поддерживающую жизнь аппаратуру и отправил его на тот свет.
Можно ещё долго перечислять негатив, творящийся в этой больнице. Побывав там, я убедился, что всё, как и остальное, касающееся пенитенциарной системы, обязательно доведено до маразма. Прежде всего — самими сотрудниками. С заключённых взятки гладки, большинство из них дегенераты или послушные исполнители. Как гражданин начальник прикажет, так и сделают.
В фонд и в больницу приходит гуманитарная помощь для зэков. Из фармацевтической фирмы берут медикаменты с просроченным сроком годности. Нормальная гуманитарка продаётся через аптеки и фирму, а негодные препараты идут в тюремные лазареты.
Теперь расскажу про психбольницу. Этот мой опыт тоже может кому-то пригодиться.
Психбольница. Беспредел медиков
Лежат я как-то в сумасшедшем доме. Нет, я не бешеный дебил, как вы могли подумать. Просто надо было «закосить» под дурака, чтобы избежать уголовной ответственности по незначительному преступлению.
Как я попал в дурдом, описывать не стану, это отдельная история.
С первых минут со мной начали обращаться как с вещью. Молодая медсестра (в присутствии санитаров) приказала раздеться догола. Осмотрела, выдала только нижнее бельё и отправила на отделение психиатрии. На отделении были четыре палаты без дверей, решётки на окнах, коридор, процедурная, кабинеты врачей, кладовка, туалет. Входная дверь запиралась на замок, который отпирали, когда пациентов водили в столовую и в душ. Прогулок не было вообще. Когда я пришёл, «дуракам» давали курить (четыре раза в день по сигарете, у кого есть). Больные на голову очень несдержанны в желаниях — возле кладовой было столпотворение. Это не помешало огромному азиату прыгнуть на меня и с криком «земляк» полезть целоваться. На «чурбана» я не похож, но у имбецилов свои ассоциации. «Косил» я на спокойного, поэтому вместо того, чтобы дать такому «земляку» в рыло, начал его отталкивать, безуспешно приговаривая: «Не земляк, не земляк». Слава Богу, «чурку» убрали санитары, уж больно с ним в дёсны жахаться не хотелось.
Психи пошли курить и докуривать в туалет, который открывался на 15 минут четыре раза в день. В остальное время — хоть обосрись. Всё равно убирались больные.
Меня положили в надзорную палату, где не полагалась пижама — только нижнее бельё. Там содержат припадочных, буйных и новичков, пока не определят, какой ты. В палате постоянно дежурит санитар, горит свет. Если увидят в коридоре одного и без пижамы — накажут.
Шестьдесят кроватей — спинками друг к другу, в три ряда, впритык. Между ними такие узкие проходы, что еле влезала голень. Личных вещей никто не имел — курево и мыльно-рыльные принадлежности хранились в кладовке. Мне указали место. Вдруг санитары привели того самого «земляка», раздели догола, положили под одеяло, чтобы не бродил. Он начал мастурбировать. Психи забеспокоились. Их вовсе не шокировало его занятие. Просто онанист лежал на панцирной сетке и издавал однообразный скрип, вот этого придурки не терпели. Со всех сторон послышалось: «Перестань!», «Хватит». Кое-кто начал подражать и овладел сам собой. Санитар, видя, что больные на грани срыва, скомандовал: «Каримов — руки на одеяло!» Тот исполнил команду и продолжил насиловать себя через одеяло.
Я не выдержал и начал смеяться, уткнувшись лицом в подушку. Рядом послышалось: «Не плачь, браток, всякое бывает». Подняв голову, увидел проснувшегося соседа с такой рожей!.. Ну, в общем она (рожа) кирпича не просила, а, видимо, уже дождалась, не раз и при рождении, когда ещё без туловища только на свет появилась.
На отделении народ пребывал разный, половина — нормальные с виду, остальные — как из кунсткамеры сбежали.
Каримов между тем быстро кончил, «потащился» и заявил санитару что хочет в туалет. Медбрат сказал, что его скоро откроют. Каримов вскочил, весь перепачканный спермой, и попытался выйти в коридор. Санитар нажал кнопку тревоги и бросился на «чурбана». На помощь подоспели двое сотрудников. Завязалась борьба. Каримов, скользкий от эякулята, долго не давался. Наконец нарушителя скрутили и привязали за руки, за ноги к кровати. Многие в палате тоже были привязаны. Некоторые заколоты сильнодействующими препаратами и не могли ходить или ходили с трудом, отходя от уколов. Сосед с дурной рожей пояснил, что меня тоже будут колоть — здесь всех колют, особенно первое время. Такая перспектива совсем не радовала.
