поработать ногами…
Бен поразмыслил над этим и с сожалением произнес:
— Прошу прощения, святой отец, если я вас как-то задел.
— Не стоит. Хотя мне, конечно, было бы неприятно, если бы вы вдруг заподозрили меня в причастности к этому таинственному происшествию. Тем более что я просто ума не приложу, что все это могло означать.
Бен устало прислонился к перилам и не мигая уставился на корабельные трубы, из которых в небо поднимался легкий дымок.
— Черт побери! — пробормотал он, все еще с волнением думая об этом странном случае. — Но ведь кто-то же пытался открыть мою дверь!..
Макгвайр только пожал плечами! Он вполне верил Бену, но тоже находился в полном недоумении.
— Ну, ладно, — начал успокаиваться Бен. — Во всяком случае, чего бы ни хотел добиться этот негодяй — ему это не удалось. Так что, по большому счету, все в порядке, верно? — Он тронул священника за руку. — Я еще раз прошу прощения, что так обеспокоил вас, святой отец.
— Ничего страшного, Бен, — примирительно ответил Макгвайр. — Все уже позади.
Бен спустился на нижнюю палубу и по коридору «Б» направился к своей каюте. Еще издалека он заметил, что на ручке двери каюты что-то висит. Подойдя ближе, он от изумления раскрыл рот. Это было распятие.
Бен осторожно снял его и взял в руки. Крест оказался довольно большим, высотой около двенадцати дюймов, и очень тяжелым, так как сделан был из какого-то темного блестящего металла.
Зачем кому-то понадобилось оставлять эту вещь именно здесь?
Войдя в каюту, Бен скинул халат и бросил распятие на диван, потом проверил, крепко ли спит сынишка, и сам улегся в кровать. Фэй спала и, очевидно, за все это время ни разу не просыпалась.
Бен намотал цепочку от креста на ладонь и в задумчивости поднял его перед собой, тут же почувствовав, как по спине пробежал неприятный холодок. Его томило какое-то необъяснимое предчувствие. Вроде бы ничего особенного не произошло… Но в то же время теперь что-то терзало его и не давало окончательно успокоиться.
Наконец Бен положил распятие под подушку и, повернувшись на бок, решил забыть о нем хотя бы на пару часов.
Отец Макгвайр внимательно осмотрел распятие, засмеялся, при этом закашлявшись, и вернул его вконец растерявшемуся Бену.
— Вы знаете, я тоже не могу представить, кто и зачем мог оставить его на вашей двери, — признался он. — Но мне почему-то кажется, что не стоит особенно мучиться из-за этого, теряться в догадках или, тем более, строить всякие невероятные теории. Забудьте об этом. Просто по воле случая вы стали обладателем чудесного распятия. Так пусть же Господь Бог отныне всегда улыбается вам. — Он дружески похлопал Бена по спине. — Я вам серьезно говорю. Ничего дурного здесь и быть не может.
Бен подозрительно посмотрел на священника, а петом, покачав головой, сунул распятие в сумку с детским питанием. Как раз в это время к ним подошел носильщик и сообщил, что багаж отца Макгвайра благополучно прошел таможенный досмотр и его уже можно получать.
— Скажите, а вы сообщили о своей находке жене? — поинтересовался Макгвайр.
— О распятии? Разумеется! — сразу же оживился Бен, оглянулся и помахал Фэй рукой. Она стояла немного поодаль и с улыбкой подошла к мужу, держа на руках ребенка.
— У нас все готово, — радостно сообщила она. — Носильщики уже сносят багаж на берег. Бен удовлетворенно кивнул и взял сынишку к себе на руки.
— Ну, что вы скажете, святой отец? — спросил он и поднес мальчика сбоку почти к самому своему лицу. — Мы с ним похожи как две капли воды, а?
Макгвайр внимательно осмотрел Бена, потом Фэй и, наконец, малыша.
— Только глаза, — безапелляционно заявил он. — А в остальном — вылитая Фэй. Кстати, я вам уже говорил об этом. У вашего сына поразительное сходство с матерью.
