- Грядет очередной день дурака? – спросил Борк.
- Лучше бы так… - академик зябко поежился и добавил. – Как бы чего пострашнее не принесло.
Катарина продрогла до мозговых косточек. Периодически ее тело начинало мелко потряхивать. Ей приходилось останавливаться, растирать окоченевшие руки, взбрыкивать ногами и делать вращательные движения точеным станом.
- Очень холодно, – произнесли ее губы, выпустив клуб пара изо рта.
Катарина огляделась вокруг. Вокруг была приличного размера поляна с искрящейся от инея травой. Ловчая отыскала взглядом какой-нибудь приметный ориентир. Это была далекая лесополоса. На призрачных рубежах горизонта виднелись невысокие сопки и волнующееся море пихтовых верхушек.
Катарина поудобнее вскинула отрядный ранец и размеренной рысцой побежала прочь от окончательного сквозного промерзания.
Она совершенно не представляла, где сейчас находится, но то, что она бежит на своих ногах, машет собственными руками и крутит по сторонам родной головой, вселяли в нее небывалое чувство радости. Потому как после взрыва, который разложил ее довольно складную фигуру на атомы, она надеялась только на одно – экзекуция закончится теплым зовущим светом в конце тоннеля, а не пожирающими языками карающего пламени.
Чутье Катарины, не подводившее ее практически никогда, выручило и в этот раз – за худенькими осинами лесополосы, составляющими костяк и гордость древесного массива, скрывалась разбитая трасса с глубокой вязкой колеей.
Ловчая вышла на дорогу и увидела старый облезлый знак.
- «Бородавкино», - с трудом прочитала она полустершуюся от времени надпись. – Восемнадцать кэмэ. Ну, что же, бородавкинцы, встречайте!
- Еще раз повторяю – туристка я. Дикая! Знаете таких?
- Которые в джунглях водятся? – решил продемонстрировать самую острую грань своего чувства юмора поселковый глава.
Катарина обреченно вздохнула. От этого типа помощи не дождешься. Они битый час сидят в холле какого-то сруба и не могут прийти к консенсусу. А ведь она так надеялась на свободное транспортное средство. Автомобиль. Мотоцикл, на худой конец. Куда там! В поселке только четыре велосипеда, дюжина лошадей и лодки-плоскодонки, которые были наперечет.
- Ладно, заверните мне большой лосиный окорок и ломоть свежего ржаного хлеба. Крынка парного молока тоже не помешает.
У дядечки отвисла челюсть.
- Шучу, – успокоила его агорианка. – Карту хотя бы дайте посмотреть.
- Вот это завсегда пожалуйста, – засуетился глава, и с готовностью протянул Катарине клочок упакованной в полиэтилен бумаги.
- Где мы?
- В кабинете, – хихикнул дядечка.
- А я думала, в хлеву. Нужда мне видати свое местоположение. Андерстенд май славянский, гой еси добрый дядечка? Ну, пальцем хотя бы ткните, если с координатной сеткой не дружите. Озерск покажете?
- Немытово знаю. Пьянь-Разгульное в семи километрах. Вниз по реке, если два дня плыть, Ямища будет. А больше вокруг нет никого.
Дядькин палец, с желтым о табака обломанным ногтем, ткнулся в верхнюю часть карты:
- Тут Бородавкино.
Ловчая склонилась над картой.
- А это что? Вокруг?
- Тайга, вокруг, матушка.
Катарина от неожиданности громко хрюкнула.
Рядом с Катариной на завалинку присел местный абориген – дед Феофаныч. Он был хромоног – сказывалась застарелая встреча с бурым царем тайги, отчего мужики из местной охотничьей артели уже лет двадцать даже кашеваром с собой не брали.
- Нашла какая-то муть на небеса. Холодом повеяло – как зимой! – поделился с ловчей Феофаныч. - Дерева сразу камнем взялись, как в Антрактиде их поморозили. