пяти на каждую. Девушки обычно носят по одному-два браслета, замужние женщины — больше, часто браслеты из слоновой кости соседствуют с серебряными. В ушах большие «адатные»[14] серьги в виде колец. Говорят, золотые, но, по-моему, это сплав серебра с золотом. Серьги носят в основном пожилые женщины, молодые редко прокалывают уши.
Мужчины чаще всего ходят в рубашках и липах, кто постарше — иногда в одних липах. В будни носят темные липы, в праздники иногда надевают светлые или клетчатые. Мальчики ходят в штанишках или, чаще, в липах, а малыши обоего пола бегают голышом, причем все они чрезвычайно грязны. Вообще одежда жителей Палуе весьма однообразна, что кажется странным для народа мореплавателей.
Местные ткани необычайно красивы, но сколько труда уходит на их изготовление. Нити, из которых делается материя, окрашивают перед тем, как начать ткать, причем в соответствии с будущим узором нити, идущие на те части материи, которые должны остаться неокрашенными или будут окрашены в другой цвет, ткачиха обвязывает лыком, защищая их таким образом от проникновения красителя. Вот почему эта красильно-ткацкая техника называется «икат» («вязать», «связывать»).
Когда, вернувшись в Польшу, я рассказал об этом производстве одному из наших специалистов по народному ткачеству, он мне вначале не поверил и, лишь осмотрев мою коллекцию, сказал:
— Я не могу не верить, потому что вижу своими глазами, но понять, зачем люди так усложняют себе жизнь, я не в состоянии.
Была еще одна проблема, которая меня очень интересовала: с кем и когда вели войны местные жители. Как выяснилось, два года назад деревня Нитунга выступила против Рокинроля, который потерял трех человек, Нитунг — одного. Закончить войну помогла полиция, но отношения между деревнями и даже между сторонниками каждой из них и сейчас натянутые. Если прежде молодой человек из одной деревни мог прийти к девушке в другую, то теперь это невозможно.
В качестве оружия на войне использовались бамбуковые луки, отличающиеся от охотничьих тем, что их подвергли воздействию магии. Рассказывают, что врачам в госпитале было необычайно трудно извлекать из ран наконечники стрел с зазубринами. Иногда предпочитали не трогать рану, и пострадавшие ходили с наконечниками, пока они не выпадали.
Для охоты и для военных целей использовались разные стрелы: вока — для охоты на дичь, хубе — на кабана. И те и другие использовались как оружие. Наиболее универсальные стрелы называются рубарабаба. С ними можно идти и на птицу, и на кабана. У рубарабаба и хубе наконечники железные с зазубринами. Недавно, лет десять-двадцать назад, получил распространение еще один вид оружия — сенджата, или подводный самострел, служащий только для охоты на рыбу и распространенный в прибрежных поселках, а также в Туду.
Обедал я вместе с учителями. Женщины ели отдельно, в кухне. На Палуе работают несколько учителей с Флореса и несколько местных. В последние годы девочки-островитянки едут учиться на Флорес. Прежде с этим были большие сложности, поскольку, согласно обычаю, женщины не должны покидать остров.
На Палуе одиннадцать школ, которыми руководит миссия. Дети христиан и язычников обучаются совместно. Смешанные браки очень редки, хотя и поддерживаются добрососедские отношения. Когда я спросил Магдалену, местную учительницу, есть ли среди ее подруг хотя одна язычница, она ответила отрицательно. Но это, может быть, нехарактерный пример, потому что Магдалена принадлежит к «сливкам» общества. Она утверждает, что католики не обращаются к языческим жрецам. Вечером я спросил об этом у миссионеров. Обоим точно известно, что многие христиане пользуются услугами их языческих коллег.
Мне оказали, будто ни на одну из двух гор не острове не ступала еще нога туриста, но что на более высокую вершину местные жители поднимаются. Хорошо бы побывать первым на этих вершинах. Сразу станет ясно, что краковский комитет по физической культуре не напрасно выделил мне субсидию как туристу. Увы, оказалось, что на главной вершине уже побывали какие-то австралийцы. Зато к кратеру вулкана до сих пор никто, кажется, не поднимался, даже палуенцы.
