— О, уже ночь! Иди, детка, ложись. Дай мне попить и ложись.
Рая поднесла к ее воспаленным губам чашку. Арина Павловна отпила несколько глотков, сказала:
— Как-то Ахмет говорил, он умеет готовить отвар из полыни и еще каких-то трав. Очень хорошо помогает от простуды. «Я, говорит, только и спасаюсь им».
— Бабушка, что же ты молчала?! — воскликнула Рая. — Я сейчас же схожу к нему.
— Нет, нет, внучка, поздно уж… Неудобно беспокоить в такое время старого человека.
— Ничего, бабушка. Дедушка Ахмет не обидится…
Из подвала поднялся комиссар Фролов. Опираясь на палку, он подошел к кровати.
— Добрый вечер, Арина Павловна! Ну, как вы чувствуете себя?
— Жар большой.
Комиссар приложил руку ко лбу старушки, затем послушал пульс.
— Рая, завтра же надо сообщить Дагалине. Возможно, удастся пригласить врача.
— Александр Алексеевич! Дедушка Ахмет умеет готовить отвар из полыни. Говорит, как рукой простуду снимает!
— Да, народное средство иногда бывает очень действенным.
— Я сейчас схожу к нему. А вы попросите Хабаса, чтобы посидел с бабушкой.
— Я сам побуду с нею… Только прошу, Рая, будь осторожна, избегай встречи с патрулями.
Домик Ахмета находился на противоположной стороне города. Рая пробиралась окраинными улочками и дошла благополучно, не встретив ни одной души, кроме бродячих собак.
Старик еще не спал, чинил сбрую и не очень удивился приходу девочки в столь поздний час: он уже привык к полуночным посещениям тайных «гостей».
Узнав, зачем пришла Рая, Ахмет вышел в сени, принес щепок, развел огонь в железной печурке, поставил на нее котелок с водой. Снял со стены какие-то крохотные мешочки, и когда вода закипела, засыпал в котелок по щепотке из каждого мешочка. Скоро по дому распространился горьковатый запах полыни и еще каких-то трав или кореньев. Старик дал покипеть снадобью, затем снял, процедил через ситечко в миску, вынес в сени остудить. Потом слил в бутылку, закупорил ее.
— Держи! Пока идешь, холодком обдаст, и будет в самый раз. Сейчас пусть выпьет чашку, потом утром. А потом еще на ночь, и вся хворь ко второму утру сойдет через пот.
— Спасибо, дедушка Ахмет! — Рая сунула бутылку за пазуху и выбежала из дома.
Чтобы скорее напоить бабушку целительным отваром, решила сократить путь, пробираться не окраиной, не в обход, а прямо, через центральные улицы.
Конечно, это было рискованно: за последние дни в городе участились ночные пожары, кроме того, чуть ли не у самой комендатуры был ранен немецкий солдат, и теперь патрули были как никогда бдительны. Особенно усердствовали полицаи: они тащили в комендатуру чуть ли не каждого встречного. Но Рая надеялась, что ее не задержат: ведь она несет лекарство больной.
Но оно-то как раз и послужило поводом для привода ее в комендатуру.
Сначала задержали два патрульных немца. Обыскали — нашли бутылку.
— О, Фриц, шнапс! — воскликнул тот, что обыскивал.
Рая нарочито весело рассмеялась. И хотя не без запинок, но довольно толково объяснила фрицам на немецком языке, что это никакой не шнапс, а лекарство, которое она несет бабушке. И она очень и очень просит господ офицеров (хотя это были самые рядовые фрицы) не задерживать ее.
Немец откупорил бутылку, понюхал и хотел разбить о мостовую.
Его руку перехватил другой — пожилой, усатый.
— Оставь, Курт! Пусть идет.
Рая выхватила бутылку у патрульного и побежала.
Она уже миновала центр города, как наткнулась на полицая.
— Стой! — крикнул тот.
