Артур Конан Дойл
Долина страха
Часть I
Трагедия в Бирлстоне
Глава 1. Предупреждение
— Я склонен предполагать…
— Предполагайте, предполагайте, нетерпеливо заметил Холмс.
Я убежден, что принадлежу к числу самых терпеливых из смертных, но это насмешливое замечание меня задело.
— Послушайте, Холмс, — сказал я сухо, — вы иногда слишком испытываете мое терпение.
Но он был чересчур занят собственными мыслями, чтобы сразу ответить мне. Не обращая внимания на стоявший перед ним нетронутый завтрак, Холмс целиком погрузился в изучение листка бумаги, вынутого из конверта. Затем он взял конверт и стал старательно рассматривать его.
— Это почерк Порлока, — задумчиво сказал Холмс. — Я не сомневаюсь: это почерк Порлока. Игрек с особенной верхушкой — это очень характерно.
Он говорил скорее сам с собой, нежели обращаясь ко мне, но все мое раздражение исчезло.
— Кто же этот Порлок? — спросил я.
— Порлок — это только nom-de-plume, псевдоним, а за ним, Уотсон, стоит чрезвычайно хитрая и ловкая личность. В предыдущем письме Порлок честно сообщил мне, что его имя — вымышленное, и просил не разыскивать его среди миллионов лондонского населения. Порлок важен не сам по себе, а лишь потому, что находится в контакте с неким и в самом деле значительным лицом. Вообразите рыбу-лоцмана, сопровождающую акулу, или шакала, следящего за львом, — вообще, какое-либо ничтожество в обществе действительно грозного существа. И не только грозного, Уотсон, но и таинственного — в высшей степени таинственного. Вот в этом-то смысле Порлок меня и интересует.
— Знаменитый ученый и преступник, столь великий в своих хитрых замыслах, что….
— Что и теперь я должен со стыдом…
— Я, собственно, хотел сказать, что он остается совершенно неизвестным обществу с этой стороны.
— Намек, явный намек! — воскликнул Холмс.
— В вас, Уотсон, открывается совершенно неожиданная жилка единого юмора. Вас надобно остерегаться! Впрочем, назвав Мориарти преступником, вы сами совершили проступок, как оно ни удивительно. С точки зрения закона это — клевета. Один из величайших злоумышленников всех времен, организатор едва ли не всех преступлений, руководящий ум всего подпольного мира, ум, который мог бы двигать судьбами народов, — таков в действительности этот человек. Но он настолько неуязвим, настолько выше подозрений, так изумительно владеет собой и так себя ведет, что за эти ваши слова мог бы привлечь вас к суду и отнять вашу годичную пенсию в качестве компенсации за необоснованное обвинение. Разве он не прославленный автор «Движения астероидов», книги, затрагивающей такие высоты чистой математики, что, говорят, в научной прессе не нашлось никого, кто мог бы написать о ней критический отзыв! Можно ли безнаказанно клеветать на такого человека! Это гений, Уотсон! Но если я буду жив, то придет и наш черед торжествовать.
— Если бы мне удалось это увидеть! — воскликнул я. — Но вы говорили о Порлоке…
— Ах, да… Так вот, этот, так называемый Порлок — лишь одно из звеньев в длинной цепи, правда, не столь удаленное от ее создателя. Но между нами говоря, звено довольно второстепенное. Больше того: звено, давшее трещину.
— Не существует цепи более крепкой, чем самое слабое из ее звеньев.
— Именно, дорогой Уотсон. В этом-то и кроется особая важность Порлока для нас. Подгоняемый отчасти пробудившейся в нем совестью, а главным образом чеками на десять фунтов, которые я ему посылал, он уже раза два доставлял мне ценные сведения. Настолько ценные, что удавалось предотвратить преступления. Если мы найдем ключ к шифру, то я не сомневаюсь, что и это письмо окажется сообщением того же рода.
Холмс развернул письмо на своей так и оставшейся чистой тарелке.
Я склонился над ним и стал рассматривать загадочное послание. На листке бумаги было написано следующее:
534 Г2 13 127 36 31 4 17 21 45
Дуглас 109 293 5 37 Бирлстон.
26 Бирлстон 9 18 171
— Что вы думаете об этом, Холмс?
— Очевидно, попытка сообщить какие-то секретные сведения.
— Но если нет ключа, какова польза шифрованного послания?!
— В настоящую минуту — ровно никакой.
— Почему вы говорите «в настоящую минуту»?
— Потому что существует немало шифров, которые я могу прочесть с такой же легкостью, как акростих по первым буквам каждой строки. Такие несложные задачи только развлекают, ничуть не утомляя. Но тут — иная задача. Ясно, что это ссылка на слова, которые можно найти на странице какой-то книги. Пока я не буду знать название книги, я бессилен.
— А что могут означать слова «Дуглас» и «Бирлстон»?
— Очевидно, этих слов нет на взятой странице.
— Почему же он не указал название книги?
— Дорогой Уотсон, ваши ум и догадливость, доставляющие столько удовольствия вашему покорному слуге, подскажут вам в следующую минуту, что не следует посылать зашифрованное письмо и ключ к шифру в одном и том же конверте. Иначе вас могут ждать большие неприятности. Нам, однако, принесут вторую почту; я буду очень удивлен, если не получу письма с объяснением или, что более вероятно, самой книги, на которую автор письма ссылается.
Дальнейшие рассуждения Холмса были прерваны спустя несколько минут появлением Билли, слуги, принесшего ожидаемое нами письмо.
— Тот же почерк, — заметил Холмс, вскрывая письмо. — И подписано на этот раз, — торжествующим голосом прибавил он, развернув письмо.
Но, просмотрев его, нахмурился.
— Ну, это сильно разочаровывает. Боюсь, Уотсон, наши ожидания обмануты. По-видимому, с этим Порлоком ничего не выйдет. «Многоуважаемый мистер Холмс, — пишет он, — я больше не могу заниматься этим делом. Оно слишком опасно. Я вижу, что он меня подозревает. Я только что написал адрес на конверте, собираясь послать вам ключ к шифру, как он совершенно неожиданно зашел ко мне. Я успел прикрыть конверт, но прочел в его глазах подозрение. Сожгите, пожалуйста, шифрованное письмо: теперь оно для вас совершенно бесполезно. Фред Порлок».
Некоторое время Холмс сидел молча, держа письмо в руке и сосредоточенно глядя на пламя в камине.