В первый же свободный день после полудня отправляюсь на покорение ближайшей вершины — Манунаи, самой высокой точки острова. Ко мне присоединяются ребятишки, причем число их непрерывно растет. Брудер идет на вершину! Сенсация! Ну как мне разогнать мою свиту? С каким бы удовольствием все эти тридцать или сорок любопытных симпатичных голышей полезли бы со мной наверх. Как их спровадить? Спрашиваю, умеют ли они говорить по-индонезийски. Мальчики постарше, видимо обучающиеся в школе, отвечают «да». Тогда я говорю, что хотел бы остаться один. Это их озадачивает, они останавливаются, пропустив меня вперед, и, поскольку идти следом, на почтительном расстоянии, неинтересно, дети разбредаются кто куда. Какой, однако, странный этот иностранец! Даже сумку не разрешает понести. А как горд был бы любой мальчишка, если бы я дал ему мою сумку! Но тогда ни его, ни остальных ребят прогнать было бы совершенно невозможно.
В моем мешке кроме фотоаппарата есть фонарь и плащ с капюшоном: говорят, что будет дождь. Дождя я не боюсь, а снять прекрасный вид, открывающийся с вершины, хотелось бы.
Все-таки иду на вершину — не хочется, чтобы пропала свободная половина дня. При моем темпе работы у меня не будет оставаться свободного времени для радостей туризма. Моим доброжелателям, которые пытаются отговорить меня от этого предприятия, говорю, что я не сахарный, не растаю. С каким восторгом они повторяют:
— Да, да, брат, ты не сахарный.
Может быть, это выражение останется у них в языке как след славянских культурных влияний?
Если окружающие не считают меня сумасшедшим, то исключительно благодаря миссионеру Глинке, долгое время жившему здесь, научившему их, что эти странные люди из Польши делают массу вещей, непонятных для жителя Палуе, но кому-то для чего-то нужных. Все знают, что мы составляем описание их острова, и очень этим гордятся. Может быть, нужно, чтобы я описал и эту гору?
Сначала иду один. Потом ко мне присоединяется какой-то молодой человек. Мне вспоминаются другие горы и другие люди, часто сопровождавшие меня во время прогулок. Дома мечтаешь о далеких путешествиях, а на экваторе тоскуешь о родине! По пути встречаю женщин с корзинами, прикрепленными к свисающим с головы ремням. Корзины полны щепок. Пользуясь тем, что они нагружены и не могут убежать, фотографирую. Как всегда в таких случаях, женщины смущаются, прячутся друг за друга, смеются. Откуда они несут столько щепок? И все щепки от дерева с красной древесиной. Оказывается, выше в лесу мужчины мастерят лодку.
— Стоит посмотреть. Мужчины обычно работают в адатной одежде, — говорит мой спутник, человек бывалый, повидавший свет (какое-то время он работал в госпитале в Маумере).
При нашем появлении работа приостанавливается.
— Фото, брудер, фото, — с этими словами мужчины образуют живописную группу на стволе обрабатываемого ими дерева и, приняв позы чудо-богатырей, ждут, пока их сфотографируют. Большинство действительно в адатной одежде, с пышными шевелюрами. В центре сидит человек в обыкновенной липе, в покупной рубашке и с традиционной повязкой на голове. Делаю снимок и достаю кинокамеру. Все снова замирают по стойке «смирно». Когда я объясняю, что будет фото-хидуп (живая фотография) и что я хочу снять фильм о том, как они работают, мужчины быстро принимаются за дело. Думаю, если бы они всегда трудились в таком темпе, лодка была бы готова в течение часа. Поэтому, держа камеру на уровне глаз, терпеливо жду, пока они немного успокоятся и перестанут демонстрировать свое необыкновенное трудолюбие. После этого начинаю снимать.
Лодка строится на горе, в пятистах метрах над уровнем моря. Интересно, как ее будут спускать? Оказывается, есть специальная дорога.
— Приходите завтра, — весело приглашают меня, — соберется человек пятьдесят-сто мужчин, возьмем лодку на плечи и понесем.
Конечно, приду. Правда, это не будет песта пераху (праздник лодки), но без танцев и музыки не обойдется. Я решил поход в Аву и на Рока Тенда отложить на послезавтра. Рока Тенда — действующий вулкан, последнее извержение которого произошло два года назад, когда под тяжестью камней и пепла проломилась крыша церкви. Мне больше не представится случая присутствовать при спуске лодки на воду.
По тропинке дошел до границы между деревнями Чавалау и Леи. Там на некотором расстоянии друг от друга стоят огромные бетонные столбы с надписью: «батас» («граница»). С одной стороны — название
