проснулись.
— Веди себя тихо, — сказали офицеры с чиновниками. — Так будет лучше для всех. Или нам заткнуть твой рот?
Я покачал головой.
— Классификация всегда показывает истину, в конце концов, — сказал один из них остальным. — Предполагалось, что с ним будет легко; он вел себя послушно долгие годы. Но Отклоненный всегда остается Отклоненным.
Мы почти вышли за дверь, когда Аида увидела нас.
А потом мы шли вдоль темных улиц в сопровождении кричащей Аиды и Патрика, который что-то говорил, тихо, спокойно, но настойчиво.
Нет. Я не хочу думать об Аиде и Патрике и о том, что было потом. Я люблю их больше всего в этом мире, за исключением Кассии, и, если я когда-нибудь найду ее, мы вместе отыщем и их тоже. Но думать о них постоянно я не могу — эти родители дали мне приют и не получили взамен ничего, кроме еще больших потерь. Было очень мужественно с их стороны полюбить снова. Это заставляло меня думать, что я тоже мог бы полюбить.
Кровь на губах и синяки — скоро их все увидят. Голова опущена, руки скованны за спиной.
А потом.
Мое имя.
Она выкрикивала мое имя у всех на виду. Она не волновалась, что кто-то узнает о ее любви ко мне. Я тоже позвал ее по имени. Я смотрел на ее взъерошенные волосы, ее босые ступни, ее глаза, глядящие только на меня, а потом она указала на небо.
Мы расчищаем место для ночлега от мелких камней и травы. Некоторые из камней оказываются кремнем, вероятно фермеры припрятали их здесь, чтобы разжигать огонь. Я нахожу еще и кусок песчаника, почти идеально круглой формы, и тотчас вспоминаю о своем компасе.
— Ты думаешь, какие-то фермеры разбили здесь лагерь, когда покидали Каньон? — спрашивает Элай.
— Я не знаю, — отвечаю я. — Возможно. Это убежище выглядит так, будто сюда часто наведываются.
На полу видны следы обугленных кругов от старых кострищ, полустертые отпечатки ботинок и, тут и там, кости приготовленных и съеденных животных.
Элай быстро проваливается в сон, как и всегда. Он свернулся калачиком прямо под ногами высеченной фигуры, чьи руки высоко подняты.
— Итак, что ты взял с собой? — спрашиваю я Вика, вытаскивая рюкзак, в котором спрятал предметы из пещеры-библиотеки. Спеша покинуть местечко, мы хватали книги и бумаги, не имея особых шансов разглядеть их как следует.
Вик начинает смеяться.
— Что такое?
— Я надеюсь, ты выбирал лучше, чем я, — говорит он, показывая свою добычу. Он второпях захватил лишь стопку простых маленьких коричневых брошюр. — Они были похожи на те, что я однажды видел в Тане. Кажется, это те же самые книжки.
— Что же это? — спрашиваю я.
— Нечто вроде истории, — отвечает он.
— Тогда они еще могут оказаться ценными, — говорю я. — А если нет, я дам тебе что-нибудь из своей добычи, — у меня она получше. Я прихватил немного поэзии и две книги, полные историй, не включенных в список Ста. Я бросаю взгляд на рюкзак Элая. — Нужно спросить у Элая, когда проснется, что он взял с собой.
Вик листает страницы. — Подожди. Вот это интересно. — Он передает мне одну брошюру, открытую на первой странице.
Бумага мягкая, дешевая, массового производства, сделанная где-то на окраинах Общества на старом оборудовании, вероятно, украденная с участка реставрационной библиотеки. Я открываю брошюру и читаю при свете фонарика:
ВОССТАНИЕ:
— Ты ведь уже знал обо всем этом? — спрашивает Вик.
— Частично, — отвечаю я. — Мне известна часть про Лоцмана и Восстание. И, конечно же, я знал о Комитетах Ста.
— И об уничтожении Отклоненных и Аномалий, — продолжает Вик.
— Верно, — соглашаюсь я с горечью в голосе.
— Когда я услышал, как ты читаешь стих для того первого парня в воде, — говорит Вик. — Я подумал, может быть, ты расскажешь мне о том, что ты был членом Восстания.
— Нет, — отвечаю я.
— Даже несмотря на то, что твой отец был лидером?
— Нет, — я больше ничего не говорю. Я не был согласен с тем, что делал мой отец, но и не предавал его. Это еще одна зыбкая черта, и я не хочу быть пойманным на неверной стороне ее.
— Никто из остальных приманок не узнал эти слова, — продолжает Вик. — Я думал, что было больше Отклоненных, которые знали о Восстании, и рассказали о нем своим детям.
— Возможно, они были теми, кто просто знал, как убежать, пока Общество не начало отправлять нас в деревни, — предполагаю я.
— И фермеры не были членами Восстания, — говорит Вик. — Я-то думал, что ты именно поэтому