никакого отношения к неблаговидным делам застоя, но трудно воспринимает отход от стереотипа врага (что вполне естественно), привыкла подчиняться голосу сверху и боится за свои служебные места. А кто не боится? Разве не пугает пример разогнанных служб Восточной Европы? А сокращения, о которых только и речь? Ведь если говорить начистоту, то сотрудник КГБ в социальном плане защищен еще меньше, чем армейский офицер. Начальство всевластно. Осмелится критиковать — тут же ловко подставят ножку, напишут плохую аттестацию, не пренебрегут и доносами! Если сотрудник осмелится встать на дыбы, то не просто уволят, а так уволят, что ни одна приличная организация на работу не возьмет. И куда он пойдет жаловаться? В суд? В комиссию по обороне и госбезопасности? Кто сумеет его защитить? Да на запрос самой высокой инстанции КГБ всегда сможет ответить: увольнение товарища связано с некоторыми сугубо оперативными вопросами, разглашать которые мы не имеем права. И точка! Кстати, даже без 'помощи' КГБ на новую работу непросто сотруднику устроиться: увы, но в каждом бывшем кагэбисте видят стукача. Хотя, если говорить откровенно, то стукачи- добровольцы, вкрадчивые, вечно сигнализирующие и пекущиеся о чистоте идей и нравов, сто очков вперед дадут по этой части любому сотруднику КГБ!
Вот и молчат честные офицеры или вторят хулу в адрес тех, кто осмелился сказать правду. Страх всегда был царем в КГБ, мерзкий страх, десятилетиями сковывающий организацию даже больше, чем всю страну.
А ведь обновленный КГБ нужен демократии. В обновленном КГБ будет и свободнее дышать, и радостнее работать, ибо эта работа будет не во имя абстрактных лозунгов и схем, не против тех, кто не согласен с вечно правильной линией партии, а во имя безопасности всего народа, никогда не видевшего защитников от властолюбцев, ворюг и авантюристов.
КГБ обвиняет: 'Люди возмущены поступком Калугина'. И жалобы на сотрудников КГБ, оказывается, писал генерал, и кляузы в ЦК, проверка которых 'компетентными органами' ничего не подтвердила, и стремился обзавестись связями, и уж, конечно, 'тяга к богемному образу жизни, привычки устраивать застолья, используя служебное положение'. Однако по неясным, но добрым российским законам, чем больше система вываливает свою жертву в грязи, тем выше престиж этой жертвы в народе.
Калугин высказал разные мнения, с одними можно соглашаться, другие вызывают возражения и даже протест.
Но важно, что критика КГБ должна стать нормой, она направлена на укрепление государственной безопасности, и проигрывает тот, кто вместо серьезной дискуссии начинает сжимать кулаки. Все это мы уже проходили.
Протестуя против гонения Калугина, я отказываюсь от знака, который КГБ вручает за заслуги, — 'Почетный сотрудник госбезопасности'.