На другой день меня вызвал врач. Очень ущербный и странный человек. Первый раз он вполне доброжелательно со мной беседовал. А через час меня отвели в процедурную.
Многих больных санитары тащили на укол волоком (не могли ходить) или силой (боялись). Когда первый раз вводят сульфазин, никакой боли не чувствуешь. Колют внутримышечно — не в одну точку, а в ягодицы, под лопатки, бывает — в голень. Дозы: 8, 12 и даже 18 кубиков. Через несколько часов резко нарастает дикая боль. Как будто в место укола воткнули раскалённые штыри и не вынимают. Стоять не можешь. Лежать, шевелиться — невыносимо. Температура поднимается — зашкаливает градусник. Для поддержания сердца вводят кардиомин. Общее состояние — полусумасшествие. Самая жуть, что через сутки колют опять, в те же места, до которых просто не дотронуться, не то что иголку воткнуть. Из процедурной несутся вопли, как в фильмах про гестапо.
Такое «лечение» длится восемь циклов, 16 дней и больше. Ходить потом долго учишься. Спрашивал медсестёр, зачем такие инъекции. Ответили: «Вроде шлаки выгоняют». Думаю, просто издеваются. На праздники всё отделение «закалывали», чтобы не мешали вечером санитарам и медсёстрам веселиться. Чтобы ЧП не было и, не дай бог, врача из дома не пришлось вызывать.
Чрезвычайные происшествия не редкость. Когда я уже мог ходить не только под себя, начал со всеми посещать столовую. Спустились как-то, кто мог, в пищеблок. В отделении остался санитар. Один псих, заколотый аминазином, проснулся. У него начался припадок: вскочил, выдрал раму, разбил толстенное стекло. Взял осколок, подбежал к привязанному к кровати за плохое поведение восемнадцатилетнему пациенту, «косившему» от армии, и начал резать… себя, но склонившись над ним. Привязанный, видя такое харакири, впал в транс (от него потом долго дерьмом несло). Когда подоспели санитары, горе- самурай был мёртв.
Бывает, над психами издеваются медсёстры. Когда я уже мог нормально ходить, меня перевели в обычную палату, дали пижаму. Смотрели вечером в коридоре телевизор, закованный в железный ящик с решёткой перед экраном и открывающимися впереди ставнями. Медсестра, старая маразматичка, пела в углу песни диким голосом. Причём её, как ту пластинку, заело, и она дико протяжно визжала: «Снегопад, снегопад…»
Больной спросил её: «Можно сделать погромче?», имея в виду телевизор. Но поп-звезда дурдома решила, что ему нравится её пение, и завыла ещё пронзительней. Псих встал, просунул пальцы сквозь решётку и прибавил звук. Медсестра заорала, позвала санитаров. Больного привязали к кровати. Климактеричка не успокоилась. Без назначения врача она не могла никому делать инъекции психотропных препаратов. Но она нашла выход. Стянула парню кальсоны и колола в ляжку витамины, уколов десять подряд (очень болезненно). Кто долго работает в сумасшедшем доме, на мой взгляд, становится хуже своих пациентов…
Но что это мы всё о грустном?.. Бывали в дурдоме и весёлые деньки (для меня). Раз утром объявили: сумасшедшие являются полноправными гражданами и имеют право голоса на выборах. Приехал в «дурку» агитатор, совершенно «пробитый» гражданин. Собрали в коридоре больных. Несколько человек, таких же «косарей», как и я, чего-то ещё соображали. Многие же были «контужены по самое колено» (мягко сказано). Агитатор толкнул речугу: «Друзья, вам выпала великая миссия! Сегодня у нас праздник, вы будете голосовать. Свободно изъявлять свою волю…» Минут пятнадцать он «гнал» в том же духе. Если бы не цивильный костюм, я бы подумал, что он самый запущенный пациент. Затем он зачитал биографии кандидатов в депутаты. Слушатели внимали с интересом: кто-то ел «козявки», кто-то ковырялся в
