теплота. Это было уж слишком.
Он справился с собой и пробормотал:
— Спасибо.
Фабиан лежал, покуда она не вышла из комнаты; потом встал и быстро оделся. Ему необходимо повидать тайного советника. Со вчерашнего вечера его терзало одно подозрение, без всяких видимых причин, становившееся все более мучительным. Ему необходимо в университет. Не успел он выйти, как к дому подъехала роскошная машина.
— Фабиан! — крикнул чей-то голос. Это была Корнелия. Она махала ему из машины. Когда он приблизился, она вышла.
— Бедный мой Фабиан, — проговорила она и погладила его руку. — Я не могла дождаться вечера, и он дал мне свою машину. Я явилась некстати? — Корнелия понизила голос. — Шофер слушает нас, — и уже громче спросила: — Куда ты собрался?
— В университет. Он покончил с собой потому, что его работу отклонили. Я должен поговорить с тайным советником.
— Я подвезу тебя. Можно? — робко попросила она. — Пожалуйста, в университет, — обратилась она к шоферу, они сели в машину и поехали по направлению к центру.
— Ну, как ты провела вчерашний вечер? — осведомился Фабиан.
— Не говори об этом, — взмолилась она. — Мне все время чудилось, что тебе грозит какая-то беда. Макарт говорил со мной о роли, которую я должна буду играть. Я едва слушала его, так меня давило недоброе предчувствие. Точно перед грозой.
— А что это за роль? — Слово «предчувствие» он пропустил мимо ушей. Он ненавидел привычку приоткрывать будущее, как одеяло, и еще больше ненавидел последующие горделивые заявления — я, мол, все это предвидел. Какое грубо фамильярное обхождение с судьбой! Его отвращение ничего общего не имело с проблемой — существуют предчувствия или нет. Он считал дерзостью быть на короткой ноге с тем, что еще покрыто тайной. Он был пассивен в жизни, но эту пассивность никак нельзя было назвать фатализмом.
— Очень странная роль, — отвечала она. — Ты только подумай, в фильме мне предстоит играть жену, муж которой тешит свою извращенную фантазию, требуя, чтобы она непрестанно преображалась. Он человек с патологическими отклонениями и принуждает ее изображать то наивную девочку, то утонченную женщину, потом пошлую бабенку или безмозглое, но элегантное создание. При этом выясняется, для нее позже, чем для него и для зрителей, что она совсем не та, за которую себя считает. Они оба поражены, потому что она неудержимо превращается из одного существа в другое, под конец уже против его воли, и таким образом становится той, которой была искони. А была она, как это выяснилось, вульгарной и властолюбивой, и он трагически погибает вследствие конфликта, вызванного к жизни его же приказами.
— Это идея Макарта? Остерегись, Корнелия, он опасный человек. Он хоть и заставит тебя только сыграть это превращение, но втихомолку сам с собой побьется об заклад, что ты станешь такою и на самом деле.
— Это еще не беда, Фабиан. Такие люди жаждут превосходства. Новый фильм будет как бы школой жизни.
Фабиан порылся в карманах, вытащил пачку денег, отсчитал тысячу марок и дал их Корнелии.
— Вот, Лабуде оставил мне деньги, возьми половину. Мне будет спокойнее.
— Если бы третьего дня у нас было две тысячи марок… — сказала она.
Фабиан пристально смотрел на шофера, который все время заглядывал в маленькое вогнутое зеркальце, наблюдая за ними.
— Твоя гувернантка, чего доброго, наскочит на дерево. Вперед смотреть надо, — крикнул он, и шофер на секунду оторвался от зеркала.
— Вечером я приеду без него, — сказала Корнелия.
— Не знаю, буду ли я дома, — ответил Фабиан. Она на мгновенье робко прижалась к нему.
— Все равно я приду, может быть, я тебе понадоблюсь.
Возле университета он сошел. Она со своим конвоиром поехала дальше.
Институтский служитель открыл ему. Тайный советник еще не вернулся из поездки, но его ждут с минуты на минуту. Ассистент? Да, он здесь.
В приемной сидел советник юстиции Лабуде с женой. Она выглядела совсем старой, заплакала, когда Фабиан поздоровался с ней, и сказала:
— Мы совсем о нем не заботились.
— Стоит ли теперь упрекать себя, — отвечал Фабиан.
— Он же был взрослым человеком, — заметил советник юстиции. Жена его громко всхлипнула, лоб у нее пошел морщинами. — Сегодня ночью я читал работу Стефана, — продолжал советник. — Конечно, в вашей специальности я мало что смыслю и не берусь утверждать, что все основы исследования правильны. Но выводы интересны и остроумны, это не подлежит сомнению.
— С основами исследования тоже все в полном порядке, — заметил Фабиан. — Это выдающаяся работа. Ну где же тайный советник!
Фрау Лабуде тихонько плакала.
— Почему сейчас, когда он уже мертв, вы стараетесь зачеркнуть причину его смерти? — спросила она. — Давайте лучше уйдем отсюда. — Она поднялась и схватила за руки обоих мужчин. — Да почиет он с миром.
— Садись, Луиза, — сказал ее муж.
И тут вошел тайный советник, несколько по-старомодному элегантный, с глазами навыкате. Следом за ним, по крутой институтской лестнице взобрался служитель с его чемоданчиком.
— Это ужасно, — произнес тайный советник и, склонив набок голову, направился к родителям Лабуде. Мать плакала в голос, когда он пожимал ей руку, да и отец был глубоко растроган.
— Мы знакомы, — сказал Фабиану старый историк литературы. — Вы были его другом. — Он отпер дверь в свой кабинет, попросил всех войти, извинился, что на минуту их задержит, и, покуда они молча рассаживались за столом, вымыл руки, как врач перед осмотром больного. Служитель держал наготове полотенце.
Вытирая руки, тайный советник сказал ему:
— Меня ни для кого нет. — Служитель удалился, тайный советник подсел к столу. — Купил я сегодня в Наумбурге газету, — начал он, — и первое, что бросилось мне в глаза, было сообщение о трагической кончине вашего сына. Прошу простить меня за нескромный вопрос: что, во имя всего святого, подвигло вашего сына на этот страшный шаг?
Советник юстиции сжал в кулак руку, лежавшую на столе.
— И вы не догадываетесь? Тот покачал головой.
— Не имею ни малейшего представления. Мать Лабуде вскинула руки и молитвенно их сложила. Взгляд ее заклинал мужчин не продолжать этот разговор.
Но отец перегнулся через стол:
— Мой сын застрелился, потому что вы отклонили его работу.
Тайный советник вытащил из кармана шелковый носовой платок и отер себе лоб.
— Что? — беззвучно произнес он. Он встал и глазами навыкате уставился на сидящих, словно опасаясь, уж не сошли ли они с ума. — Но это же невозможно, — шепотом добавил он.
— Тем не менее это так! — крикнул советник юстиции. — Надевайте свое пальто, пойдемте взглянем на нашего сына! Он лежит на диване мертвее мертвого.
Фрау Лабуде смотрела прямо перед собой широко раскрытыми неподвижными глазами, потом сказала:
— Вы во второй раз убиваете его.
— Это наваждение какое-то, — пробормотал тайный советник. Он схватил за руку Лабуде-старшего. — Я отклонил его работу? Кто это сказал? Кто это сказал? — выкрикнул он. — Отметив, что его работа наиболее значительное достижение в области истории литературы за последние годы, я передал ее факультету. В своем заключении я написал, что труд доктора Стефана Лабуде, несомненно, вызовет
