Испании дороги ничем не отличаются от английских.
Лилит задумалась, нанизывая ставшие известными новости одна на другую, выстраивая их в логический ряд. Итак, английская супружеская пара, незапланированная поездка по достопримечательным местам, которая займет несколько дней, и остановка в городе, название которого выскочило из головы.
— Севилья, — повторил Хосе, когда она переспросила. — Мы тоже поедем на карнавал, русалка. Но турне начнется еще не скоро.
М-да, а Берт уже поспешил отправиться туда. Лилит еще раз взвесила полученные факты. Да он просто сбежал! — решила она. — Объяснил гостиничным служащим, что у супруги болят зубы, чтобы не вызвать у них подозрений, почему ее нет. И смылся, черт его возьми!
— Кто-нибудь видел… — постаралась уточнить она, — как миссис Гейвуд выглядела утром, когда они уезжали?
— Опять вынужден повторить, красавица, что не видел ее.
Он не видел, никто ничего не видел… Лилит подумала, что то же самое ей могли бы сказать и в гостинице.
Но стоило открыть рот, чтобы снова заговорить с Хосе, как тот повелительно указал рукой на каюту.
— Мне трудно отвечать на твои вопросы, видишь, я занят, — заявил он холодным приказным тоном. — Отправляйся вниз и жди там!
— Это как же? — Она вскинула голову, чувствуя, что ее охватывает гнев. — Не слишком ли много ты берешь на себя, босс? — Лилит умолкла, решив не двигаться с места. Чтобы подумать, надо сосредоточиться. Конечно, поразмышлять в одиночестве было бы спокойней. Она оглядела себя, оправила розовую рубашку и, продолжая стоять на подрагивающей палубе, капризно сказала: — Я спущусь вниз только потому, что сама этого хочу, а не потому, что ты мне приказываешь.
— Иди, иди, красавица! — Хосе даже не взглянул на нее, уверенный, что она подчинится.
Не произнеся больше ни слова, Лилит спустилась в каюту. Шум двигателя здесь ощущался значительно сильнее, но не особенно беспокоил. Ей было необходимо побыть в одиночестве. И, сев на койку, она погрузилась в тревожные мысли.
Чем больше Лилит раздумывала, тем больше убеждалась, что Берт вел себя так, словно она никуда не исчезла, а осталась с ним. Объяснив ее отсутствие зубной болью, он, вероятно, сделал вид, что она уже сидит в заказанном такси, пока сам занимается оплатой счетов и багажом. А рассчитавшись, преспокойно уехал на новое место, где никто не подозревает о ее существовании.
Но почему он действовал так стремительно и рискованно? Лилит старалась, как ни было ей горько, понять, почему Берт удрал, не поднимая переполоха. Должно быть, догадался, что сказал ей отец по телефону, и предположил, как она может поступить. Трусливый умишко подсказал ему, что лучше всего незаметно убраться восвояси, прежде чем ее исчезновение получит огласку и начнется расследование.
Этот поступок в полной мере характеризует бывшего возлюбленного как холодного эгоистичного человека, которому она, к сожалению, верила и которого, увы, любила. Даже не постеснялся прихватить с собой ее багаж! Остался лишь купальник, который мог принадлежать кому угодно, и блузка.
Нет, блузку он не мог оставить — это серьезная улика. Теперь понятно, почему люди, прибиравшие пляж, не нашли кофточку. Берт сам подобрал ее ночью. Уже тогда в его голове созрел определенный план.
Трусливый подонок, подумала Лилит, чувствуя, как ее охватывает гнев. Ему наплевать, что со мной. Он заботился лишь о том, чтобы ничего не выплыло наружу и не отразилось на его паршивой репутации.
Теперь, по всей вероятности, обеспечив свою безопасность, он путешествует как ни в чем не бывало под видом обыкновенного туриста-холостяка. Однако в любом случае ему придется вернуться к повседневной жизни, а когда до его ушей дойдут сведения о ее исчезновении, он просто-напросто будет отрицать даже знакомство с ней.
