зловеще шепча, протягивая невидимые руки в кровожадном стремлении растерзать на части свою добычу – совершить ужасный и беспощадный суд.
Гэбриел ждал. Он чувствовал, как приближаются стервятники, слышал стоны и всхлипы, крики и мольбы о пощаде – обрывки воспоминаний жертв, похищенных серыми тенями в тёмные бездны. Весь мост наполнился зловещими горбатыми тварями в бесформенных одеяниях, и оставалось лишь несколько секунд до того, как они все накинутся на чужака и уничтожат вставшего на их пути Наблюдателя.
Всего несколько секунд…
Но именно в этот момент он повернулся и быстро выхватил из под плаща скрипку – вечную спутницу его одиночества. Стервятники не обратили внимания на странный предмет, их одежды уже почти касались Гэбриела, и только Наблюдатель знал, что будет дальше, крепко сжимая смычок, словно шпагу, которая ярким светочем проведёт его сквозь аморфную массу мглы и отчаяния.
Закрыв глаза, он заиграл мелодию, которой когда-то давно научила его богиня луны[15]. Мелодию ослепительного серебра, поглощающую мрак, испепеляющую тени. Стоны усилились, вместе с ними поднялся сильный ветер, сорвавший шляпу с головы Гэбриела… а он играл, без остановки повторяя мотив, и сквозь мутное небо луна засияла слепящим клинком, озаряя фигуру неистового скрипача, вокруг которого растворялись серые тени – бежали в смятении от смертельного света, разрезавшего их на части невидимым лунным серпом.
С последней нотой мелодии бледный диск снова скрылся за облаками, а на мосту остался один только Гэбриел, застывший каменным изваянием посреди клочков и обрывков серых одежд растерзанных стервятников.
Спрятав скрипку, он подобрал один из лоскутов странной серой материи – на глазах она тут же рассыпалась в прах. Пепелище костей – вот, чем были стервятники. Порошком чьих-то диких фантазий они рассыпались по ветру, сочились под землю, чтобы снова обрести хрупкие формы своего безымянного небытия. Но теперь они были напуганы. Ведь больше всего эти серые тени скрежещущей мглы боялись яркого света – смертельного света. И музыка, напоившая разящим серебром луну, способна была уничтожить их всех.
Инкуб, казалось, услышал, как Город облегчённо вздохнул; и улыбнулся, погладив под плащом талию своей вечной возлюбленной – скрипки, с которой когда-то давно стал един и телом, и душой.
Мне кажется, или я слышал музыку? Старик, несмотря на то, что опирался на трость, оказался у окна очень быстро и теперь наблюдал, как неподалёку над мостом, как по волшебству, луна разверзла небо и вспыхнула ярким серебристым светом, затем вновь скрывшись от глаз случайных зевак. Любопытно… очень любопытно… Быстро нахлобучив на голову цилиндр и накинув на плечи пальто, старик выскочил из дома и торопливо посеменил к мосту, что видел из окна, периодически спотыкаясь, поминая чёрта, иногда даже забывая про трость. Что-то заставило его стремглав понестись туда, где случилось странное сияние, словно нечто знакомое услышал он в музыке, что донёс до его ушей ветер – древнюю и сильную магию.
Добравшись до места, сквозь плоть оседающей пыли он смог различить силуэт одинокой фигуры, лежавшей недвижно на холодных, промозглых камнях. Гэбриел Ластморт смотрел на небо, заложив руки за голову, и обыватель мог бы предположить, что это – всего лишь сумасшедший, избравший весьма сомнительный вид ночного отдыха. Однако – не из таких был старик.
Стоя рядом, опираясь на трость, он рассматривал необычного персонажа с растрёпанными волосами и измождённым лицом, и недовольно качал головой, периодически вздыхая и бормоча что-то про себя. Наконец, он сказал:
- Парализовало, да?
- Уходи, я тебя не звал.
- Конечно, не звал, и это удивительно, что ты способен говорить, я-то думал у тебя и язык отнялся после таких выкрутасов.
- Каких ещё выкрутасов?
- Это ты играл на скрипке?
- Да.
- Значит, это по твоей воле загорелась ярким светом луна?
- Да.
- Так-так-так…
- Что?
- Не думал, что кто-то способен ещё на такое.
- Что ты вообще знаешь?
- Больше, чем ты можешь подумать. Подняться сможешь?
- Конечно, я как раз собирался уходить.
Гэбриел поднялся, с трудом, но достоинством, лишь губы скривились в усмешке боли. Он осмотрелся, мельком окинул взглядом старика и сделал несколько осторожных шагов, высматривая что-то на мосту. Наконец, улыбнулся, и, медленно наклонившись, подобрал шляпу.
Казалось, он был погружён в мысли, и эти мысли существовали где-то между мирами; сознание смешалось, а взгляд помутнел, но Инкуб ступал твёрдо, направляясь в сторону мансарды, где он жил.
- Позволь мне проводить тебя к себе. Я тут недалеко живу, к тому же всё это очень и очень любопытно, и мне хотелось бы кое о чём тебя расспросить.
Не обращая внимания на назойливого старика, Инкуб молча продолжил свой путь.
- Ты же едва на ногах держишься! Я могу помочь!
Тёмный кровавый янтарь, тяжёлый и гипнотизирующий, увидел старик в глазах незнакомца, встретившись взглядом, когда тот сухо промолвил:
- Я Наблюдатель. Сегодня состоялся суд, и я был не согласен с вердиктом. Помогать мне – значит стать изгоем. Подумай над этим, а теперь, оставь!
«Наблюдатель…» - пронеслось в голове старика: «Тот самый, который пошёл против правил Совета и бросил вызов стервятникам». Он смотрел, как растворяется в сумерках улиц загадочный силуэт, и вспоминал мелодию скрипки, которая, несомненно, и стала причиной того невероятного сияния. «Без сомнения, он знаком с древней силой мелодии, но управляет ей иначе… я чувствую безумие и странное чувство голода, скребущееся внутри него. Голода, возможно, такого же древнего, как и сам мир…»
_________
Насилие
_________
Гулкие биты доносились из-за дверей ночного клуба – одного из тех, где собираются подростки, влюблённые в легенды о вампирах, стремящиеся быть похожими на манящих и богоподобных (как они верили) Детей Ночи. Многие из них, желающих познать «тёмный дар», стояли у стен клуба, пуская сигаретный дым в туманные саваны города – словно наполняя прахом молодости погребальные урны узких улиц и искривлённых силуэтов домов.
Подобные клубы, как этот, были излюбленным местом городских демонов, но сами люди, одурманенные алкоголем и травой, были не менее опасны. Особенно для молодых прелестниц, красящих губы чёрной помады, одевающих высокие сапоги и мини-юбки, которые привлекают внимание охотников, не приемлющих отказа, маньяков и садистов, готовых убить ради обладания объектом мимолётной страсти.
Для Шейди[16] вызывающий макияж и одежда из облегающего латекса, туго обтягивающего её широкие бёдра и идеальной формы грудь, были чем-то вроде вызова обществу, родителям, а также способом выделиться среди подруг неформалов. Ведь только она так сногсшибательно выглядела в чёрном латексе, и это пришлось признать всем, кто когда-либо встречал её в
