— А я так и живу, — ответила Эйлида. — Со мной только старая Бетси, которой просто некуда деваться, и еще Гловер… Он безумно боится угодить в работный дом.
Граф бросился на диван, не проданный до сих пор потому, что одна ножка у него была отломана и ее заменяли два подложенных кирпича.
Снова наступило молчание, потом Дэвид, обратив наконец внимание на выражение лица сестры, заговорил другим тоном:
— Прости, Эйлида. Я знаю, что вел себя как полный глупец, но теперь об этом поздно жалеть.
Сестра села радом с ним и накрыла ладонью его руку.
— Я понимаю, дорогой мой, что после войны тебе хотелось повеселиться.
— Не думаю, чтобы мои штучки особенно повлияли на то положение, в котором мы оказались, — Сказал граф. — Просто именно сейчас нам приходится взглянуть в лицо фактам. Если я попаду в тюрьму, ты будешь голодать, ведь никто о тебе не позаботится.
— Только один человек хотел бы этого.
— Ты имеешь в виду Шаттла?
— Он заезжал вчера сюда, предложил мне дом в Лондоне, бриллианты и собственный выезд.
— Черт бы побрал его наглость! — выругался граф. — Как он смеет оскорблять тебя?
— Это вряд ли следует называть оскорблением, — возразила Эйлида. — Ведь он понял, что я голодна. Кроме того, я его не ждала и на мне было не платье, а какое-то отрепье.
Граф поглядел на нее возмущенно.
— Ты собираешься принять его предложение?
— Я бы предпочла умереть, чем принять его! У него жена и дети. Меня просто тошнит от всего, что он говорит и делает.
Эйлида встала с дивана и подошла к окну.
— Я его ненавижу! — почти выкрикнула она. — Я ненавижу всех мужчин. И мне так… страшно.
— Мне тоже, — сказал граф.
Эйлида все смотрела в окно; при ясном солнечном свете растущие как попало цветы, вьющиеся растения и даже сорняки казались такими красивыми…
— Я подумала нынче утром, — заговорила Эйлида, — что у нас с тобой осталось лишь одно.
— И что же это? — поинтересовался брат.
— Наша гордость, — ответила Эйлида. — Что бы с нами ни случилось, мы — Блэйкни! Наши предки сражались в битве при Азенкуре [4]. Они были верными сторонниками королевской власти, их казнили по приказу Оливера Кромвеля. Наш дедушка был одним из лучших генералов армии герцога Мальборо.
— Можно подумать, что нам от этого какая-то польза! — пренебрежительно заметил граф.
— Они сражались за свою жизнь, а мы должны бороться за свою, — сказала Эйлида. — С какой стати нам отступать перед нашими долгами?
Она помолчала, как бы ожидая, что ответит брат, но он не произнес ни слова, и Эйлида продолжала:
— Каким бы скверным все ни выглядело, у меня такое чувство, словно призраки тех, кто раньше жил в этом доме, борются вместе с нами. Они умерли, но семья выжила… Нужно выжить и нам.
Едва она договорила, граф поднялся с дивана и подошел к ней. Он обнял сестру за талию, Эйлида придвинулась к брату поближе, и тот сказал:
— Посоветуй, что нам делать, Эйлида.
Слова его прозвучали словно жалоба перепуганного маленького мальчика, и Эйлида ответила:
— Как бы то ни было, мы должны встретить этих людей с высоко поднятыми головами и даже вызывающе, если хочешь. Пусть они заберут все, чем мы владеем, но мы останемся живы!
Она говорила так, а думала, что уже очень скоро их ожидает голод.
В течение последнего месяца, пока брат находился в Лондоне, у тех, кто оставался в доме, была еда лишь благодаря тому, что Гловер ловил силками кроликов. Случалось ему подстрелить голубя, дикую утку или другую пернатую дичь, пока еще был порох. Но порох кончился, а купить его было не на что. В качестве гарнира использовали овощи с огорода.
— Ты очень храбрая, Эйлида, — сказал граф, — и мне остается лишь надеяться, что я оправдаю твои ожидания.
— Ты только помни, что ты — Блэйкни, — посоветовала ему сестра. — Когда эти люди явятся, они сами увидят, в каком мы положении.
Граф ничего не ответил, но Эйлида понимала, о чем он думает: кредиторы не уедут отсюда с пустыми руками. Они заберут его с собой.
Ему придется гнить во «Флите», пока не свершится чудо: кто-нибудь купит дом и землю за такую сумму, которая окажется достаточной, чтобы графа освободили из тюрьмы.
— Лучшее, что я мог бы сделать, — проговорил Дэвид, — это пустить себе пулю в лоб.
— Это было бы трусостью, — с гневом ответила Эйлида, но в голосе ее послышались слезы, когда она продолжила: — Из всей семьи ты остался у меня один. Наши родственники никогда не одобряли папу, не одобряют они и тебя. Мы должны поддерживать друг друга, Дэвид, и я не могу… остаться в одиночестве.
— Найдется же кто-то, кроме этой свиньи Шаттла!
Эйлида рассмеялась.
— Ты всерьез считаешь, что здесь у меня есть возможность встретить мужчину? Я никого не могу пригласить в дом, потому что мы не в состоянии оказать хоть какое-то гостеприимство.
— Ты пристыдила меня, — смутился граф. — Я понимаю, что вел себя неблагодарно и эгоистично. Я должен был думать о тебе, а не развлекаться в Лондоне.
— Я все поняла, — возразила Эйлида. — Ведь когда ты вернулся с войны, мне было всего семнадцать лет.
— Теперь тебе почти девятнадцать, и ты хороша собой, Эйлида! Если бы я мог отвезти тебя в Лондон, я уверен, что ты получила бы дюжину предложений вступить в брак.
— Мне это совершенно не нужно, — возразила Эйлида. — Я тебе уже сказала, что ненавижу мужчин. Если бы у нас было хоть немного денег, я была бы вполне счастлива здесь… со своими лошадьми и собаками.
— Ты так говоришь только из-за грязных предложений Шаттла, сердито заметил Дэвид. — Как он вообще с тобой познакомился?
Эйлида рассмеялась.
— Он охотился, и лошадь потеряла подкову. Увидев издали, как солидно выгладит Блэйк-холл, он решил, что мы держим кузнеца.
Граф тоже не удержался от смеха.
— То-то он, должно быть, удивился, разглядев, что конюшни развалились!
— Он разглядел меня! — поправила брата Эйлида. — И этого оказалось достаточно! С тех пор он не оставляет меня в покое, и я вынуждена прятаться каждый раз, как завижу его на дороге к дому.
— К дьяволу его! Мне следовало давно уже вышвырнуть его отсюда!
— А между тем ты принимал, и даже с удовольствием, вино, которое он присылал.
— Но я понятия не имел, что он предлагает тебе стать его содержанкой!
— Ничего другого он и не имеет возможности предложить. Но если бы он овдовел, я не приняла бы ни его денег, ни его самого. Я его ненавижу! Меня от него просто в дрожь бросает. Последний его подарок я швырнула в экипаж, когда он отсюда уезжал.
— А что это было? — спросил Дэвид.
— Браслет с бриллиантами, как он утверждал, но я даже футляр не открывала.
Ей и без слов стало ясно, о чем подумал брат: этими бриллиантами можно было бы расплатиться хотя бы с частью долгов.
— Помни, что ты Блэйкни, — сказала она строго. — Если нам суждено пойти ко дну, потонем с развевающимися флагами и высоко поднятой головой!
