скрипом покачивались от порывов теплого ветра.
Альберт остановился и стал вглядываться в темные окна, пытаясь уловить в них жизнь. Однако тишину нарушил скрип двери, своей пронзительностью напомнивший крик чайки, и на крылечко старого корпуса вышла женщина средних лет с блеклым лицом. Она остановилась, вытирая руки о передник, внимательные бесцветные глаза изучающе оглядели гостя с ног до головы и выжидающе застыли. Историк же ухватил чемодан за ручку и поспешил к ней, шурша колесиками по гравию.
– Добрый вечер. Надеюсь, вас предупредили о моем приезде? – произнес он по-французски, а затем в ответ на озадаченное молчание с нарочитой веселостью добавил: – Ворота были закрыты. Как же к вам ходят гости? Или я не заметил звонка?
Женщина выслушала его равнодушно, не делая даже попыток улыбнуться.
– Мы ждали вас утром, – недовольно сказала она, заходя обратно в помещение, и, заметив, что Альберт собирается следовать за ней, поспешно добавила: – Подождите здесь. Схожу за ключами от комнаты.
Конечно, в глубине души Альберту казалось, что прием будет более радушным. Уж как минимум представлялось, что его встретят с улыбкой и тут же, не дав отдышаться, усадят за накрытый стол где- нибудь на террасе, и на столе этом будет стоять графин красного вина, а в корзиночке рядом хрустящий французский хлеб, и тут же принесут снятый с углей большой кусок мяса. И кто-нибудь непременно усядется напротив, нахваливая замок и подливая вино. Но сейчас стало понятно, что служанка воспринимает гостя, собирающегося расписывать историю Курсийона, как обычного наемного работника, а может, и вовсе не осведомлена о цели его приезда. Альберт и сам вдруг понял, что оснований для особого приема нет. Воодушевление его куда-то улетучилось, а усталость, наоборот, дала о себе знать.
Тем временем женщина вышла, позвякивая ключами в такт неспешным шагам, и направилась вдоль старого крыла, бросив по дороге, что ее зовут Ивет. Поднявшись по ступеням к массивной деревянной двери в башню, она повозилась с замком и вошла внутрь. В толстой стене башни крутой спиралью закручивался вверх узкий лестничный проход. Стены были белого тесаного камня, и свет падал на лестницу из незастекленных бойниц по левую руку. Подниматься приходилось чуть ли не боком, а к третьему этажу еще и пригибать голову. Альберт припомнил, что в замковых башнях лестницы всегда закручиваются по часовой стрелке, и это связано исключительно с тем, что правше так легче оборонять лестницу.
На последнем витке лестница уперлась в дубовую дверь, Ивет отперла ее большим допотопным ключом, какие среди прочего вешают в кафе и тавернах для создания духа домашней кухни, и посторонилась, пропуская гостя внутрь. Сама заходить не стала.
– Через полчаса спуститесь на кухню, я вам что-нибудь приготовлю, – сказала она, старательно избегая встречаться с Альбертом взглядом. – А завтра мой муж Андре отвезет вас в магазин, и вы купите себе продукты. Готовить можно на общей кухне. Душ и туалет найдете на первом этаже башни, – последние ее слова прозвучали гулко, уже с лестницы, и перемежались осторожным шарканьем стоптанных туфель.
Комната была абсолютно круглая. Каменные стены, толщину которых можно было угадать по глубокой нише с небольшим окошком в одно стекло, даже в этот летний вечер были ледяными на ощупь. В нише старого камина поместилась маленькая железная печурка, труба от которой уходила в каминный же дымоход. Справа от короткой деревянной кровати, рядом с окном, висел полуистлевший гобелен, на котором уже трудно было что-либо разобрать, а с противоположной стороны у стены стояло древнее зеркало в человеческий рост, с поверхностью мутной и вогнутой внутрь. Альберт с любопытством остановился напротив, приглаживая короткие волосы, но увидел лишь расплывающийся силуэт. Еще в комнате было два стула, сундук с плоской крышкой, вешалка у входа да небольшой круглый коврик возле кровати. Средневековый аскетизм во всей красе. Альберт поднял голову. Потолок вытягивался вверх конусом, и черные, изъеденные временем, узловатые балки сходились в середине. Очевидно, что комната будет еще больше мрачнеть по мере захода солнца, но пока его лучи хоть искоса проходили сквозь пыльное окошко, втиснутое в расширенную бойницу, оставалось чувство какого-то предгрозового уюта.
