мягкие округлые очертания и всегда насмешливые глаза. И в этих глазах тогда были большие планы…
– Ты меня слушаешь? – профессор раздраженно пощелкал пальцами, отметив задумчивость во взгляде постаревшего ученика.
Альберт тут же вернулся и с вниманием подался туловищем вперед.
– Но вообще, тебе остается только позавидовать, – язвительно заметил Заславский. – Париж – прекрасное место.
– В самом Париже я буду только одно утро и архив посетить не успею, – посетовал Альберт. – Так что основная работа предстоит в архиве Ле Мана. Туда я собираюсь ездить каждый день, ведь замок находится не очень далеко – сорок минут на поезде.
– Ты заставляешь меня повторять азбучные истины, – продолжал наседать профессор. – То, что для занятий древней историей Ассирии нужно уметь разбирать клинопись – это понимают все. Но при этом все почему-то думают, что способны разбирать средневековые документы, не считаясь с их временем. А что ты знаешь о том времени? Средневековье никогда не было твоей специализацией.
– Но я достаточно хорошо знаю французский, чтобы сделать общие выводы и…
– Вот-вот… Столько людей, не изучавших средневековой латыни и средневекового французского языка, воображают, что разберутся только потому, что знают современный французский и классическую латынь. И они позволяют себе браться за толкование текстов, хотя и не в состоянии понять их истинный смысл.
Альберт молчал. Он понимал справедливость слов профессора. Только вот профессор никак не хотел понимать, что поставленная задача не полновесное исследование. Предстояло изобразить заказчику картину путешествия замка через века – из рук в руки, из эпохи в эпоху. Это было вполне по силам и отказываться от поездки из-за такой мелочи, как незнание средневековья, было бы глупо. Просто к задаче следовало найти подход.
– Допустим, документ понятен, – не останавливался профессор. – Но как ты установишь подлинность? Она ведь устанавливается из совокупности предшествующих изысканий. Документы открываются только тому, кто знает, что было 'до' и что было 'после'.
– Все так, все так, – Альберт согласно закивал, стараясь, чтобы на лице не было и тени неудовольствия от несвоевременных поучений. – Просто мне представилась возможность… Такого шанса больше не будет. Я рассчитывал на вашу помощь.
– Понятно. Суть не в истории – суть в поездке, – ядовито сказал профессор. – Скажи, а чем ты сейчас занимаешься? Давно о тебе не слышал.
– Иногда переводами подрабатываю… Но в основном генеалогией, – Альберт тоскливо отвернулся к окну, чтобы стало понятно, как скучно настоящее и как хочется уехать хоть куда-нибудь.
– Понятно. Выдаешь желаемое за действительное? – прищурился профессор, словно желая подтвердить собственную нехорошую догадку.
Теперь пришла очередь Альберта поджать губы, но профессор уже сменил гнев на милость.
– Итак, что у тебя есть? – начал он неожиданно бойко и деловито. – Какие сведения, кроме названия замка? Известные владельцы?
– У меня пока ничего нет. Буду смотреть в архивах и на месте.
– Не найдешь ты в замке ничего, кроме пары старых открыток… Исторические документы никогда не оставляют, а владельцев сменилось, полагаю, предостаточно. Но я посмотрю свои материалы по этой местности и подберу тебе что-нибудь интересное в дорогу. Ты когда улетаешь?
– Через два дня.
– Заранее зайди на сайты архивов и выпиши из электронных каталогов подходящие на твой взгляд документы. Отправишь мне список по почте, и я отмечу те из них, которые следует посмотреть в первую очередь, – времени у тебя в обрез. Но, по совести, твоему родственнику стоило нанять француза – специалиста по Средним векам. Глух и неверен путь использования родственных связей, – добавил профессор и рассмеялся сухим, хриплым смехом, больше похожим на кашель. – Хорошие отношения с дядей?
