— Но как же они?..
— А вот так… как видите…
Когда, отдав соседке конвертик с деньгами, они выходят на улицу, Костя задумчиво говорит:
— Как-то раз Юрка Бачинин после смерти его бабушки сказал: «Как отвратительна старость! Лучше не доживать до нее».
— Я боюсь думать о смерти, — печально произносит Таня, — из моих родственников еще никто не умирал. То есть, после моего рождения никто не умирал…
— Да… Что скажем теперь бабушке? Она ведь не предполагает такого, расстроится…
6
Сёмка сваливается неожиданно, хотя новость о его приезде облетела всех родственников и знакомых уже давно и в Москве его уже давно ждут.
Проходит несколько месяцев, но Сёмка не дает о себе знать.
И вот однажды он попросту звонит по телефону и говорит Маргарите Петровне, что завтра придет в гости.
— А когда ты приехал? — спрашивает Маргарита Петровна таким невозмутимым тоном, как будто разговаривала с ним вчера.
— Неделю назад.
Сёмка худой, подвижный, почти лысый. Остатки волос, подкрашенных в желтый цвет хной, прилизаны и зачесаны назад. Глаза узкие, колючие, лицо худое и желчное, готовое в любой момент изменить свое выражение от радости до злой иронии. Впечатление, что он словно что-то высматривает, что-то про себя про каждого решает. Он все время нервно щелкает пальцами, и это может раздражать окружающих.
С двоюродным братом Николай Семенович здоровается сдержанно:
— Добро пожаловать, добро пожаловать, Сёма!
Он похлопывает Сёмку по плечу и подвигает потихоньку в комнату. Но Сёмка не спешит.
Он долго здоровается с Маргаритой Петровной, разглядывает ее, словно куклу. Потом обнимает Севу и тоже разглядывает его «на свет».
— Подожди-ка, это же сколько тебе лет уже? Тридцать три? Тридцать пять? Ну, старик, еще походим по девочкам. В Москве много…
— Ты в своем амплуа, Сёма! — хихикает Маргарита Петровна.
— Я — да. Я в силе. И видал я всех в заднем проходе, кто скажет мне что-то!
— Ой! — машет руками бабушка. — Опять ты свои выражения!
— Нормальные выражения. Видал я всех в заднем проходе, кто их не употребляет. Ханжи!
И Сёмка, поправив перед зеркалом в прихожей воротник рубашки, идет вслед за Севой в комнату.
— А-а, выпьем сейчас! — говорит он, увидев, что стол уже накрыт. — Это хорошо! — Он потирает руки от удовольствия и подмигивает Севе. — Нет, не так: покушаем! Да, Сева?
Сёмка, видимо, в своем обычном репертуаре и чувствует себя комфортно. Он довольно смеется, открывая два ряда золотых зубов, берет со стола бутылку коньяка, вертит в руках и возвращает на место:
— Я — водку, а всякие коньяки — это я видел в заднем проходе.
— Ты что, Сёма, — удивляется Сева, — коньяк — напиток интеллигентных людей.
— Я их в заднем проходе имел, этих интеллигентных! Всю жизнь я их там имею, — раздраженно говорит Сёмка, усаживаясь за стол.
Николай Семенович молча откупоривает бутылки, делая вид, что не реагирует на замечания Сёмки. Маргарита Петровна тоже пропускает их уже мимо ушей.
Темы для разговора никак не находится: о прошлом спросить нельзя — и страшно, и неэтично, а сам Сёмка только раздраженно смеется и все время ругается.
— Родственникам ты звонил? — спрашивает наконец Маргарита Петровна индифферентно, считая, что нашла нейтральную почву.
Сёмка мрачнеет и жестко отвечает:
— Нет, и не буду.
— Ну как же так?
— «Родственники!» — лицо Сёмки вдруг краснеет. — У меня свои с ними счеты. — Он делает паузу и на одном дыхании выпаливает: — Они хоть что-нибудь сделали тогда? А?! Хоть кто-нибудь плюнул в мою сторону? По-родственному, по-доброму? Хоть кто-нибудь?
Он смотрит на Маргариту Петровну, подняв указательный палец вверх.
Маргарита Петровна понимает, что не следовало начинать тему, но уже поздно. Сёмка переходит почти на крик:
— Хоть кто-то из них хлопотал? Спрятались все, затаились!.. Почему я выжил, знаете? Нет? Да только потому, что уголовники под защиту взяли, не родственники! Это чтобы вы знали, а не всякие разговоры разговаривали.
— Ну, Сёма, время такое было… — дипломатично роняет Маргарита Петровна.
— «Время»?! — Сёмка так опускает на стол кулак, что рюмки испуганно вздрагивают. — «Время» было для всех, а отсидел почему-то только я! Поэтому в заднем проходе я их имел после этого!
— Но у тебя же много племянников со стороны матери, — пытается хоть как-то исправить положение Маргарита Петровна. — Они-то уж во всяком случае ни при чем…
— Племянник у меня один — Севка, — немного остыв, говорит Сёма. — Я его когда-то нянчил. Ну, и Костя, конечно, тоже племянник, — добавляет он.
Костя с Таней чуть запаздывают и приходят, когда все уже приступили к еде.
— Ну что же вы! — укоризненно качает головой Маргарита Петровна. — Я уж думала, не придете…
— А, новая родственница! — говорит Сёмка. — Женился, значит! — Он здоровается с Костей за руку и через плечо бесцеремонно оглядывает Таню с ног до головы. — Нам с тобой тоже надо, — обращается он к Севе и кладет руку ему на плечо, чтобы пригнуть поближе к себе. — Выберем по девочке, чтобы бедра, чтобы формы в порядке были, — смеется Сёмка, заговорщически подмигивая Севе. — Плоскожопых не люблю. Здесь выберем, туда больше не поеду, завязал, всё. В Москве девочек полно, для меня проблемы нет, денег — во! — и он вытаскивает из кармана толстый бумажник.
— Тебе налить, Сёма? — перебивает тираду Николай Семенович. Он не отвечает на Сёмкины высказывания, но видно, что внутренне его передергивает от них и он, отвернувшись, морщится.
— Давай-давай, не спрашивай! — кивает через плечо Сёмка.
Костю и Таню сажают по левую сторону от него.
— Так ты полностью расквитался с Петропавловском? — спрашивает Маргарита Петровна.
— Полностью. Квартиру продаю — и переезжаю сюда.
— А что у тебя там?
— А, — Сёмка небрежно машет рукой, — что там можно иметь? Хрущоба в пятиэтажном сарае с «гаванной»…
— Это что значит? — удивленно поднимает брови Маргарита Петровна.
— Не знаете?! Совмещенный санузел значит, — поясняет Сёмка. — А где же Майка? — вдруг резко спрашивает он.
— Майя? На работе, как всегда, — хихикает бабушка и пожимает плечами, — разве ты не знаешь Майю? Придет скоро.
Майя Михайловна появляется шумно:
— Сёма, дорогой, рада тебя видеть! — восклицает она с порога.
Они целуются и обнимаются. Маргарита Петровна поджимает губы, показывая тем самым, что не