Распаковывая чемодан, Альберт оказался в затруднительном положении: шкафа не было, и в итоге что-то украсило вешалку, что-то легло на крышку сундука, но большая часть вещей так и осталась в чемодане. Оставалось освоить душевую комнату, которая оказалась на удивление приличной, как в хорошем отеле. Нашлось и полотенце, а на туалетной полке располагались разноцветные флакончики гелей и шампуней. Причесываясь и рассматривая лицо, Альберт пожалел, что не удостоил при свете дня загадочное зеркало своей комнаты должным вниманием. Ведь после захода солнца делать это категорически не рекомендовалось. Во время того странного разговора Альберт настойчиво искал в дядином лице признаки лукавства, но так и не нашел, в итоге зеркало начало немного тревожить еще дома. Но сейчас следовало поужинать, а потом, пока не стемнеет, осмотреть замок с разных сторон. Изучить же внутренние помещения и наведаться в подвалы можно будет с утра следующего дня.
Одевшись, Альберт вышел во двор и проследовал к тому самому крыльцу, на котором в первый раз заметил Ивет. Надавив на тяжелую дубовую дверь со ржавым кольцом посередине, он очутился на кухне, огляделся и удовлетворенно потер руки: на столе все-таки стоял графинчик с красным вином, и не иначе, как для него, а на блюде блестели жирком тонкие кружки сырокопченой колбасы. На плите в одной кастрюльке остывали тонкие длинные сосиски, в другой сгрудились большие отварные картофелины. В плетеную корзинку был крупно нарезан багет.
Первым делом Альберт разломил кусок хлеба с уже подсыхающими острыми краями и проложил его колбасой. Затем порезал картофелины на части и обмазал найденным в холодильнике майонезом. Добавил в тарелку пару сосисок. Только тогда сел и налил в стакан вина. Вино чуть пенилось и, судя по запаху, было молодым домашним. Альберт решил на него особенно не налегать: домашнее виноделие ассоциировались у него с немедленной головной болью. Но всему остальному отдал должное, стараясь наесться впрок, чтобы не бродить ночью по замку в поисках еды для утоления неожиданного ночного голода и не пугать обслугу призрачными шорохами.
'Вот теперь самое время прогуляться перед сном и заодно осмотреть территорию', – благостно подумал Альберт, отодвигая тарелку. Если бы под ним был не жесткий табурет, а мягкое кресло, еще неизвестно, как сложился бы вечер. Возможно, было бы допито кисловатое вино, и сумерки застали бы его на кухне за ленивыми и многообещающими мыслями. Но Альберт все-таки поднялся и вышел во двор, покачиваясь от сытости и усталости, глубоко вдыхая пряный вечерний воздух. Он прошествовал мимо больших темных окон нового крыла, а потом спустился вниз, к лужайкам, расположенным террасами. Со стороны было видно, что замок построен на самом краю круто обрывающегося холма и его северная часть уходит вниз массивной стеной вместе со склоном. Получалось, новый корпус стоял не вместо северной стены, как казалось со двора, а на этой стене, уходящей вниз, к шумящим деревьям.
Поскальзываясь на траве, уже блестящей вечерней росой, Альберт спустился еще ниже, к заросшему папоротником основанию крепостной стены, и медленно пошел вдоль нее, разглядывая бойницы. Они были двух видов: узкие, вертикально вытянутые – для лучников, и квадратные – для арбалетчиков. Иные были расположены так низко, что Альберт невольно задумался о глубине подвалов. И не только об этом.
Трудно сказать, о чем думают женщины, глядя на феодальный замок, но любой мужчина невольно просчитывает, как сподручнее такой замок захватить. Он оценивающе осматривает укрепления и бойницы, думает, где лучше начать атаку, куда тащить приставные лестницы и как, наверное, страшно лететь вниз вместе с этой лестницей; прикидывает, сколько надо латников, чтобы овладеть башней, и сколько надо лучников, чтобы ее отстоять; он озабоченно размышляет, есть ли подземные ходы и куда они ведут, можно ли разрушить стены бомбардами и долго ли надо бить тараном в ворота, чтобы те разлетелись. Подойдя ближе, он подозрительно вглядывается в бойницы, словно ожидая, что оттуда вылетит болт – железная арбалетная стрела, пробивающая тяжелые доспехи, а проходя через арку ворот, внимательно разглядывает чернеющие вверху дыры, представляя, как лилась на кого-то кипящая смола. Забравшись же на стену, мужчина начинает думать о том, как такой замок оборонять.
Однако последних владельцев замка, по-видимому, не впечатляли такие ассоциации. Во всяком случае, хоть и сохранилась северная стена, соединяющая башни, но от самих башен остались только массивные основания, заканчивающиеся круглыми площадками. Площадки были окружены парапетами, и на одну из них был выход с кухни. На ней стоял летний стол под большим квадратным зонтом.
Удивил маленький балкон с кованым ограждением, торчащий прямо из стены. Он был сделан явно во
