времени он комментировал виды за окном, но понять его было сложно, а от звуков хриплого дребезжащего голоса ужасно хотелось откашляться. К тому же буйная летняя зелень по обочинам старательно маскировала окружающее, иногда открывая взгляду то деревенские домики с простенькими автомобилями во дворах, то скальные обрывы холмов, с которых надменно поглядывали на свободную от дани округу небольшие, но суровые замки.
Нетерпение заглянуть в папку Крушаля переборол аппетит, возбужденный развратно разложенными яствами за стеклянными перегородками магазинных витрин. Но наедаться не стоило, чтобы ненароком не уснуть потом на одном из диванчиков, разбросанных по комнатам, и обедом стал лишь спрыснутый оливковым маслом зеленый салат да ветчина с хлебом. Потом Альберт сварил себе большую кружку крепкого кофе, чтобы не угас пыл естествознания, взял предусмотрительно захваченный блокнот и отправился искать каминный зал на втором этаже старого крыла.
Тот, кто мало-мальски знаком с замками, знает, что порой попасть в какое-нибудь помещение можно лишь поплутав в сложной системе ходов, коридоров и лесенок. Сначала Альберт искал лестницу на второй этаж, но та, что была рядом с кухней, вела только в винный погреб. Потолкавшись по первому этажу и попав в тупик, он вернулся на кухню, прошел по длинному коридору в новое крыло, оттуда поднялся на второй этаж и через многочисленные проходные комнаты с давно потухшими каминами прошел обратно в крыло старое. Уровень пола все время менялся, то опускаясь на несколько ступенек вниз, то поднимаясь на пяток ступеней вверх, и очень сложно было не разлить кофе, заглядевшись на очередной гобелен. Дверей на пути было множество, каждую приходилось открывать, чтобы найти нужную, а в итоге искомый зал обнаружился совсем неожиданно, за дверью такой маленькой, словно она вела в кладовку.
Историк сделал несколько шагов и огляделся. Серая пыль висела в косых полосах света и таяла в сумраке. Ноздри невольно расширились: слишком густым показался холодный древесный запах вперемешку с копченым каминным духом. Альберту захотелось нарушить настороженную тишину, нарушаемую только жужжанием мух на стеклах, и он сначала постучал костяшками пальцев по латам ближайшего рыцарского чучела, а затем со скрипом отодвинул от стола один из многочисленных стульев с высокой прямой спинкой. Серая картонная папка вздувалась на столешнице. Усевшись, историк аккуратно поставил успевшую остыть кружку на блокнот и оттянул резинки. Папка распахнулась.
Сверху лежали открытки и фотографии: начала века и послевоенные. Курсийон представал со всех возможных ракурсов, сезоны, люди, деревья сменялись вокруг него, да и сам он не оставался неизменным. Вот рабочие перекрывают крышу, и новая ее часть блестит свежей темной черепицей, а вот эта же крыша на другой фотографии, спустя годы, но уже замшелая, неровная… Альберт перебирал карточки, разложенные по годам, и видел, как замок то старел, то возрождался, как птица Феникс, на зависть людям, которые так не умеют.
Какие-то слипшиеся друг с другом письма демонстрировали разные почерки и выцветшие чернила, в которых едва угадывался фиолетовый оттенок. Все это вместе с планами замка разных времен Альберт бегло смотрел и откладывал в сторону, по-настоящему заинтересовавшись лишь подшивкой исследований по истории Курсийона, выполненных в вольной форме и без указаний источников. Это было уже интересней, потому что выжимки, к стыду своему, Альберт всегда любил. Вот только чужой труд, хоть и экономит время, нуждается в проверке. А на самом дне папки лежали газетные вырезки и ксерокопии документов. В итоге Альберт разложил все это на столе отдельными стопочками, сделал большой глоток кофе и приступил к более тщательному изучению бумаг.
Ранняя история замка описывалась весьма скупо, и более-менее подробно охватывалось лишь позднее средневековье. Хорошо были отражены времена Жанны Д,Арк, но информация касалась в основном известных владельцев замка, каким, например, был Жан де Байе по прозвищу 'Английская Чума', прошедший вместе с известной воительницей путь от Орлеана до Реймса и благополучно ее переживший.
