небоскрёбы.
— Ведь правда? — Душанко ждал от меня подтверждения. — Этот Быков просто замечательный человек, да?
Мне страшно хотелось просто-напросто пожать плечам. Я был уже в пижаме и хотел сегодня — после четырёх заседаний — лечь спать немного пораньше. Вероятно, у человека в пижаме мозг работает более вяло. Я был совершенно не в состоянии вспомнить, кто такой Быков. Чтобы сосредоточиться, я выключил радио. Ведь к вопросам детей нельзя относиться легкомысленно.
— Быков, — внушительно начал я, — Быков… гм…
В этот момент я взглянул на сына: его широко раскрытые глаза смотрели на меня жадно и доверчиво. По какой-то неизвестной мне причине одной из основ мировоззрения моего сына является непоколебимое убеждение, что его отец знает всё обо всём и шутя заткнёт за пояс любого человека на свете, в том числе и Душанка.
Поэтому в создавшейся ситуации я охарактеризовал Быкова несколько уклончиво, но твёрдым и безапелляционным тоном заявил:
— Это честный человек и хороший гражданин.
— Я тоже так думаю! — восторженно сказал Душанко, и я облегчённо вздохнул. Само собой, тот, кто нравится современной молодёжи, не может не быть честным человеком и хорошим гражданином.
— Но Колёсов, — неожиданно произнёс Душанко, — ещё лучше?
Я кашлянул, пробормотал что-то невразумительное и надел поверх пижамы халат. Но, несмотря на это, никак не мог вспомнить, кто такой Колёсов. Я не знал о нём ровно ничего, кроме того, что между ним и Быковым существует какая-то связь. Среди писателей и киноактёров я этих фамилий не встречал…
— Да, — решительно сказал я, — Колёсов в какой-то мере отличается от Быкова.
«Если Колёсов лучше Быкова, — лихорадочно размышлял я, — то, может быть, они спортсмены, штангисты, например». Я решил попытать счастья и, делая вид, что продолжаю читать газету, заметил:
— Если оценивать их с точки зрения мускулатуры, я отдаю предпочтение Колёсову.
Душанко улыбнулся. В этой улыбке была такая снисходительность, от которой у меня мороз пробежал, по коже.
— Дело не в мускулатуре, — пояснил он. — Нужно, чтобы вот тут было. — И он выразительно постучал средним пальцем по своему красивому высокому лобику.
Я почувствовал на себе выжидательный взгляд своего потомка и наследника. «Ого, он будет учить моего отца! Ну погоди, сейчас ты увидишь, какой у меня отец!» — несомненно думал он.
Теперь я знал, что нужно восхищаться умом Быкова и Колёсова. Ясно, речь идёт о научных работниках. Наверняка это бородатые академики, а я болтаю о мускулатуре! Э-эх! И я воинственно провозгласил:
— Наука, друг мой, — это наука!
Душан согласился.
Я посмотрел на сына так, словно хотел дать ему понять, что не у каждого мальчика есть такой отец. И вдруг среди ясного неба грянул гром:
— В Быкове мне нравится быстрота!
В старом академике человеку может нравиться всё, что угодно, но только не быстрота. Итак, речь идёт всё-таки о спортсменах, сообразил я, но не о штангистах, а о бегунах. У них действительно успех зависит не только от мускулатуры, но и от находчивости, тактики и воли к победе. Несомненно теперь — это целая наука. Я решил перейти в атаку:
— В этой области я знаю только Затопека!
Стало тихо. Душан с опаской посмотрел на моего сына. Вероятно, они про себя решили: «Он был сегодня на четырёх заседаниях и очень устал».
Белокурый ангелок Душанко стал вдруг неприятным, назойливым и подозрительным.
— Затопек? — переспросил он странным голосом. — Почему, собственно, Затопек?..
Мне стало ясно, что через пятнадцать секунд с отцовским авторитетом всё будет кончено. И я предпринял последнюю попытку.
— Я выразился образно, — пояснил я с улыбкой. — Тебе этого не понять, ты ещё слишком мал… Знаешь, что такое метафора? Нет? Ну, вот (видишь!
Душанко надул губы.
— Гм, — протянул он.
Но мальчик был с характером. Он не отступал. Отдохнув и собравшись с силами, он продолжал:
— А что лучше: высокая скорость резания или большая подача ножа?
Несмотря на пижаму, меня вдруг осенило: Быков и Колёсов — известные хирурги. «Подача ножа, скорость резания…» Но откуда Душ а ну известны эти медицинские термины? И потом скорость: с каких это пор мастерство хирурга оценивают с точки зрения скорости? Так рассуждают только невежды. Нужно было поправить мальчугана.
— Дело не в быстроте, мой мальчик. Надо иметь твёрдую руку, крепкие нервы и большое присутствие духа во время всей операции.
Но Душан неожиданно проявил себя отъявленным циником.
— Говорят, Быков выполняет одновременно пять операций!
Наверно, он просто меня дразнит, если так легкомысленно преувеличивает. Мысль, что хирург может одному удалять жёлчный пузырь, а другому одновременно зашивать брюшную полость, меня просто потрясла. Я холодно произнёс:
— Во-первых, это ложь, мой мальчик, а лгать нехорошо. Во-вторых, ты ещё мал и должен быть более почтительным и говорить хотя бы «доктор Быков» или «профессор Колёсов».
Душан встал и с испуганным видом шепнул моему сыну:
— Спокойной ночи! Завтра я приду опять. Будем строить турбо-генератор.
Он смущённо сказал мне «честь праце» и ушёл.
Сын подошёл ко мне, минуту молча глядел на меня и, наконец, ехидно спросил:
— А что такое турбогенератор?
Дверь из кухни приоткрылась, и жена удивлённо заглянула в комнату:
— Что ты кричишь? — спросила она.
— Кто кричит? Я кричу? — закричал я. — Мне только кажется, что ребёнку давно пора быть в постели!
Я чувствовал себя как человек, который оказался лжецом, более того — предателем.
Когда дом затих, и все уже крепко спали, я прокрался к телефону. Я позвонил в редакцию и обращался по очереди в отделы культуры, техники, международной жизни и спорта. Везде я называл себя доктором астрономии, который проработал пять лет в горной обсерватории, только что возвратился и сейчас решает кроссворд. Всюду это принимали за глупую шутку, а в отделе культуры чуть было не узнали мой голос. Наконец телефонистка сообщила мне, кто такой Быков и кто такой Колёсов. Она могла бы и не говорить таким ироническим голосом.
На другой день, по дороге на работу, я встретил своего приятеля, выдающегося знатока итальянской бухгалтерии, порядочного человека, бывшего солдата, словом полезного члена общества.
— Представь себе, — сказал он огорчённо, — я всю ночь не сомкнул глаз… Вчера вечером дочка меня спросила, что я думаю о Быкове и Колёсове — наверное, говорили об этом в школе… Как я ни ломал голову, я не мог вспомнить, что это, собственно, за люди; слышал о них и даже читал где-то, а всё-таки… Ужасно оскандалился! Теперь дочка меня не уважает, жена со мной не разговаривает, словом — ад.
Я рассмеялся от всего сердца:
— Ну, мой милый, всё это оттого, что ты живёшь на луне!.. Теперешняя молодёжь — это тебе не то, что раньше. Надо работать над собой, мой милый, работать над собой!..
Приятель с завистью посмотрел на меня и неожиданно зашагал прочь.
Перевод З. Соколовой.
