ее гипнотизировали все эти названия: сациви, шашлык на ребрышках, лобио, лаваш. Пила она тоже активно, быстро опьянела и сообщила, что живет в общежитии, что я ей нравлюсь, что учится в торговом техникуме. Я пригласил ее покататься по вечерней Москве, она с радостью согласилась, а в такси охотно отозвалась на поцелуй.
Я еще не назвал шоферу конкретного адреса, и он просто мотался по городу, поглядывая ехидно в зеркальце, а я наглел, лаская молодое тело и обдумывая, куда ее везти: за город или шофер поможет найти койку на ночь, когда машину тряхнуло.
- Подбросьте с ребенком, - прогудел мужской голос.
- Ты что же под колеса лезешь, не видишь, - занят! - заорал шофер.
- Девочке моей плохо! .
Я выглянул и увидел своего хозяина с Машей на руках. Сердце захолонуло:
- Что, что случилось?!
Я затаскивал их в машину, отнимал у него Машу, а он растерянно сопротивлялся.
- Заснула почему-то, - сказал он, - капризничала все, домой просилась, а потом села и идти не может.
- Что за чушь! - Я приподнял ей головку, потер щечки, дунул в лицо.
Маша открыла глаза:
- Я спала, да? Ты почему ушел? Ты не уходи, ладно?
Она снова закрыла глаза и всю дорогу тихо посапывала, может, спала. У дома легко вышла из машины, притопнула. Я попросил водителя подбросить молчавшую, как рыба, девушку до дома, дал ему деньги и пошел в подъезд. Маша обложила меня нежностью со всех сторон, мне грозило преображение в крупного ангела...
Прошло несколько дней. Счастливый отец уехал в Хабаровск. Он хотел забрать Машу, но я убедил его повременить, так как резкая перемена климата и обстановка могут быть для нее неблагоприятными. Он оставил мне пачку денег и “пригрозил” выслать еще. Он даже помолодел. Неплохой, наверное, был он человек, счастливый своим незнанием себя самого, дочки, меня.
Осень продолжалась, деньги опять были. Мы с Машей надумали поехать на юг, покупаться в морях- океанах. Но тут я заболел.
Началась моя болезнь с того, что под вечер сильно распухло горло. Утром поднялась температура, глотать я не мог, все тело разламывалось.
Маша напоила меня чаем с малиной, укутала в одеяло и пошла в аптеку. Я пытался читать, но буквы сливались, глаза болели и слезились.
Потом меня начали раскачивать какие-то качели:
взад-вперед, взад-вперед, сознание уплывало, тело растворялось, руки стали большие и ватные, а в голове стучал деревянный колокол.
Температура к вечеру немного спала. Маша сменила мне пропотевшие простыни, пыталась покормить. приезжала неотложка. Они хотели забрать меня с собой, но Маша подняла шум, они заколебались и по обещали приехать утром.
А у меня начался бред. Мне чудилось, что комната накренилась и в нее упала огромная змея. Толчки, толчки, комната раскачивается, я вижу ее сверху, будто огромную коробку, и вот я уже лечу в эту коробку, и змея разевает пасть.
Потом провал и новые видения. Я плыву по течению, река чистая, дно видать в желтом песочке, лодку несет кормой вперед, чуть покачивает и причаливает к песчаной косе под обрывом. Я лезу на этот обрыв, соскальзывая по глинистой стенке, забираюсь все же, но не сам, а уже держась за поводок большой собаки. Тут у меня на плечах оказывается лодка, в которой я плыл, я несу ее к избушке, вношу в сени и застреваю там вместе с лодкой. Навстречу бросается собака, лижет мне лицо, повизгивает...
Тут я очнулся, но повизгивание не прекратилось. Я с трудом поднял голову и увидел, что Маша лежит на своей кроватке и горько всхлипывает.
- Ну, Маша, перестань же... - я попытался сесть, спустил ноги, но меня так качнуло, что я откинулся на подушку и замолчал.
Да и что было говорить? Все глупо началось и глупо кончилось.
- Ага, - бубнила Маша- сквозь слезы, - ты уйдешь, я знаю.
- Ну и что? - я все же привстал. - Ну и что же Машенька, ты главное, верь и жди. Тебе будет хорошо - мне будет хорошо. Я, может, вернусь, лишь бы ты сдала.
Маша подошла ко мне. Глаза ее были глубокими, слезы исчезли.
- Хочешь остаться?
Она сказала это так, что я почувствовал: скажи я “хочу” - произойдет чудо.
- Не знаю... - сказал я робко.
Маша отвернулась и вышла из комнаты. Я вытянулся, закрыл глаза и стал чего-то ждать. Одно время я зашибал легкие деньги в роли фото графа. Я как раз оказался на абсолютной мели в род ном Иркутске, даже за квартиру нечем было платить. Тем не менее, продав несколько, книг, я наскреб не большую сумму, которой хватило для того, чтобы взять напрокат фотоаппарат “Зенит”. Дальше было просто. Я вышел на набережную Ангары и за день нащелкал фотографии сотни желающих увековечиться на фоне знаменитой реки. О том, что я всех снимаю на одну, давно засвеченную пленку, клиенты, естественно, не догадывались.
На другой день я уже имел возможность нанять помощника - подростка, который записывал на конвертах адреса клиентов и проставлял номер заказа. Табличка, приколотая к дереву, гласила, что заказы выполняются в цвете в течение недели и высылаются заказчику по почте. Стопка квитанций, экспроприированных в химчистке, придавала фирме необходимую солидность. На случай проверки имелась копия договора с КБО (комбинатом бытовых услуг), от которого я якобы работал.
Сейчас на этом уже бизнеса не сделаешь. Я мерил шагами коридор туберкулезного диспансера и обдумывал варианты быстрой аферы в славном столичном городе.
Как ни сопротивлялась Маша, скорая все же увезла меня с резким обострением туберкулеза. Месяц я про валялся в палате для острых, одурел от рифмицина, сильнейшего антибиотика, - от множества инъекций, но выкарабкался и теперь разрабатывал предполагаемую в будущем операцию по очистке карманов медицинского персонала данной больницы.
К Маше я возвращаться не собирался. К ней по телеграмме, посланной мной из больницы, прилетела мать, они навещали меня. У Маши все было более-менее благополучно, и я вовсе не собирался вновь связывать себя с этой странной девочкой. Мне и без экстрасенсов жилось несладко.
ЖЕЛАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
1
Я - не шалю. А ты - шалишь.
Ты за усы судьбу теребишь,
Судьба затихла, словно мышь,
А ты иной судьбою бредишь.
Да, жизнь - бред. А может, - сказка,
Что сочинил шальной поэт,
И подарил дочурке с лаской.
А может, кто-то пошалил -
Всерьез мы шалость принимаем -
И нас на жизнь осудил...
Что мы про этот суд узнаем?
