Сплетенные судьбами

— Отдохнем минуту, — предлагаю я Элаю и тянусь к фляжке, чтобы напиться.

Вик и Элай повторяют мои действия. — Помнишь тот стих, что ты читал для мертвых? — начинает Вик. — Я о нем уже расспрашивал раньше.

— Помню, — я смотрю на горное поселение, отмеченное на карте. Вот куда нам нужно дойти.

— Откуда ты узнал о нем?

— Я нашел его, — отвечаю. — В Ории.

— Не в Отдаленных провинциях? — допытывается Вик.

Он знает, что мне известно больше, чем я говорю. Я поднимаю глаза. Они с Элаем находятся по другую сторону карты, наблюдая. Последний раз Вик бросал мне вызов в деревне, когда я высказался о том, как Общество убивает Аномалий. Сейчас я замечаю в его глазах то же непреклонное выражение. Он думает, что пришло время поговорить об этом.

Он прав.

— И там тоже, — говорю я. — О Лоцмане я слышал на протяжении всей своей жизни.

Я действительно слышал. В Приграничных областях, в Отдаленных провинциях, в Ории и здесь, в Каньоне, тоже.

— Ну и как ты думаешь, кто он? — спрашивает Вик.

— Некоторые считают, что Лоцман — это лидер Восстания против Общества, — говорю я, замечая, как глаза Элая загораются от возбуждения.

— Восстание, — соглашается Вик. — Я тоже слышал об этом.

— Сопротивление существует? — нетерпеливо переспрашивает Элай. — И Лоцман — его лидер?

— Возможно, — отвечаю я. — Но к нам это никаким образом не относится.

— Конечно же, относится! — сердито восклицает Элай. — Почему ты не рассказал остальным приманкам? Может быть, мы смогли бы что-то сделать!

— Что? — спрашиваю я устало. — Вик и я, мы оба слышали о Лоцмане. Но даже не знаем где он или она находится. И если бы знали, я не верю, что Лоцману удалось бы достичь чего-то, кроме смерти, и утянуть очень многих людей за собой.

Вик трясет головой, но вслух ничего не произносит.

— Но это могло бы дать им хоть какую-то надежду, — упорствует Элай.

— Что хорошего в том, если их надежду даже нечем поддерживать? — задаю ему вопрос.

Он упрямо стискивает зубы. — Но это ничем не отличается от того, что ты пытался сделать, когда заряжал оружие.

Он прав. Я вздыхаю. — Знаю. Но, в любом случае, говорить им о Лоцмане было бы не очень хорошей идеей. Это всего лишь история, рассказанная моим отцом. — Неожиданно, я вспоминаю, как мама рисовала иллюстрации, когда он рассказывал. И когда история о Сизифе заканчивалась, и краски высыхали, я всегда чувствовал, как он окончательно успокаивался.

— Я слышал о Лоцмане от кого-то у себя дома, — говорит Вик и делает паузу. — Что с ними случилось? С твоими родителями?

— Они погибли при обстреле, — сообщаю я ему. Сначала я думаю, что больше ничего не скажу. Но все же продолжаю. Мне придется рассказать Элаю и Вику о том, что случилось, чтобы они поняли, почему я не верю. — Мой отец обычно устраивал встречи для поселенцев.

Я вспоминаю, как это было волнительно каждый раз, когда все сидели рядом на скамьях и дружно общались. Их лица озарялись светом, когда отец входил в помещение. — Мой отец выяснил, как можно отключать порт в деревне, чтобы Общество не узнало об этом. По крайней мере, он так думал. Я не знаю, может, порт, по-прежнему, работал или кто-то донес Обществу об этих встречах. Но, когда начался обстрел, все люди оказались собраны в одном месте. И почти все погибли.

— Так это твой отец был Лоцманом? — благоговейно спрашивает Элай.

— Если и был, то он теперь мертв, — отвечаю я. — И утянул за собой всю деревню.

