полковником ПЛ. Максименко.
Продолжим знакомство с «разоблачениями» профессора Козлова:
«Запись от 13 октября 1941 г. в «Личном дневнике» Берии сообщает о некоем «большом разговоре» у Сталина: «Снова доказывал Кобе, — пишет якобы Берия, — что взрывать город (Москву.
А вот тут я должен огорчить своего оппонента…
Увы, многотомного документального издания «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне» я в своём распоряжении не имел и не имею — у меня ведь, не москвича и не официозного исследователя, возможностей члена-корреспондента РАН В. П. Козлова нет.
Так что я, к моему величайшему сожалению, даже в руках не держал тех томов, на которые ссылается, как на якобы источник фальсификации, профессор Козлов. (Имеются в виду тома «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: Сборник документов. Т. 2. Кн. 2: Начало: 1 сентября — 31 декабря 1941 года. — М., 2000; То же. — Т. 3. Кн. 1: Крушение «блицкрига»: 1 января — 30 июня 1942 года. — М., 2003»).
Уже после издания трёх томов дневников я по случаю приобрёл, будучи в гостях в Твери, лишь один том этого капитального издания, но он относится ко времени подготовки вермахтом операции «Цитадель» в районе Курской дуги, то есть к весне 1943 года. Наличие под рукой этого тома позволило мне расширить комментарий к 4-му тому уже недатированных материалов Л. П. Берии «Без Сталина России не быть».
Так что профессор Козлов может включить в перечень документов, «использованных Кремлёвым для фальсификации», только этот том.
Могу подсказать ему также, что мне пришлось внимательно и вдумчиво поработать с теми томами сборников документов «Лубянка и Сталин», которые охватывают период с 1937 по 1953 год.
Что же до остальных документальных публикаций подлинных документальных источников, которые я, по утверждению профессора Козлова «использовал при изготовлении «Личного дневника» Берии» и которым, по его подсчётам, «несть числа», то признаюсь, что тут мой оппонент попал, что называется, в точку.
За время работы по подготовке дневников к печати, их комментированию и снабжению развёрнутыми примечаниями я перерыл и использовал если не горы, то уж точно пару холмов сборников документов, газетных и журнальных публикаций, мемуаров, «мемуаров» и биографических справочников.
Ведь я понимал свою задачу (да и долг как перед «Павлом Лаврентьевичем», так и перед Лаврентием Павловичем) не просто как обнародование сенсационных дневников выдающейся исторической личности, но именно как оценку и анализ той эпохи, свидетелем и творцом которой был Л. П. Берия.
Профессор Козлов тоже не прошёл мимо этого аспекта дневников, но как!
А вот как:
«Названные три источника фальсификации и еще много других дали возможность фальсификатору, прикрываясь подлинными документальными источниками, сфальсифицировать и «дневниковые записи» Берии, характеризующие его уже как человека, личность, государственного деятеля.
Тут уж получается вообще в огороде бузина, а в Киеве дядька!
С каких это пор, во-первых, убежденному коммунисту заказано быть прагматичным государственным деятелем, а прагматичному государственному деятелю — убежденным коммунистом?
Во-вторых, настоящий коммунист-руководитель — это всегда прагматичный государственный деятель. Вот Хрущёв, например, был карикатурой на настоящего коммуниста, и поэтому он никогда не был прагматичным государственным деятелем, зато зарекомендовал себя выдающимся волюнтаристом и выдающейся же бездарью.
Ну и, в-третьих, что должен был делать Л. П. Берия, ведя дневник, чтобы профессор Козлов соизволил признать его убеждённым коммунистом? Через слово писать: «Да здравствует всепобеждающее марксистско-ленинско-сталинское учение!» или «Ура ВКП(б) и её славной преемнице КПСС!»?
Сегодня уже не получается тотально дискредитировать Л. П. Берию «в лоб», аттестуя его как примитивного палача, умеющего «руководить» лишь кнутом. Во всяком случае, такой подход к Берии невозможен уже для любого профессионального историка, поскольку такой подход однозначно дискредитирует как непрофессионала прежде всего самого хулителя.
Сегодня даже самые ангажированные историки хотя бы сквозь зубы, но признают государственный масштаб Берии и его несомненный талант организатора. Однако при этом, как видим, не прекращаются попытки оторвать Берию от идей социализма и от сознательной, внутренним убеждением обусловленной, деятельности во благо именно социализма как общества трудящихся и для трудящихся.
Эти попытки по мере» возможностей деполитизировать Берию вполне объяснимы. Одно дело — пример своего рода советского Форда, и другое дело — блестящий пример идейного большевика, умеющего организовать не просто подчинённых, а товарищей по общему делу, на феноменально успешное общественное созидание.
Вот и профессор Козлов хочет видеть (пусть даже не в подлинном документе, а в, как он утверждает, сфальсифицированном источнике) Берию «не столько убежденным коммунистом, сколько прагматичным государственным деятелем».
Тут моему оппоненту-рецензенту в очередной раз отказывает логика. Забегая вперёд, скажу, что побудительным мотивом для меня профессор Козлов называет желание реабилитировать «сталинизм вообще».
Но коль так, то я должен был как раз напротив, вводить в текст фальсификации как можно больше таких пассажей, которые подчёркивали бы идейность, большевизм Берии.
Но — вот же, оказывается, что образ убеждённого коммуниста Берии при знакомстве с дневниками Берии не складывается.
По крайней мере — у моего рецензента.
Ай да «сталинист» Кремлёв! Ну и промашка! Это же надо так опростоволоситься! Хотел сделать из Берии идейного соратника Сталина, а сделал всего лишь «прагматичного государственного деятеля» — советского то ли Рузвельта, то ли Дэн Сяопина, то ли Людвига Эрхарда…
Но дело в том, что, похоже, профессор Козлов плохо себе представляет, что это такое — убеждённый коммунист в эпоху реального социалистического и коммунистического строительства. Сдаётся, повторяю, что профессор Козлов не мыслит себе такого коммуниста без заявлений, через фразу, типа: «Ненавижу проклятых буржуев!», «Да здравствует великий Сталин!», «Гибель капитализма неизбежна так же, как