Но мой папенька, она впервые с симпатией подумала о деятельности инспектора Осборна, который всегда с особой тщательностью проводил расследования и успешно завершал любые порученные ему дела, быстренько выведет этого подлеца на чистую воду!
Слова отца о Берте всплыли в сознании, приобретя новый, неприятный оттенок. Однако после всего случившегося его вряд ли можно обвинить в каком-то уголовном деянии. Просто он обдурил ее и смылся, стараясь избежать неприятных для него последствий. Таким образом, никто не скажет, что он преступник.
А то, как поступила я сама, подумала Лилит, — отвратительно, потому что это обыкновенная трусость. Вела себя как страус. Вместо того чтобы высказать Берту прямо в лицо, какой он гнусный тип, решила спрятаться в море…
— Проснись, красавица!
— Что? — Девушка пришла в себя, увидев перед собой Хосе. Он стоял, наклонив голову, чтобы не задеть потолка. — Что случилось?
— Мы прибыли. Неужели ты не заметила?
— Ох, н… нет.
Лилит с удивлением посмотрела в распахнутую настежь дверь каюты. Через нее виднелась небольшая беленькая гостиница, столики кафе, укрывшиеся под пестрыми зонтиками, люди, снующие под слепящим солнцем.
— Я не заметила, как ты причалил, — сказала она, чувствуя себя довольно глупо. По его широкая, добрая улыбка как бы говорила, что он прощает ее за то, что не мешала ему.
— Видела сон?
— Скорее кошмар, — пробормотала девушка, тяжело вздыхая и стараясь вернуться к окружающей действительности. — А что теперь?
— Теперь мы сойдем на берег. — Хосе подал руку, помогая девушке подняться. Прикосновение мужчины вызвало приятное чувство, но она постаралась его подавить. И еще ей захотелось остаться на месте, несмотря на то, что он осторожно тянул ее за руку.
— В таком виде я вроде могу идти. — Лилит показала на ярко-розовую рубашку — с чужого плеча прикрытие — и подняла ногу. — Но у меня нет обуви.
— Зачем тебе обувь? — Крепко держа ее за руку, испанец вдруг опустился на корточки. — Такую прелесть, — он посмотрел на вытянутую ногу, — такую прелесть не следует скрывать.
— О! — воскликнула она. — Все это очень хорошо, но…
— А ты знаешь, что изгиб твоей стопы, как шея у чайки?
— Как у кого? — Она взглянула ему в глаза, и в тот же миг ей показалось, что сотни острых стрел вонзились в нее. — Еще никто не говорил мне подобных вещей.
— Наверное, люди, которых ты знала, лишены воображения. Когда на тебя смотришь, на ум приходят самые невероятные сравнения.
— Неужели? — Она опять с интересом посмотрела на Хосе, отведя взгляд от заинтересовавшей ее парочки, прогуливавшейся по пляжу.
— Скажем, твои глаза, — продолжал он. — Они у тебя, как у дикого оленя.
— У дикого оленя? — эхом отозвалась она, произнеся слово по слогам. — Олень — это же он.
— Ты хочешь, чтобы я сравнил тебя с оленихой? — В горле у него что-то булькнуло. — Но это не совсем правильно. Глаза у оленихи более нежные и с поволокой, а у тебя выражение совсем другое.
— Странно, — сказала она, переводя взгляд на пристань. — Вот уж никогда не предполагала. Может быть, сейчас они так выглядят…
— Не сейчас, а всегда. У тебя глаза диковатые и с какой-то тайной, как у оленя. А твоя кожа по цвету похожа на слоновую кость. — Хосе провел пальцем по девичьей щеке, оставляя на ней горячий след. — Прошлой ночью эта слоновая кость была холодна, как осеннее море. Сейчас на солнце она запылала. Теперь твои щеки, — он дотронулся до уголка рта, — подобны алому бутону розы.
Лилит приготовилась запротестовать, но вместо слов вырвался глубокий вздох. Искуситель коснулся кончиком пальца ее нижней губы и стал нежно поглаживать. Она вздрогнула, млея от удовольствия, в
