В этот момент он мог говорить ей только правду.
— Да, мне нужно это сокровище. Если на то пошло, просто необходимо. Но я не уверен в том, что оно по-прежнему существует.
Виола шумно втянула в себя воздух, словно ныряльщик, появившийся из глубины.
— Значит, все это было впустую? Нападения, пожар. Гибель Неда… О Боже!
Виола прижала ладонь ко рту. Вода размочила спекшуюся кровь и потекла у нее по лицу и шее розовыми ручейками. Лео смочил салфетку водой и протянул ей.
Она взяла ее обеими руками и закрыла лицо.
— И все это время я считала, что за всем этим стоит сэр Хьюго. А вы поддерживали меня в этом заблуждении, хотя знали правду.
Лео мучительно хотелось заявить о своей невиновности, но он не решался. Действительно, ведь именно он дал толчок печальным событиям.
— Да, я виноват не меньше, чем Чарлз, хоть и выбрал другой путь. Я пытался сказать своему кузену, что тот действует слишком рискованно и жестоко. И пытался вас защитить, — добавил он, потупившись.
— Возможно. Но поскольку я была вам нужна, то не назвала бы вашу защиту бескорыстной. И что будет теперь? Ведь ваши близкие непременно узнают, что вы стреляли в своего кузена.
Она растерянно замолчала.
У Лео оборвалось сердце.
— Вряд ли. Чарлз серьезно ранен. А если он умрет… Сэндисон сказал врачу, что дуэль состоялась после ссоры, потому что мы слишком много выпили. Мои родители, однако, никогда этого не поймут. Они считают Чарлза родным сыном!
— И вы его любите.
Лео кивнул и подал ей полотенце. Виола была права. Он тоже считал Чарлза братом — даже после того, как увидел, что тот сделал с Виолой, какие беды устроил ее прислуге и соседям. И по-прежнему не мог поверить, что он мог так поступить.
Если его родители узнают обо всем, то решат, что дело в деньгах. В чем-то мелком и низменном, и он не сможет оправдаться перед ними.
Может, только Бо поймет его — остальные никогда.
Виола с трудом встала, и он помог ей вылезти из ванны. От ее кожи по всей комнате распространился аромат свежести. Ему безумно захотелось обхватить Виолу руками, убедиться в том, что она материальна и принадлежит ему. Лео с трудом подавил это желание.
— Чарлз действительно дорог мне, но я выбрал вас.
Ее единственный видящий глаз пригвоздил его на месте так надежно, словно он был листком в гербарии.
— И теперь вы не уверены, сможете ли себя простить.
Лео энергично покачал головой, и пряди длинных волос упали ему на лицо.
— Вы абсолютно правы. Моя вина слишком велика — перед вами, перед кузеном.
Виола неопределенно кивнула и осторожно надела халат. Чуть наклонившись над ванной, она выжала волосы.
— Я тоже не уверена, что смогу вас простить. Крайне неприятно, правда? Когда любовь и ненависть сплетаются в один клубок.
Лео задержал дыхание, не понимая толком, что она сказала — и что ему теперь думать. Она имела в виду их двоих или его и Чарлза? Виола не стала дожидаться его ответа. Она прошла к туалетному столику, на котором горничная оставила несколько баночек с целебными мазями.
— А вы не считаете, что его можно размотать? Упомянутый вами клубок…
Его вопрос упал тяжело — словно камень, брошенный в воду.
Виола вглядывалась в свое отражение в зеркале, трогая пальцами ссадины и синяки и полностью игнорируя Лео. Притворное равнодушие было искусством, которым она овладела в совершенстве. Наконец, выбрав одну из баночек, она начала осторожно смазывать синяки мазью. Закончив эту процедуру, повернулась к Лео:
— Меня многому научила жизнь, милорд. И я придерживаюсь правила, что никогда нельзя выбрасывать ничего ценного. Вам неприятно, что вас считают вещью? Что вас осматривают и оценивают, как товар? Мне тоже. Вы не считаете, что клубок наших отношений слишком запутан? Я даже не обещаю, что буду хорошо с вами обращаться. Дьявольщина, я даже не могу поклясться, что не зарежу вас спящего.
— Ненависть, любовь и желание убить… Прелестное сочетание!
Виола резко повернула, голову, но ничего не ответила. Лео молча смотрел, как она снова начала вытирать голову.
Это было больше того, на что он мог сейчас надеяться, хоть и гораздо меньше того, чего желал бы получить. Она ничем ему не обязана. Но, принеся в жертву своего кузена, свою семью, Лео считал, что заслуживает все-таки большего. Ведь он посвятил себя ей, душой и телом, и хотел в ответ получить то же самое. Желал этого всем своим существом.
А что до возможности быть убитым во сне… Ну что ж, это не худший конец жизни — смерть от женской руки.
Их возвращение в Дарем получилось настолько нелепым, что Виола пожалела о том, что не осталась в Лондоне, хотя ехали они со всеми удобствами, в карете с великолепной подвеской. Сиденья в ней были превращены в удобную кровать, на которой они с Пен могли уютно устроиться и дремать всю дорогу.
Лео обращался с ней с такой осторожностью, словно она была редким вином, которое не следует трясти и взбалтывать. Но разбалованная псина могла бесцеремонно толкаться, пихаться и требовать внимания в любую минуту.
Липовая аллея подсказала ей, что они уже подъезжают к поместью. Пен беспокойно заворочалась и вывалила язык наружу. Знакомые арки из стволов и крон заставили сердце Виолы томительно ныть. Как глупо было привязаться к этому дому так быстро!
Карета остановилась. Пен подняла голову, насторожив уши и энергично виляя хвостом. Лакеи спрыгнули с запяток, заставив экипаж слегка закачаться. Дверь кареты открылась — и собака вылезла наружу, радуясь возвращению домой.
У Виолы перехватило дыхание. Пусть Пен этого понять не в состоянии, но она-то ясно осознавала, что Дарем не их дом. Конечно, Лео был прав, утверждая, что ей не следует оставаться в Лондоне сейчас, до полного выздоровления. Там была слишком большая вероятность, что ее кто-то увидит, что начнут распространяться слухи, что будут задавать бестактные вопросы.
Тем не менее она вдруг остро пожалела, что не приняла другого решения, не поехала гостить, например, к леди Лигоньер.
Ее страстное желание снова оказаться здесь было даже пугающим. И она по-прежнему желала близости Лео, несмотря на его предательство. Чем же она готова поступиться для того, чтобы получить возможность находиться в этом доме рядом с ним? И не пожалеет ли об этом потом?
Но она уже нарушила множество своих правил — ради него. И с этим придется смириться.
Виола зевнула и с тоской уставилась в окно. Вид был очень красивый, но уже надоел ей. После недели дремоты, бесцельного хождения по комнате и диетической пиши она уже готова была лезть на стенку.
Вся прислуга ходила вокруг нее на цыпочках, словно Виола стояла одной ногой в могиле. Все было тихо, размеренно, идеально отлажено… и смертельно скучно. А письмо, сообщившее о том, что кузен лорда
