Абрамов в нейлоновой рубашке, какой, оказывается, приятный молодой человек. Хотя это и раньше было заметно. А Витька Аникеев? Сидит так серьезно, не вертится, нет, вот не выдержал, кинул в кого-то стебелек от цветка и получил за это по затылку.
После директора выступал секретарь райкома комсомола, лотом учителя. Все они говорили о большом жизненном пути, на который вступают их воспитанники. Этот жизненный путь Зойка так и представляла длинной дорогой, уходящей за горизонт, хотя, конечно, понимать это следует совсем не в таком уж прямом смысле. Вот уже на сцену вышли первоклассники, и малюсенькая девочка бойко напутствовала своих старших товарищей и говорила тоже о жизненном пути.
Когда вручали аттестаты зрелости, каждый под аплодисменты товарищей выходил на сцену и пожимал руку директору. Люся так и подпрыгнула, когда назвали фамилию Лютиковой:
— Какова!
Геля вышла в довольно скромном, кажется поплиновом, платье, но с декольте а-ля Наташа Ростова.
— Нет, какова, — изумлялась Люся. — Если уж она… А меня чуть не удушили высоким воротом!
Вера получила аттестат с отличием и серебряную медаль. Медаль пошла по всему ряду, Аникеев, положив ее на ладонь и, откинув назад голову, произнес:
— Это ты, холодная, бледная жестянка, свела румянец с ланит Беловой и превратила ее в… старосту класса?
Для танцев и игр все приглашались в физкультурный зал. Пока девочки спускались в учительскую, чтобы положить на время свои аттестаты, в зале начался концерт. Певица без микрофона, без сцены стояла, окруженная выпускниками, и пела «Бригантину». Она была молодая, но не очень, а одета в платье с кружевным воротничком и манжетами, наверное, под школьниц. Это было немного смешно, потому что школьниц никого уже не было с манжетами.
В другом конце зала разыгрывали викторину. Вдруг над толпой появилась высокая бумажная фуражка с плюмажем — мальчишка из 10-го «А» нес через плечо большую картонную сумку с надписью «Почта». Где и когда почтальоны носили такие головные уборы, — неизвестно, но это было здорово. Зойке на грудь прикололи голубой кружочек — номер 16.
— Димка пришел, — шепнула Вера и стиснула Зойкино запястье.
Тревожный трепет, как будто ток, пробежал от этого шепота и этого прикосновения.
— Ой, правда! — Люся всплеснула руками. — Какой длинный, мамочки!
Зойка повернула голову и увидела Лаврова сразу, хотя в дверях стояло много мальчишек. Он что-то говорил, здоровался и подходил к учителям.
— Мсье Лавров! О! Я очень рада вас видеть! — сказала по-французски Ирина Исааковна. Димка смущенно улыбнулся.
— Благодарю вас, мадам, — ответил в тон по-французски и, галантно наклонившись, поцеловал протянутую руку.
Зойка не слышала разговора, но поняла эту шутку и засмеялась.
— У него брови срослись на переносице, вы посмотрите, — щебетала Люся, — ну прямо как у… ах, не знаю, как у кого.
В это время какой-то незнакомый юноша пригласил Веру на вальс. Люся побежала к девчатам выяснять, чей это брат, потому что можно было прийти с родными, товарищами. Зойка могла теперь вырваться из зала, чтобы немного опомниться. Она проскользнула мимо кладовой физкультурных пособий и по черной лестнице сбежала вниз, в вестибюль. «Пришел, пришел! — билось в груди, в ушах. — Пришел! Ах, я, наверно, вся красная». Зойка повернулась к зеркалу. Нет, ничего подобного. Даже наоборот. Как странно. В полуосвещенном вестибюле было пусто и прохладно.
В зеркале стояла тонкая, бледная девушка в шуршащем, таком… морозном платье. «Это я? — подумала Зойка и засмеялась. Румянец слегка проступил на щеках. — Димка пришел! — прошептала она в лицо той девушке. — А что бы было, если бы не пришел? Страшно подумать».
Колыхнув упругим колоколом платья, Зойка стала подниматься в зал. Лаврова в дверях уже не было. Конечно, он теперь прошел и, может быть, стоит где-нибудь близко. Но он был на другом конце зала в углу, среди мальчишек. В это время появилась рассерженная Люся, поправляя обеими руками волосы. Витька Аникеев назвал ее прическу сорочьим гнездом и во время танца попытался раскопать середину, не окажется ли там птенцов.
— Отойди, пожалуйста, — говорила Люся сердито. — Не ходи за мной.
— Я больше не буду, я уже убедился, что там пустота.
— Как остроумно! — Люся отвернулась.
— Я только в отношении птенцов…
Зойка невольно отвлеклась с этой шуткой и теперь снова глянула в угол. Димки там не было. А вдруг он ушел? Совсем. Не сказав ни слова. Она прислонилась к стене, перед глазами что-то плыло, плыло, белое, черное, лица, руки — зал танцевал. Неужели ушел? Надо только сделать усилие и осмотреться, и если нигде…
— Получите письмо!
Высокую шапку почтальона Зойка заметила, только когда в руках оказался свернутый треугольником конверт. Номер 16. «Я люблю тебя, Снежная Королева».
«Я люблю тебя, Снежная Королева!» Знакомые, крупные буквы. Она узнала их с первого взгляда. Листок дрогнул и замер в ее руках. Здесь, он здесь… Зойка опомнилась. Вот теперь можно спокойно оглядеться. Спокойно, спокойно. Он, конечно, наблюдал, как принесли его письмо, а как только его отдали, сделал вид, что ничего не случилось. Наверно, нарочно с кем-то разговаривает, или смеется, или танцует.
Зойка подняла глаза. Он никакого не делал вида, он серьезно, в упор смотрел на нее раньше, чем она это увидела, а теперь, когда взгляды их встретились, оттолкнулся легонько плечом от стены и пошел навстречу. Ах, как стало страшно, тревожно и радостно, и еще… вдруг захотелось заплакать. Что же это, что же это, как можно? Зойка облизнула вдруг пересохшие губы. Надо стать свободнее, а то вытянулась, как солдат на часах… И записка в руках, некуда спрятать. А Димка… вот он, пропускает танцующие пары, подходит ближе, ближе, такой знакомый и… какой-то другой. Очень серьезный сейчас, без улыбки. Димка…
Двумя ладонями он сжал Зойкину руку, закрыв в этом замке свое письмо-признание:
— Здравствуй.