Сведения были довольно интересными и весьма полезными для работы, но в определенный момент от французских текстов начало слегка поташнивать. В конце концов было решено прервать корпение над документами и для разнообразия спуститься в подвалы. Альберт как раз дочитал про тайную часовню для протестантских богослужений, не так давно обнаруженную в подземелье замка, и подумал, что было бы неплохо взглянуть на нее, а заодно и развеяться. Но для этого следовало найти знающего ходы провожатого, и нужен был свет. Стало быть, надо было найти Андре. И Альберт покинул каминный зал, ощущая особенное щекочущее чувство от предстоящей встречи с чем-то пугающим, но безопасным, с чем-то таким, что вызывает смех днем и страх после захода солнца.
Историк обнаружил Андре на кухне, только что отобедавшего, и, похоже, направлявшегося вздремнуть. В ответ на просьбу он умоляюще наморщил розовое, в красных прожилках лицо, но Альберт был неумолим и Андре недовольно отправился за ключами.
При внимательном рассмотрении оказалось, что кухонное крыльцо представляет собой мостик, и под ним находится один из входов в подземелье. Они сошли под этот мостик, Андре клацнул чугунной решеткой, со скрипом приоткрыв одну створку, и первым стал спускаться по лестнице. Альберт последовал за ним, с каждым шагом погружаясь в новый слой воздуха, еще холоднее и сырее, чем предыдущий. Вскоре старые стесанные ступени померкли, их приходилось нащупывать ногой, светлый проем за спиной совсем сузился, а липкая мгла вместе с паутиной легла на лицо. Но тут проводник щелкнул переключателем, и подземелье осветилось многочисленными пыльными фонарями под каменным сводом, и от огня к огню тянулись провисшие черные провода. Растерев лицо ладонями, чтобы избавиться от невидимой, но гадко щекочущей паутины, Альберт пошел вслед за Андре, разглядывая сырые, лоснящиеся от желтого света стены. Проходя мимо ниши с гроздьями спящих летучих мышей, историк отшатнулся. Очевидно было, что подземелье посещается крайне редко.
Между тем широкий проход с каменными нештукатуреными стенами вел под уклон, а черные тени по обе стороны его оказывались в приближении либо полусгнившими дощатыми дверьми, либо решетками, запирающими непроглядную тьму. Иногда вниз, в неизвестность уходили ступени. Андре же невозмутимо шаркал впереди и свернул налево лишь в самом конце коридора, заводя в какой-то зал. Там он поднял палец, который осветился лучиком, пробивавшимся с потолка.
– Над нами раньше была башня, – сказал он. – Здесь дырка на поверхность.
– А что здесь есть интересного? – спросил Альберт, поднеся руку к лучику света и наблюдая, как играет на ладони зайчик. Он вспомнил про упомянутую в документах протестантскую часовню.
– Большинство проходов замуровано.
– Чтобы дети не терялись? А то ведь детям всегда любопытно.
– И дети тоже.
– А где часовня?
– Часовню покажу.
Они вернулись в коридор, и Андре повел историка вниз по одной из лестниц. Освещения здесь уже не было, Андре достал из широкого кармана два маленьких, но сильных фонарика и протянул один Альберту. Ступени были крутые, скользкие, опасные.
– Одни хозяева замуровывают ходы, другие раскапывают, а третьи опять закладывают, – ворчал проводник. – Оставили бы уж как есть. А вот и часовня.
Впрочем, и часовня – круглая комната, располагавшаяся, судя по всему, в основании бывшей западной башни, – не произвела впечатления своими голыми стенами. Она была абсолютно пуста, лишь заслуживал внимания резной потолок. Но разобрать, что там изображено, не было решительно никакой возможности.
Захотелось спуститься ниже, осмотреть не только подвалы нынешнего замка, но и то подземелье, которое пугало еще средневековых обитателей замка своими темницами. Альберт намекнул на это, когда часовня была покинута, и они продвигались по узкому коридорчику, где сумрак разгонял скупой свет из бойниц северной стены, в которую упирались верхние уровни подземелья.
– Ниже здесь не пройти, – сказал Андре и неодобрительно покачал головой, – но есть еще подвалы под старым крылом, там бывшие винные погреба. Надо подняться наверх и спуститься туда со стороны башни.
На этом Андре посчитал свой долг исполненным и решительно направился обратно.
Странная вещь, но Альберт, историк, никак не мог представить, как раньше люди могли жить в
