знакомим. И только голос Арины Павловны, рассказывающей Дагалине о гибели матери, о потерявшемся Вовке, снова вернул её к действительности.
Когда Рая съела бульон, Фатимат пододвинула ей тарелку с кусочками курятины в сметанном соусе.
— Это — гедлибже, наше кабардинское кушанье, — пояснила Фатимат. — У нас как-то гостили русские: папин знакомый с девочкой — ей гедлибже понравилось.
Понравилось оно и Рае.
После обеда Дагалина предложила Арине Павловне отдохнуть, а Фатимат пригласила Раю посмотреть город.
Он был небольшой, тихий, уютный, утопал в зелени. С юго-западной стороны по взгорью сбегал к нему лес. Вдали за лесом изогнутым контуром тянулись по горизонту седые скалистые горы.
Фатимат показала Рае школу, где она учится. Оказывается, Фатимат, как и она, Рая, перешла в этом году в восьмой класс.
— Ты тоже семь окончила? Вот и хорошо: в восьмом будем вместе учиться! — весело сказала Фатимат, подбрасывая на ладони кончик своей косы.
Время подходило к полудню, становилось жарко. У Раи на лбу и носу выступили бисеринки пота.
— Пойдем в парк: там прохладно.
Парк был большой, тенистый. Девочки долго гуляли по его дорожкам и тропинкам. Рая рассказывала своей новой подруге о родном Ленинграде.
Фатимат с широко раскрытыми глазами ловила каждое ее слово.
— Когда кончится война, когда наши прогонят немцев, мы с папой обязательно приедем посмотреть ваш город, — сказала она.
Девочки вернулись домой. Дагалина собиралась на дежурство: она работала медсестрой в городской больнице, где до войны главврачом был ее муж. Арина Павловна сидела на диване, у нее на коленях играла маленькая Ниночка.
— Мама, ты уже уходишь? — спросила Фатимат.
— Да. Сегодня мне надо пораньше. Через час накорми Ниночку.
— Хорошо, мама.
Рая подсела к бабушке.
— Бабуля, мы с Фатимат обошли весь город. Мне он так понравился! Сейчас буду писать письмо папе.
Рая попросила у Фатимат ручку, бумагу и присела за столиком в ее комнате…
Это было самое трудное письмо в ее жизни. Как рассказать отцу о гибели мамы, о Вовке? А может, пока не надо об этом писать? Получить такую ужасную весть — это же… Нет, нет, пусть папа будет спокоен, пусть думает, что у них все хорошо. В день отъезда из Ленинграда они послали ему письмо, в котором сообщали, что эвакуируются. Куда — пока неизвестно. Потом с дороги написали, что едут на юг. И вот теперь Рая напишет, что они приехали на Северный Кавказ, в Кабарду, в Нальчик. Остановились в доме одной кабардинской семьи.
«Ах, папочка, если бы ты знал, какие это чудесные люди! Они приняли нас, как родных. Я не знаю, как мы потом сумеем их отблагодарить… — писала Рая. — Папа, очень прошу тебя, отвечай поскорее, чтобы мы знали, что письмо ты получил и теперь тебе известен наш новый адрес.
Все тебя обнимаем и целуем.
Рая».
Дни новых тревог
Рая быстро освоилась в новом для нее городе. А Арина Павловна привыкала с трудом. Не знала, куда себя деть. Она попросила Дагалину подыскать ей какую-нибудь работу. Та устроила старушку уборщицей на рынке, и теперь все немного наладилось. Но скоро Арину Павловну стала тяготить другая мысль: как ни добра была Дагалина, бабушке, казалось, что они с Раей стесняют хозяев. Она поговорила об этом с директором рынка, и тот через горсовет выхлопотал им, как эвакуированным, небольшой, оставшийся без наследников и надзора домик на окраине города.
Теперь они жили почти как у себя в Ленинграде — полные хозяева; Рая, придя из школы, шла на рынок помогать бабушке. А уроки делала вечером.
Она никогда не забудет, как пришла первый раз в свою новую школу с Фатимат и с тетей Дагалиной.
Директор сам провел Раю в класс. Сказал учительнице и ребятам, что девочка эта из Ленинграда. Эвакуированная. Она будет учиться в их 8-м «А». Сорок пар глаз, мальчишечьих и девчоночьих, с нескрываемым любопытством смотрели на нее. Рая была не из робких и все же немного смутилась.
Учительница показала свободную парту. Едва Рая шагнула к ней, как с первой парты поднялся высокий, худощавый паренек, сказал учительнице:
— Разрешите мне сесть там, а она пусть здесь, — кивнул он на свое место.
— Пожалуйста, пожалуйста! — охотно согласилась учительница.
В первую же перемену Фатимат рассказала своим подругам, что у их новой одноклассницы при эвакуации погибла мать, потерялся маленький брат. Отец на фронте, а к ним, в Нальчик, она приехала с бабушкой. Жить им очень трудно.
После уроков Раю провожали до дома чуть ли не все девочки класса. А потом каждая старалась помочь новенькой хоть чем-нибудь. Кто подарит тетрадь, кто новый учебник, кто принесет фрукты.
Рая сначала отказывалась. Фатимат сказала:
— Нехорошо так. Они делают это от чистого сердца.
Шли дни, а письма от отца все не было и не было. Отчаявшись, Рая решила написать в «Красную звезду» Упрямову. Не поможет ли Игорь Александрович узнать, где папа, что с ним, почему он не пишет?
Скоро Рая получила ответ. Упрямов писал, что попытается обязательно установить адрес Николая Дмитриевича и связаться с ним.
Одновременно с письмом Упрямову Рая написала еще в Ленинград, Светке. Когда они уезжали, Рая оставила ключ от почтового ящика подруге и просила, если будут письма, сберечь их. Возможно, отец не получил нового адреса и по-прежнему шлет письма в Ленинград. Но Светка почему-то тоже не отвечала.
А с фронта приходили вести все тревожнее. Наши войска оставили Харьков. Надежда на то, что Вовка найдется, рухнула. Рая ходила как потерянная. Объяснения учителей на уроках пролетали мимо ушей. Контрольную работу по математике написала на двойку.
— Дмитриева, я тебя не узнаю! — сказала учительница, раздавая работы.
— Глафира Ефимовна! У нее в Харькове брат Вовка потерялся, — вступилась за подругу Фатимат.
— А, вон что! — Учительница подошла к Рае. — Извини меня, дорогая… Давай вот что сделаем: после урока задержись — повторим с тобой этот материал…
Потом пришла весть — пал Ростов.
Когда Рая возвращалась из школы, на улицах там и тут переговаривались люди.
У книжного магазина старик в черкеске, каракулевой шапке, с большим шрамом на лице возбужденно выкрикивал:
— Вы понимаете, понимаете, что это значит? Ростов — ключ к Кавказу!
Его собеседники, такие же старики, печально кивали.
Печать тревоги, казалось, лежала на всем. Над городом стояло хмурое небо, моросил дождь; жалко трепетали на холодном ветру ветви деревьев; грустно глядели маленькими оконцами домики окраинных
