но корма для них мы заготовили очень много. Считайте, по недомыслию.
Вот и получилось, что разных припасов к зиме нашими трудами создано было не много, а очень много. Так ведь ещё и Жалючая Гадюка со товарищи привёз еды, годной для длительного хранения, заведомо больше, чем требуется нам до следующего лета. И кто всё это съест? Так пациенты. Ходят они сюда. Многие задерживаются на несколько дней. Иные - надолго. А бывает, и навсегда остаются - не все выживают, что уж греха таить.
Так вот, и мы, и больные, и сопровождающие их лица - все едят из одного котла. Все выполняют одни правила и трудятся под руководством того, кому из нас нужны помощники. С дровишками работа есть всегда. Пемзу продолжают подтаскивать, известняк. На вырубке вообще дел полным полно, в других местах старые деревья надо удалить, двор замостить камнями… разогнался я что-то. Ну, да, кто хозяйство вёл, и без подробностей поверит - вечно на всё, что надо, никаких рук не хватает.
Отсюда и желание расширить постройку, а то тесно у нас становится.
Для полноты картины упомяну один чисто бытовой эпизод из зимней жизни. Сидим мы вечерком вокруг ровно горящего костра, чай пьём из земляничного листа заваренный. Семейство моё, охотник с лубком на ноге, женщина, поправляющаяся после тяжёлых родов и ещё пара человек. Распахивается занавес из тяжёлых шкур, что отсекает нашу тёплую компанию от стылой зимней ночи, и входят три крепких охотника без малейших признаков нездоровья.
Я, как хозяин дома, встаю им навстречу и открываю рот для слов учтивого приветствия, но позыв мой оказался тщетным:
- А ты хорошо устроился, колдунишка, - считай от порога заявляет центральный персонаж возникшей перед нами группы. - Здесь буду жить я, - и топором замахивается.
- Ничто не сравнится с Матильдой моей! - воплю я во всю силу голосовых связок, отводя правую руку, как будто разворачиваю грудную клетку для глубокого вдоха. Сам же в это время быстро шагаю вперёд и с левой заезжаю кистенём в висок посетителю.
Еле успеваю отскочить в сторону, потому что мужик падает прямо на меня, поверженный вспрыгнувшим ему на спину Загрей. Картина дополняется видом Серого, вцепившегося в причинное место левому ведомому, а правый нервно дёргает головой после удара, полученного от Тычинки рычагом крапивной мялки.
Занавес распахивается повторно, впуская подкрепление ещё из двух охотников, но один их них задерживается, рассматривая стрелу, торчащую у него из груди - это Фая успела вмешаться. Второй же спотыкается о Серую, только что стряхнувшую щенков со своих сосков. Споткнувшийся налетает затылком прямо на гирьку моего кистеня и лбом опять же на крапивную мялку.
Такие вот больные ко мне наведались. Все умерли. И, да, эпизод этот по моему времяощущению длился секунд восемь.
Понимаете, какое дело: я ведь не турист какой в древнем мире. Нормальный доисторический пацан, воспитанный в среде реальных дикарей, и усвоивший, что в жизни всякое случается. Я ни капельки не злой, просто не люблю бояться.
Глава 3. Большой дом
