Сплетенные судьбами

мы, по-прежнему, оба доверяем Каю.

— Я, как и прежде, намерен разыскать остальных фермеров, — говорит Хантер.

— Ты мог бы оставить нас и уйти, — обращается Инди к Хантеру. — Но ты помогаешь нам. Почему?

— Я разбил пробирки, — отвечает Хантер. — Общество, возможно, не настигло бы вас так быстро, если бы я не сделал этого.

Хотя он всего на несколько лет старше нас, он кажется гораздо мудрее. Может быть, причина в том, что у него был ребенок; может, потому что он жил в таких трудных условиях; а может, он бы все равно оставался таким же, даже в Обществе, с его комфортной жизнью. — Кроме того, — продолжает Хантер, — пока мы несем лодку, вы помогаете нам с рюкзаками. Это в наших интересах, помогать друг другу в пределах Каньона. А потом уже каждый пойдет своей дорогой.

Кай не говорит ничего.

Снаружи дождь продолжает идти, и я задумываюсь над той частью истории, которую он отдал мне в Городке. В ней было сказано: Когда идет дождь, я вспоминаю. Я тоже поклялась помнить. И сейчас воскрешаю в памяти то, как Кай настаивал, чтобы я обменяла стихотворения. Он не предупреждал насчет Теннисона, как будто знал, что он есть у меня, и знал, что он поможет мне обнаружить Восстание. Он оставил выбор — что обменять, и как поступить с тем, что я обнаружу — за мной.

— Что именно ты ненавидишь в Восстании? — тихо спрашиваю у него. Мне не хочется выяснять это при всех; но разве есть у меня выбор? — Я должна решить, куда пойти. Как и Элай. Нам бы очень помогло, если бы ты объяснил, почему так сильно не любишь повстанцев.

Кай опускает взгляд на свои руки, а я тут же вспоминаю еще одну картинку, которую он давал мне, — на ней он был изображен, держа в обеих руках слова: мама и папа. — Они ни разу не пришли и не помогли нам, — произносит он. — С помощью Восстания, любой мятеж заканчивается гибелью для тебя и для людей, которых ты любишь. Любого выжившего бросают на произвол судьбы, превращая в нечто совсем другое.

— Но это Враг убил твоих родных, — возражает Инди. — не повстанцы.

— Я им не доверяю, — отвечает Кай. — Мой отец верил, но я — нет.

— А ты? — интересуется Инди у Хантера.

— Я не совсем уверен, — говорит он. — Это было много лет назад, когда Восстание последний раз побывало в нашем ущелье. — Мы все, даже Кай, наклоняемся ближе, чтобы послушать. — Они рассказали нам, что им удалось проникнуть во все структуры, даже в Центре, и снова попытались убедить нас присоединиться к ним, — Хантер улыбается. — Анна оказалась слишком упрямой. Мы жили своими силами, ради будущих поколений, и она считала, что нам нужно продолжать в том же духе.

— Они и были теми, кто раздавал эти брошюры, — догадывается Кай.

Хантер согласно кивает. — Они также передали и карту, которой мы сейчас пользуемся, в надежде, что изменим свое мнение и отправимся на их поиски.

— Откуда они могли знать, что вы сможете разгадать шифр, написанный на карте? — недоумевает Инди.

— Это наш собственный шифр, — отвечает Хантер. — Время от времени мы использовали его в местечке, когда не желали, чтобы чужаки знали, о чем мы говорим.

Он шарит в своем рюкзаке и вытаскивает один из фонарей. Снаружи уже опустилась глубокая ночь.

— Они узнали шифр, когда наша молодежь сбежала, чтобы присоединиться к ним. — Хантер включает фонарь и устанавливает его на земле таким образом, чтобы мы все могли видеть друг друга. — В целом, фермеры никогда не уходили к повстанцам, но некоторые, самые молодые из нас, бывало, убегали. Однажды я и сам ушел, чтобы отыскать Восстание.

— Ты? — удивляюсь я.

— У меня так ничего и не получилось, — рассказывает Хантер. — Я дошел до ручья на равнине и повернул обратно.

