Нелл начала просматривать записи для сегодняшней колонки, но потом, не в силах сосредоточиться, отложила бумаги в сторону. Она вернулась мыслями к прошедшей ночи.
Юркнув в постель, Эдам почти мгновенно уснул. Прислушиваясь к его ровному дыханию, она придвинулась к нему, а он во сне обнял ее и прошептал ее имя.
Нелл вспомнила то время, когда они только познакомились. Ее тогда сразу покорила его улыбка — вальяжная, ласковая.
Зазвонил телефон. Эдам, подумала она и подняла трубку.
Это был дед.
— Нелл, я только что прочел газету! Надеюсь, Эдаму ничего не грозит в связи с расследованием. Он работал в «Уолтерс и Арсдейл» как раз в то время, которое интересует следствие.
Нелл глубоко вздохнула. Она очень любила деда, но временами ей хотелось на него накричать.
— Мак, Эдам ушел из «Уолтерс и Арсдейл» именно потому, что ему не нравилось то, что там происходит. И разве я вчера не просила тебя быть с ним полюбезнее?
— Прости.
— Не слышу в твоем голосе раскаяния.
Мак пропустил ее замечание мимо ушей.
— Увидимся вечером. Кстати, я позвонил Герт, чтобы поздравить с днем рождения, и скажу тебе, эта женщина неисправима. Проводит день в медитации. Она спросила, можно ли ей привести с собой парочку экстрасенсов, но я запретил.
— Но, Мак, это же ее день рождения, — попробовала возразить Нелл.
— Возможно, но мне в моем возрасте не хочется, чтобы кто-нибудь из этих придурков пытался определить, не потускнела ли моя аура. Ну, мне пора. Увидимся вечером.
Нелл положила трубку и откинулась на спинку стула. Дед прав, Герт довольно эксцентрична. Но в свое время именно вера Герт в паранормальные явления помогла Нелл понять, что с ней происходило, когда она ощущала невидимое присутствие отца и матери.
Высокий рост и широкие плечи достались Дану Майнору от отца, но лицом он вышел в мать. Гены нежной красавицы Кэтрин Куинн смягчили резкие, точеные черты Престона Майнора.
Сослуживцы Дана Майнора утверждали, что даже в военном камуфляже, кроссовках и футболке он похож на врача.
Похоже, ему на роду было написано стать врачом, во всяком случае, Дан всегда знал, что хочет быть детским хирургом.
Детство он провел в Чеви-Чейз, штат Мэриленд, у родителей матери, и еще тогда научился равнодушно относиться к редким визитам отца. С шести лет Дан не видел матери, хотя ее фотография — мать, улыбаясь, обнимает его, а ее волосы треплет ветер — хранилась в тайном отделении его бумажника. Снимок, сделанный в тот день, когда ему исполнилось два года, был единственным осязаемым воспоминанием о ней.
После Университета Джонса Хопкинса Дан закончил ординатуру в больнице Сент-Грегори на Манхэттене. Когда ему предложили возглавить там новое ожоговое отделение, он согласился. К тому времени у него уже была солидная репутация хирурга, специализирующегося по ожогам. У Дана был беспокойный характер, но с наступлением нового тысячелетия он решил изменить свою жизнь. Ему исполнилось тридцать шесть, и его постаревшие дедушка с бабушкой перебрались в кондоминиум для пенсионеров во Флориде. Отец недавно женился, но Дан не присутствовал на его четвертой свадьбе, впрочем как и на третьей.
Первого марта Дан приступил к работе на новом месте. В феврале он купил квартиру в Сохо на юге Манхэттена. Дан с удовольствием посещал прощальные обеды, которые друзья давали в его честь. Кто-то из них подарил ему красивый бумажник, и, перекладывая туда водительские права, кредитные карточки и деньги, он нарочно отложил старую фотографию в сторону — настало время оставить все, что было связано с матерью, позади. Через час он передумал и вернул фотографию на место.