– Да не очень. Честно говоря, я удивлен, что он обо мне вспомнил, – ответил Альберт. – И общаться с ним тяжело, и тяжело понять, чего он хочет. К примеру, сегодня почти вся беседа была посвящена моему проживанию: в какой комнате я буду жить, какая там мебель и какие висят зеркала… Как будто это имеет какое-то значение.
– А жить будешь в замке?
– Да.
– Значит, имеет значение. А иначе зачем бы он об этом упоминал? И что конкретно он говорил? Ты ведь знаешь, обстановка средневековых замков меня всегда интересовала.
– Мне показалось, что он хотел меня напугать. Толковал о каком-то зеркале. Отсоветовал смотреть в него ночью…
– Зеркала – штука такая, что если сказали не смотреть, так лучше и не надо, – ухмыльнулся профессор с каким-то юношеским задором. – В свое время я собирал средневековые легенды. Хотел даже книгу написать, да так руки и не дошли.
– Вы никогда не рассказывали.
– А почему я должен был рассказывать? – пожал плечами профессор и встал, чтобы налить себе еще кофе. – Но если тебе интересно, про зеркала кое-что рассказать все-таки могу.
Альберт расслабил ноги, которые уже напружинил было для того, чтобы встать и направиться в прихожую. Он уже и не рассчитывал, что профессор проявит благосклонность. А ведь дядя так упирал в разговоре на зеркало, так пристально наблюдал за реакцией племянника на свои слова, что действительно сумел заинтриговать.
– Старинные зеркала вообще требуют к себе особого отношения. Они чем-то похожи на старые дома – так же полны призраков. Ведь зеркало имеет двойственную природу: половина его ауры принадлежит нашему миру, а вторая уходит прямо в потусторонний.
– То есть все старые зеркала, по мнению эзотериков, опасны? – уточнил Альберт.
– Считается, что узнать опасное зеркало довольно просто. Если перед ним гаснет пламя свечи, то это определенно указывает, что в нем томится чья-то душа. Кроме того, такое зеркало обычно бывает на ощупь ледяным, – тут профессор сладко улыбнулся.
Неприятный холодок пробежал по спине Альберта. Как бы такие разговоры не вышли боком, ведь в замке ему предстояло остаться один на один со своей мнительностью и богатым воображением.
– Но это все мистика, так сказать. На самом деле я хотел упомянуть лишь об одном зеркале, которое в старинных документах упоминалось как артефакт, – сказал профессор. – И об этом мало кто знает. А я вот встретил как-то упоминание, что одному алхимику удалось сделать зеркало, которое задерживает время.
– Речь идет, видимо, о девятом – десятом веках?
– О двенадцатом, – профессор посмотрел тяжело, словно мысленно снижал оценку на экзамене. – Первые настоящие зеркала появились в двенадцатом веке, их изготавливали венецианские мастера, и стоили они очень дорого. Но то зеркало было необычным, по легенде оно задерживало изображение и выдавало его с запозданием, точно свет далекой звезды, который идет до нас слишком долго.
– И что, действительно, кто-то его видел?
– Я не видел, но, может, повезет тебе, – улыбнулся профессор. – Я всего лишь хочу показать один из возможных вариантов происхождения страшилки, которой пугает тебя заказчик. А делает он это, видимо, для того, чтобы твое эссе по замку было живее, – и профессор встал, показывая, что разговор на сегодня окончен.
Альберт, настроившийся было на долгий рассказ, поспешно допил кофе. Уйти, оставив полную чашку, было бы невежливо.
– Такие истории делают нашу профессию интереснее и насыщеннее, – продолжал профессор, провожая гостя к дверям. – А когда ты упомянул про обстановку в твоей будущей комнате и пожелания заказчика, я как раз вспомнил, что по преданию в то зеркало ни в коем случае нельзя смотреть ночью. Но я советую тебе посмотреть. Вдруг это тот самый артефакт? – с серьезным лицом сказал профессор, но не сдержался и хрипло хихикнул.