'ДЕЛО КАЛУГИНА'
В те дни, когда Центральное телевидение вновь показывало нам Штирлица и полковник Максим Максимович Исаев вел опасные игры с фашистскими бонзами, его современный коллега генерал Олег Данилович Калугин обменивался болезненными ударами с собственным руководством. Точнее, бывшим руководством. В феврале этого года почетный чекист, кавалер 22 правительственных и ведомственных наград, бывший начальник управления внешней контрразведки КГБ СССР (1973–1979 годы), бывший первый заместитель начальника УКГБ по Ленинграду и Ленинградской области (1980–1987 гг.) генерал- майор Калугин был уволен в отставку. 16 июня он выступил на конференции 'Демократической платформы в КПСС', а затем в ряде центральных издания с резкой критикой КГБ. И если послужной список Калугина не гарантирует ему славы Штирлица и места в галерее героев — или антигероев — ЧК/ОГПУ/ НКВД/КГБ, то эти выступления создали беспрецедентную доселе ситуацию. Прежде подобное мы слышали от сотрудников КГБ, ушедших 'на ту сторону' (с 1980-го, по данным Калугина, таких было 20 человек. Председатель КГБ, отвечая на вопросы на съезде КПСС, поправляет: восемь…). Калугин же 'не ушел', не пересек границу. Для КГБ, как следует из публикации комитетского Центра общественных связей в 'Правде', он, безусловно, изменник — однако изменник не бежит, не прячется, и получить номер его московского телефона не составляет труда! Ситуация эта стала возможной в последние годы и объясняется не успешными усилиями врагов по подрыву строя, а изменениями взглядов на роль государства в целом и КГБ как одного из его институтов. Появившаяся альтернатива страху и безусловному подчинению на самом-то деле необходима для нормального функционирования КГБ, однако отнюдь не упрощает жизнь комитета. Становятся невозможными простые решения проблем вроде 'дела Калугина': человек, противопоставивший себя КГБ (или другому ведомству — прокуратуре, министерству обороны, например), не подписывает более себе приговор (или 'выбирает себе судьбу', по терминологии статьи в 'Правде'). И если ведомство пытается следовать старой, накатанной дорожкой, то легко предсказать общественный протест и скорее эмоциональную, нежели рассудочную реакцию общественного мнения. Это уже проявилось в ' деле Гдляна и Иванова'. Но межведомственный обмен опытом (Прокуратура — КГБ), судя по всему, не состоялся…
Указы Президента СССР. и Совета Министров о лишении звания и наград, последовавшие 30 тоня, были изданы ' по представлению КГБ СССР'. 'За действия, порочащие…' Указа об от
Краткое резюме того, в чем обвиняет КГБ, 'по-прежнему самую закрытую организацию в стране', Олег Калугин:
— Вербовка агентуры в рядах политических противников и организаций — 'от академиков и кончая милиционерами, от Священного Синода Русской православной церкви до спортсменов, от военачальников до музыкантов и литературных критиков'; нейтрализация организаций в целом, их разложение как конечная цель;
— подслушивание, перлюстрация почты, ведение досье на советских граждан, негласные вторжения в их жилища. Застрахованы от всего этого лишь высшие номенклатурные лица в партийных и государственных органах:
— распространение дезинформации, слухов;'
— наличие потенциала, наносящего ущерб здоровью и жизни граждан.
По заявлению Калугина, КГБ — 'правая рука высшего руководства ЦК КПСС'. В последнее время большая часть сотрудников КГБ ушла вправо, стала опорой консервативных сил… прежде всего в партийном аппарате и защищает скорее тех, кто 'не хочет поступиться принципами', нежели подлинную безопасность государства и его граждан ('Где же были органы КГБ во время событий в Сумгаите, Фрунзе, Тбилиси?' — задает вопрос Калугин).
Бывший генерал призывает к деполитизации КГБ, подчинению комитета органам Советской власти, парламенту. Он считает неотложными полную реорганизацию КГБ и сокращение его штата минимум на 50 процентов, ликвидацию системы политического сыска, отказ от платных осведомителей… Калугин, конечно же, не первый говорит об этом. Принципы демократического переустройства КГБ обсуждаются давно — задержка с реализацией, что и делает возможной подобную ситуацию.
Во фразеологии Калугина заметны прямые параллели с тем, что мы привыкли читать о ЦРУ: 'тайная рука Белого дома', 'потенциал убийств', 'орган подавления инакомыслия'. И это лишний раз подтверждает: спецслужбы всего мира схожи. Близкие, получаются по Калугину, родственники. Претендовать на исключительность, мотивируя ее 'идеалами' и 'принципами', вряд ли оправданно. Схоже и то, что аппарат спецслужб, будь то американское ЦРУ, южнокорейское ЦРУ или советский КГБ, как утверждает Калугин, в