— Он не убивал их, — говорит Вик. — Ты не можешь винить его.

Я могу и виню. Но так же понимаю точку зрения Вика.

— Их убило Общество или враг? — через мгновение спрашивает Вик.

— Корабли, которые выглядели как вражеские, — говорю я. — Только представители Общества не появились, пока все не закончилось. Это было что-то новое. Раньше они хотя бы притворялись, что сражаются за нас.

— А где ты был, когда это случилось? — спрашивает Вик.

— Я был на плато, — отвечаю я. — Хотел посмотреть, как идет дождь.

— Как те приманки, которые пытались добыть снег, — говорит Вик. — Но ты не умер.

— Нет, — отвечаю я. — Корабли не заметили меня.

— Тебе повезло, — считает Вик.

— Общество не верит в удачу, — произносит Элай.

— Я думал, что это единственная вещь, в которую действительно верю, — отвечает Вик. — Есть везение, и есть невезение, нам же, кажется, никогда не везет.

— Это не правда, — протестует Элай. — Мы сбежали из Общества и достигли Каньона. Мы нашли карты в пещере и покинули местечко до того, как нас обнаружили.

Я ни с чем не соглашаюсь. Я не верю в Общество, или в Восстание, или в везение и невезение. Но я верю в Кассию. Если бы мне пришлось отвечать, есть ли нечто большее, во что можно верить, я бы сказал, что верю в то, есть это вообще или нет.

Прямо сейчас есть Я, и я собираюсь продолжать действовать.

— Вперед, — говорю остальным, сворачивая карту.

Наступают сумерки, и мы решаем разбить лагерь в пещере, отмеченной на карте. Когда мы протискиваемся через вход, фонарики высвечивают ряд рисунков и резьбу на стенах помещения.

Элай резко останавливается. И я понимаю, что он чувствует.

Я помню, как впервые увидел подобную резьбу. В том небольшом скальном разломе рядом с нашей деревней. Мама с отцом отвели меня туда, когда я был совсем маленьким. Мы пытались угадать, что могут означать эти символы. Отец упражнялся, перерисовывая знаки на землю. Это было до того, как он научился писать. Он всегда хотел учиться чему-нибудь и во всем искал смысл. В каждом символе, слове и в каждой детали. Когда он не мог найти смысла, то выдумывал его сам.

Но эта пещера восхитительна. Рисунки красочно переливаются, а резьба, выполненная в деталях, тянется по всей поверхности стен. В отличие от рисунков на земле, вырезанное на камне становится ярче на фоне окружающей темноты.

— Кто это сделал? — спрашивает Элай, нарушая тишину.

— Множество людей, — отвечаю я. — Рисунки выглядят более свежими. Похоже, что над ними поработали фермеры. А вот резьба древнее.

— Насколько древнее? — спрашивает Элай.

— На несколько тысяч лет, — отвечаю я.

Самые древние вырезанные фигуры изображают людей с широкими плечами и раскрытыми ладонями. Они выглядят сильными. Одна из них как будто тянется к небу. Я долго гляжу на эту фигуру, на вытянутую руку, и вспоминаю, когда в последний раз видел Кассию.

Общество пришло за мной рано утром. Солнце еще не взошло, а звезды почти погасли. Это было самое удобное время для того, чтобы арестовать меня.

Я очнулся в тот момент, когда они наклонились ко мне в темноте и открыли свои рты, чтобы сказать то, что говорили всегда: Бояться нечего. Пойдем с нами. Но я ударил их прежде, чем они вымолвили хоть слово. Я пролил их кровь до того, как они смогли увести меня и заставили обливаться кровью меня самого. Каждый инстинкт кричал: борись, и я боролся. Всего однажды.

Я боролся, потому что нашел свое успокоение в Кассии. Я знал, что могу найти отдых в ее прикосновениях, которые одновременно сжигали и очищали меня.

Но борьба не продлилась долго. Их было шестеро против меня одного. Патрик и Аида еще не