В первый же свой вечер на Манхэттене Дан отправился поужинать в городе. В Сохо ему особенно нравилось обилие ресторанов. Он зашел в один из них, купил газету и сел за столик у окна.
Потягивая аперитив, он просмотрел первую страницу, но вскоре начал разглядывать прохожих. Недавно он решил, что в новом тысячелетии откажется от попыток найти свою мать. Мир так огромен, что отыскать ее практически невозможно.
И все же одной из причин, по которым он перебрался в Нью-Йорк, была надежда что-нибудь о ней узнать. Именно здесь обрывались ее следы.
Дан тратил много времени на то, чтобы освоиться в новой должности. Девятого июня он делал срочную операцию и допоздна задержался в больнице, поэтому одну из последних попыток найти мать пришлось отложить на следующий день. На этот раз он отправился в трущобы Южного Бронкса и без особых надежд на успех стал показывать фотографию и задавать обычные вопросы.
И вдруг удача. Бедно одетая женщина лет пятидесяти, с изможденным лицом внезапно улыбнулась:
— Похоже, вы ищете мою подружку Куинни.
Входя в вестибюль многоквартирного дома на Парк-авеню, пятидесятидвухлетняя Уинифред Джонсон всегда испытывала робость. Она работала с Эдамом Колиффом три года, сначала в «Уолтерс и Арсдейл», а прошлой осенью, когда он основал собственную компанию, ушла вместе с ним.
Худенькая, хрупкая Уинифред носила строгие деловые костюмы. Она была такой тихой, что люди часто забывали о ее присутствии, но она замечала все и ничего никогда не забывала. За время работы на Роберта Уолтерса и Лена Арсдейла она научилась всему, что требовалось знать о строительном бизнесе. Эдам Колифф сразу это понял и очень высоко ее ценил.
А вот Нелл никогда его не ценила. Жаль, что Эдаму досталась в жены внучка знаменитого деда, из-за которого у нее не остается времени на мужа.
Эдам заслуживал лучшей участи. Иногда он рассказывал о своем детстве на ферме в Северной Дакоте, о том, как ходил в библиотеку за книжками, где были картинки с красивыми домами. Иногда просил ее что-нибудь рассказать. Эдам обожал рассказы Уинифред о ее первых днях в «Уолтерс и Арсдейл».
— Так ты говоришь, что этот старый лис не остался внакладе, когда цены рухнули?! — восклицал он и обещал никому не говорить ни слова.
Она часто вспоминала вечер, когда он с упреком произнес:
— Уинифред, брось притворяться. В твоей жизни кто-то есть.
И она все ему рассказала и даже назвала имя. Тогда она по-настоящему стала ему доверять.
Швейцар в униформе положил трубку интеркома:
— Миссис Колифф ждет вас, мисс Джонсон.
Эдам попросил забрать его кейс и темно-синий пиджак. В свойственной ему манере он виновато объяснил:
— В кейсе бумаги, которые понадобятся мне на совещании, а пиджак нужен на случай, если я вдруг передумаю и пойду в «Четыре времени года».
По его тону Уинифред поняла, что между ним и Нелл произошла серьезная размолвка. Это только укрепило ее уверенность в том, что брак Эдама висит на волоске.
Поднимаясь на лифте, она думала о предстоящей встрече на яхте Эдама. Их будет только пятеро. Она сама, три участника проекта, связанного с башней Вандермеера, — Эдам, Сэм Кроз и Питер Ланг — и прораб Джим Райан.
Уинифред знала, что всех встревожат публикации в сегодняшних газетах, но сама была спокойна. В крайнем случае придется разориться на взятки нескольким нужным людям.
Двери лифта открылись, в вестибюле ждала Нелл. Вдруг приветливая улыбка исчезла с ее лица.
— Что с вами? — спросила Уинифред.
«Боже мой, — в панике подумала Нелл, — почему это со мной происходит?»
Глядя на Уинифред, она отчетливо слышала внутренний голос: «Путешествие Уинифред в этом мире
