парня. На фоне торосов он стоял в меховой куртке у своего трактора.
Мария посмотрела на фотографию и, встретившись взглядом с Любой, услышала:
— Это мой муж, погиб в Антарктиде…
Люба подошла к сундуку, сняла кружевную накидку собственной вязки и, подняв тяжелую крышку, вынула два старых, поцарапанных чемодана, а потом, словно оправдываясь перед Щербаком, повернулась в его сторону.
Алексей молча стоял у окна.
Когда открыли чемоданы, все удивились. В одном лежали летный шлем, планшетка с картой, испещренной разноцветными трассами, и кусок дюралевой обшивки самолета с пятью красными звездочками.
Другой был набит старыми детскими игрушками.
— Это ваши вещи? — спросила Градова.
— Мои, — сказал Щербак.
Прокурор заглянул в чемодан, повертел в руках безглазого медвежонка и захлопнул крышку.
Заседатель Ларин, которому вдруг стало стыдно, будто он без разрешения ворвался в тайну, неведомую и непонятную ему, закурил и вышел в коридор.
Мария не стала просматривать вещи, только сказала секретарю суда:
— Это не имеет отношения к существу дела. Отметьте в протоколе содержимое чемоданов. А сейчас мы отправимся на осмотр очагов пожара.
И она обратила внимание подсудимых и свидетелей, что этот осмотр является составной частью судебного разбирательства, и попросила Лагуна проводить всех к первому очагу пожара.
Когда подошли к месту, где стояли бочки с бензином, Лагун вздохнул:
— Отсюда все и началось.
— Расскажите, что вы знаете о пожаре, — попросила Градова.
— Видите, как трава погорела и земля стала бурой от огня? Здесь был сарай, а в нем бочки с бензином. Место тут тихое, нелюдное. Никто не ожидал, что бревна такое сотворят. Берег, как видите, крутой, семь метров над водой. Когда река тронулась, бревна громоздились, выталкивали друг друга на берег. В этом месте их вывалилось больше, чем где-либо. Сарайчик был хлипкий, лесины повалили его. Упали и бочки. Четыре их было. Три еще непочатые, под металлической пробкой, а одна открыта. Вместо пробки деревянная затычка торчала. Ясное дело, от удара деревяшка выскочила, а бензин пошел свободным ходом. Теперь пройдем дальше. — Лагун провел людей по выжженной земле метров на тридцать в сторону под уклон и остановился. — Здесь, — продолжал он, — подавальщицы столовой кипятили свои халаты. Видите, кирпичи лежат? На них стоял бак. Когда бензин потек, он добрался и до костра. И полыхнуло! Косичкина, которая стиркой занималась, пошла в столовую за содой. Так что пожар без нее занялся. А здесь у нас, — Лагун кивнул на обгоревший навес, — был летний павильон столовой. Сгорел. Только этот кусочек остался, — он развел руками. — По этому участку все.
— Мотористы сами имели доступ к бензину или был завхоз?
— Сами распоряжались.
— Вы говорили, что в одной из бочек вместо металлической пробки торчала деревянная затычка. Как это было обнаружено? — спросил прокурор.
— Девяткин об этом сообщил.
— Кому?
— Евстигнееву.
— Свидетель Евстигнеев, вы подтверждаете это?
— Был такой разговор.
— Когда?
— После аварии, к вечеру: Я вернулся сюда и увидел затычку.
— Разве она не сгорела?
— Я ее в луже увидел. У нас же дожди шли. Луж было много. Видно, так и уцелела…
— Вы сохранили ее?
— Зачем?
— Это очень важное вещественное доказательство.
— Не подумал. Откуда мне знать такое? Был бы револьвер или нож, а тут деревяшка…
Тем временем Лагун, обескураженный ошибкой товарища, отделился от группы и стал искать затычку. «Кто знает, может, еще лежит? Кому она нужна-то, право?» — огорчительно рассуждал он. Потом, закатав рукав, принялся шарить в мутной, высыхающей луже. Ему попадались квелые хворостинки, обломки коры, но затычки не было, будто сгинула. Но вдруг лицо его посветлело. Он вытащил руку из взбаламученной воды и, удивившись дорогой находке, зычно крикнул:
— Она!
Лагун передал затычку Градовой, та взяла ее и, почти не посмотрев, протянула Девяткину.
— Узнаю.
— А где металлическая пробка?
— Напарник мой — рыбак. Для грузила приладил.
— Почему вы не сообщили об этом начальнику запани?
— Так они вместе частенько рыбачили, — пояснил Тимофей, но, заметив, что вокруг никто не улыбнулся, добавил: — Небось сам видел.
При всех видимых и весьма полезных фактах, установленных при осмотре местности, Градова все еще находилась во власти неразгаданных причин пожара в отдаленном от костра месте. Теперь это чувство обострилось, требовало вести поиск истины, дать ответ хотя бы самой себе, о чем же умолчал свидетель Девяткин, если он действительно умолчал.
Секретарь суда, закончив запись проведенного осмотра, закрыла папку и ждала новых указаний.
Градова, щурясь от солнечного света, сказала, что сейчас суд переходит к рассмотрению причин возникновения второго очага пожара, и вся группа двинулась вперед.
Неожиданно Градова остановилась и сказала:
— Проведите нас кратчайшим путем от костра к дому Щербака.
— Понял, — четко ответил Лагун. — Дорога одна. — Он встал возле обгорелых кирпичей и шагнул вперед, словно хотел прочертить ту кратчайшую линию, о которой просила Градова.
Впереди показался дощатый мостик через зеленый овражек, нареченный в поселке злым прозвищем «тещин язык». Овражек рассекал землю замысловатой глубокой впадиной еще в редком прилесье и, дотянувшись до самого берега, смотрел на реку темным провалом, где по вечерам вели суматошную перекличку лягушки.
Лагун прошел через мостик к дому Щербака. Вслед за ним подошли остальные.
Все посмотрели на останки сгоревшего общежития и кладовки щербаковского дома.
— Дом удалось спасти, — сказал Лагун. — Только как сюда огонь переметнулся, ума не приложу.
— Сколько метров от костра до стенки дома?
— А мы измерим, — сказал Евстигнеев и стал отсчитывать метры рулеткой, а когда вернулся, доложил: — Шестьдесят четыре. Ровно.
— Вы не помните, какая погода была в день пожара? — спросила его Градова.
— Хмурая. Но тихая.
— Одному жара покажется холодом, а другой в мороз кричит жарко, — с усмешкой отозвался Девяткин. — Каждый на свой хохряк думает. Только, помню, ветер был. С катера видел, как ветер волну поднимал.
Градова смотрела в его глаза и улавливала в них тревогу. Ей показалось, что Девяткин, волнуясь, может еще что-либо добавить. И тогда она кивнула ему, соглашаясь.
— Может быть. У каждого свои приметы на погоду.
— Точно, — охотно поддакнул Тимофей. — Я ее примечаю не по облакам, а по своим бокам. А еще я скажу — на землю поглядите. Она же горбатая, под откос идет, извини-подвинься. Потек бензин? А ему здесь раздолье. Вот и добежал сюда.
Прокурор задумчиво прошелся до мостика, зачем-то заглянул в овражек и, вернувшись на место,