Она, конечно, сумела бы увернуться, но полицай мог выстрелить в спину: такое не раз бывало.
— Куда идешь?
— Дядечка, я за лекарством бабушке ходила, — ответила Рая и, не дожидаясь обыска, достала из-за пазухи бутылку с отваром.
Полицай схватил бутылку, тряхнул ею. Злорадно улыбнулся:
— Ловко придумала! Таким лекарством на той неделе склады спалили! — Он схватил девочку за шиворот. — А ну, марш со мной!
— Дядечка, ей-богу, это лекарство! Отвар!
— Там в комендатуре разберутся!
Через несколько минут полицай ввел Раю во двор, уставленный машинами, мотоциклами. У стены, на привязи, немецкие овчарки.
Полицай втолкнул девочку в помещение и повел по длинному узкому коридору. За дверью одной из комнат Рая услышала немецкую брань, какие-то глухие удары и стон. «Допрашивают задержанных!» — догадалась она и почувствовала, как сжалось от страха сердце.
В конце коридора полицай втолкнул Раю в небольшую комнату. В ней за голым столом, на котором стоял лишь телефон, сидел дежурный капрал. Он сонливо посмотрел на Раю, потом вопросительно уставился на полицая. Тот, запинаясь и мешая немецкие, русские и кабардинские слова, объяснил, что задержал вот эту русскую с подозрительной жидкостью. Полицай тряхнул бутылкой.
— Айн момент! — сказал капрал и скрылся за дверью другой комнаты.
Скоро он вышел оттуда и, придерживая обитую войлоком дверь, крикнул полицаю:
— Битте!
Полицай втолкнул Раю.
За столом, накрытым зеленым сукном, сидел офицер с Железным крестом на мундире. Взглянув на задержанную, он недовольно поморщился, коротко бросил капралу: «Переводчика» — и снова уткнулся в бумаги.
Наступила томительная пауза.
Рая оглядела комнату. Она была большой, светлой. В простенке, между плотно зашторенными тяжелыми гардинами окон, висел в позолоченной раме портрет Гитлера. Фюрер был в простой солдатской шинели без погон и в картузе без кокарды. Его крупные, слегка деформированные и смещенные черты лица — что безуспешно маскировалось усами и челкой — казались вялыми, как это бывает после приступа у людей, страдающих истерией. И только глаза — крупные и чуть выпученные, — как бы все еще храня след взрыва бесноватого характера фюрера, недоверчиво косили.
На стенах висели карты Советского Союза, Кавказа, план Нальчика.
Рая повела глазами на полицейского: тот замер в стойке «смирно», держа в левой руке бутылку с отваром.
Кто-то вошел, щелкнул каблуками, проговорил на немецком языке:
— Имею честь… По вашему приказанию…
Рая узнала голос Слепцова.
— Допросить! — не отрываясь от бумаг, приказал офицер, кивком показывая на Раю.
Слепцов шагнул к столу и, узнав Раю, изумленно уставился на нее.
Рая ждала, что он сейчас повернется к офицеру и скажет, что произошла ошибка, что девочку эту он знает. Но Слепцов, покосившись на бутылку в руках полицая, строго сдвинул белесые брови, спросил стража порядка, где, как и при каких обстоятельствах он задержал русскую.
Когда полицай ответил, переводчик повернулся к Рае и так же строго потребовал рассказать, кто она и что за жидкость в бутылке.
Рая презрительно посмотрела в бесцветные глаза Слепцова. «Какой же ты жалкий трус и шкурник!» — мысленно произнесла она, резко отвернулась от переводчика и обратилась к офицеру на немецком языке:
— Господин начальник! Полицейский ошибся. Это не зажигательная жидкость, это лекарство!
Офицер вскинул голову, брови его удивленно взлетели на лоб.
— О, я слышу прекрасную немецкую речь! — Он повел рукой, как бы отстраняя Слепцова от допроса,