— Почему? — спрашиваю я.

— Из-за Кэтрин, — с внезапной хрипотцой в голосе произносит он. — Матери Сары. Конечно же, Сары тогда еще не было. Но Кэтрин ни за что не покинула бы местечко, и я решил, что не смогу покинуть ее.

— А почему она не могла уйти?

— Она готовилась стать следующим лидером, — продолжает он. — Она была дочерью Анны, и по характеру они были очень похожи. Когда Анна умерла, должно было произойти голосование, признать в качестве лидера ее старшего ребенка или отклонить, и мы все хотели выбрать Кэтрин. Все любили ее. Но она умерла при родах, подарив жизнь Саре.

Свет в пещере освещает наши грязные ботинки, оставляя лица в тени. Я слышу, как Хантер что-то вынимает из своего рюкзака.

— Анна оставила тебя, — ошеломленно произношу я. — Она оставила тебя и свою внучку…

— Ей пришлось, — отвечает Хантер. — У нее были другие дети и внуки, и местечко, которым нужно управлять, — он прерывается. — Теперь ты понимаешь, почему мы не хотим так строго судить Восстание. Для своей группы они желают только благо. И мы не можем винить их в том, что делаем сами.

— Это разные вещи, — говорит Кай. — Вы живете здесь с момента создания Общества. А мятежи появляются и исчезают.

— Как вам удавалось скрываться все эти годы? — с нетерпением спрашивает Инди.

— Мы не прятались, нас просто не трогали. — Рассказывая свою историю, Хантер заново наносит голубые линии на свои руки с помощью кусочка мела, вытащенного из сумки.

— Не нужно забывать, что тогда народ выбрал Общество и его законы, как способ предотвращения последствий грядущего Потепления, и как путь устранения заболеваний. Мы не выбирали, поэтому и ушли. Не хотели участвовать в жизни Общества; из-за этого не получали их защиту и помощь. Мы занимались сельским хозяйством, сами добывали пищу и обеспечивали охрану, и они нас не трогали. В течение довольно долгого времени. И если кто-то нападал, мы сражались и убивали.

Хантер продолжает рассказ. — Пока еще были живы настоящие сельские жители, они часто приходили к нам в ущелья за помощью. Рассказывали нам истории о тех, кого отсылали за любовь не к тому человеку или за то, что хотели заниматься другим делом. Некоторые приходили жить к нам, а другие просто торговали. После возникновения комитетов Ста, наши документы и книги стали невероятно ценными предметами. — Он вздыхает. — Люди, подобные архивистам, существовали всегда, я уверен, что они и сейчас есть. Но нам пришлось свернуть всю деятельность, когда сельские жители погибли.

— А на что вы обменивались? — спрашивает Элай. — У вас в ущельях было все.

— Нет, — возражает Хантер, — не все. Лекарства из Общества, которые были лучше наших, также другие вещи, в которых мы нуждались.

— Но если ваши бумаги настолько ценные, как вы могли оставить их здесь в таком количестве?

— Просто груза оказалось слишком много, — поясняет Хантер. — Мы бы не смогли перенести все через равнину. Многие просто вырвали страницы или взяли с собой те книги, которые им нравились. Но взять с собой абсолютно все оказалось невозможно. Поэтому-то мне и пришлось запечатать пещеру, спрятав оставшиеся ценности. Мы не хотели, чтобы у Общества была возможность уничтожить или забрать все с собой, если бы они обнаружили их.

Он заканчивает разрисовывать одну руку и собирается положить мел обратно в сумку.

— Что означают эти отметки? — спрашиваю я, и он замирает.

— А на что они похожи, по-твоему?

— На реки, — предполагаю я. — На вены.

Он увлеченно кивает. — Они похожи на то и то. Можешь думать, что так оно и есть.

— Но чем они являются для тебя? — настаиваю я.

— Сетью, — отвечает он.

Я сконфуженно трясу головой.

— Всем тем, что соединяет. Когда мы рисуем их, мы обычно делаем это сообща, вот так. — Он вытягивает свою руку так, что наши пальцы соприкасаются. Я чуть не отскакиваю от неожиданности, но