Она придвинулась к нему поближе и попросила:
— Расскажи, как ты был в клубе первый раз и узнал… о нас.
— Я действительно был в клубе впервые, — начал объяснять Доран, — и услышал, как Дэвид говорил, что его травят кредиторы. Понял, в каком он отчаянии.
— Тебе стало жаль его?
— Очень жаль, тем более что я в свое время пережил примерно то же. Мне захотелось ему помочь.
— Это было великодушно.
— Вероятно, это было нечто большее. То, что руководит всеми нами… и оно привело меня к тебе.
— О, Доран, я убеждена, что ты прав, но продолжай!
— Я приехал в Блэйк-холл, еще толком не зная, как мне поступить в связи с долгами твоего брата, но тут я увидел тебя, и все стало на свои места.
— И тогда ты купил дом… имение… и меня.
— Я купил бы солнце, луну и звезды, если бы все это включало тебя!
Эйлида вздохнула.
— Как я могла быть такой глупой, чтобы ненавидеть тебя? Я должна была сразу почувствовать то же, что и ты.
— Ты была сильно напугана этим отвратительным человеком, которого я убью, если он только посмеет к тебе приблизиться. Он внушил тебе предубеждение против всех мужчин, в том числе и против меня.
— Ты понимаешь, что теперь я люблю тебя?
— Повторяй мне это как можно чаще! Я опасался, что пройдут годы, пока ты переменишь свое мнение.
— Мне кажется, — тихо-тихо заговорила Эйлида, — я в тебя влюбилась, когда увидела, Как хорошо ты ездишь верхом. И должна признаться, что влюбилась и в твоих лошадей.
— Если ты любишь их больше, чем меня, распродам всю конюшню!
Эйлида рассмеялась, а Доран продолжал:
— Предупреждаю, что я буду очень ревнивым мужем. Пожалуй, самое лучшее увезти тебя на Восток, где ни один англичанин тебя не увидит.
Эйлида протянула руку и погладила Дорана по щеке.
— Пока ты любишь меня, я согласна быть с тобой где хочешь.
— Ты можешь быть уверена в моей любви навсегда. Понадобилась бы не одна жизнь, а несколько, чтобы выразить, как я люблю и боготворю тебя!
— Когда нас венчали, ты с такой искренностью произносил свои обеты!
— Но я и был искренен! — сказал Доран. — И молился, как никогда еще в жизни не молился, чтобы, настал день, когда ты будешь мне настоящей женой.
— Я ею стала… теперь.
— Я не причинил тебе боль? Не вызвал страх?
— Ты унес меня с собой в прекрасный рай. Я не знала, что он существует, я не знала, что любовь может быть такой прекрасной, такой… божественной.
Эйлида ощутила, что губы Дорана коснулись ее кожи, и сказала:
— Мне очень многое хотелось бы узнать о тебе… кроме того, что ты для меня самый удивительный человек на свете!
— Берегись, ты сделаешь меня тщеславным, — ответил Доран. — Но мне и в самом деле нужно о многом тебе рассказать, только не знаю, с чего начать.
— Тогда расскажи прежде всего, почему ты должен был так спешно вернуться в Лондон. Мне очень хотелось побыть еще в деревне и поездить на твоих лошадях.
— Мы поедем туда завтра же, — пообещал Доран.
Эйлида вскрикнула от радости, а он продолжал:
— А что ты подумала о причине нашего возвращения?
Молчание.
Доран смотрел на Эйлиду вопрошающе, а она вдруг спрятала лицо у него на груди.
— Я думала, — еле слышно заговорила она, — что ты хотел повидать ту, которую любишь…
На секунду Доран онемел от изумления. Потом расхохотался.
— Моя дорогая, любовь моя, неужели ты и в самом деле считала, что у меня есть другая женщина?
— Боялась, что это так, потому что я тебя не привлекала.
Он так крепко прижал ее к себе, что стало трудно дышать.
— Если бы ты только могла себе представить, какие муки я терпел каждую ночь, страстно желая целовать тебя, обладать тобой, но опасаясь, что ненависть твоя ко мне возрастет и ты от меня сбежишь!
— Прости меня…
— Прошу, если ты пообещаешь любить меня и позволишь мне любить тебя.
— Я этого хочу! — воскликнула Эйлида, и Доран уловил в ее голосе первую нотку страсти.
Он хотел поцеловать ее, но она напомнила:
— Ты мне так и не ответил, почему торопился в Лондон.
— Первый министр, лорд Ливерпул, вызвал меня, чтобы предложить высокое назначение.
Такого ответа Эйлида никак не ожидала и взирала на Дорана в изумлении, пока не сообразила спросить:
— Какое назначение?
— Он предложил, чтобы я работал с министром иностранных дел виконтом Каслри в качестве его заместителя.
— Просто трудно поверить! — воскликнула Эйлида. — И ты… дал согласие?
— Более или менее позволил себя уговорить, — ответил Доран, но мне хотелось бы вообще не заниматься делами, а только любить тебя.
— Тебе оказали высокую честь, — сказала Эйлида. — Вероятно, потому, что ты долго работал на Востоке и отлично знаешь его.
— Вероятно, — согласился Доран. — Но в то же время я никак не ожидал, что моя деятельность на Востоке приведет к похищению моей бесценной маленькой женушки.
— А я никогда бы не поверила, что такое может произойти в Англии, — сказала Эйлида. — Это было невероятно страшно!
— Я знаю, родная, — ответил Доран, — но теперь все улажено и, уверяю тебя, больше не повторится.
— Тебе пришлось отдать ему за меня очень много денег?
Доран улыбнулся.
— Не денег, любовь моя, а то, что для него дороже денег.
— Ты имеешь в виду статуэтку Будды?
— Да, и особенно ценную.
— Почему? Потому что Будда восседает на изумруде? Во всяком случае, мне так показалось.
— Ты рассудила умно. Этот золотой Будда принадлежал правителям династии Вэй, он изваян в триста пятьдесят шестом году нашей эры. Это самое ценное, чем владеет Лэун.
— Ты считаешь, он обожествляет эту статуэтку?
— Не только он, но и вся его семья.
— Как же тебе удалось заполучить этого Будду?
— Мне пришлось проучить Лэуна, — ответил Доран. — Он пытался обмануть меня на очень крупную сумму денег. Я не только разоблачил обман и подучил с него должное, но и, чтобы впредь ему было неповадно мошенничать со мной, забрал то, что он ценил больше денег.
Голос Дорана звучал жестко, и Эйлида поняла, что между этими двумя людьми происходила жаркая битва.