Малыш будто понял, о ком идет речь, и что-то весело агукнул. Бен засмеялся и вернул ребенка жене. Сейчас она была одета довольно скромно: в длинную серую юбку и белую блузку из искусственного шелка.
Впереди всей группы вышагивали два носильщика и толкали тележку с багажом. Макгвайр, Бен и Фэй с сыном шли за ними.
— Может быть, подвезти вас до дома? — предложил священник, когда они подошли к выходу с пирса. — Из семинарии за мной послали машину.
— Нет, спасибо, святой отец, — поблагодарил его Бен. — За нами обещал заехать один из наших приятелей. Мы с ним соседи…
Они вышли на улицу к тротуару.
Фэй еще раз спросила священника, что он думает по поводу таинственного распятия, но тот лишь весело рассмеялся. А потом вполне серьезно пояснил, что само по себе оно никакого значения в общем-то не имеет и лучше всего не думать о нем слишком много. Это не более чем сувенир, — Но оно почему-то внушает мне страх, — пожаловалась Фэй. — Может быть, лучше вообще его выбросить? Макгвайр задумался, медленно кивая головой.
— Я могу понять ваши чувства, — протянул он.
— Фэй с тревогой посмотрела на Бена, но он лишь улыбнулся ей в ответ и пожал плечами.
— Ну ладно, дорогая. Раз тебе не по душе держать его дома, я его сегодня же выкину. А еще лучше — подарю какой-нибудь больнице при католической церкви, где ему, по-моему, самое место.
К тротуару подъехал лимузин за священником. Из машины тут же выскочил шофер, уложил в багажник чемоданы и открыл для Макгвайра заднюю дверь. Сам Макгвайр в это время обсуждал с Бэрдетами планы их будущей встречи, а потом обнял маленького Джозефа и ласково улыбнулся ему.
— Я буду скучать без вас, — с искренней грустью сказал он, — и с нетерпением ждать вашего звонка, как условились.
— Я уверен, что долго ждать вас не придется, — заверил его Бен.
Священник сел в лимузин и на прощанье помахал им рукой из заднего окошка.
Бэрдеты, улыбнувшись, замахали ему в ответ, а когда машина отъехала, вернулись к своим чемоданам.
Глава 2
Машину Сорренсона не узнать было невозможно, и Бэрдеты заметили ее еще издалека. К ним приближался «Де-сото» 1956 года выпуска. Этот невероятный «дредноут» обогнул угол и направился к ним, изрыгая клубы черного дыма и грохоча, как железный сейф, набитый столовым серебром. Но самым замечательным было то, что остатки правого крыла свободно трепыхались по ветру, издавая оглушительный ритмичный лязг. Машина напоминала гигантскую тропическую рыбину с длинными хвостовыми плавниками, а крыша была до такой степени разъедена ржавчиной, что вполне могла бы сойти за рыбью чешую. За рулем подпрыгивала седовласая голова самого владельца этой диковинной колымаги — Джона Сорренсона. Руками он отчаянно сжимал руль и так пристально следил за дорогой, что казалось, будто его взгляд просто приклеили к лобовому стеклу. Это зрелище развеселило Бэрдетов, однако смех их был вполне дружелюбным. Теперь, когда цены на ремонт автомобилей безбожно подскочили и положение все больше усугублялось инфляцией, Джон Сорренсон, первая виолончель Нью-йоркской филармонии, каким-то чудом все же ухитрялся содержать такой антиквариат, выкраивая на это деньги из своего скромного бюджета. Наконец машина со скрежетом остановилась, и из нее буквально вывалился радостный Сорренсон.
— Чертова калоша! — сердито пробормотал он, шутя замахнувшись на автомобиль. — Сломалась как раз в самом подходящем месте — на 48-й улице.
— Правда? — расстроилась Фэй, подходя ближе с малышом на руках.
«Ну, теперь уже наверняка все в порядке», — подумал Бен. Еще бы! Им пришлось ждать его больше часа. Уже несколько раз Бен порывался плюнуть на все и поймать такси, но поскольку Сорренсон еще ни разу не нарушал своих обещаний, супруги запаслись терпением и твердо решили ждать его до победного конца.
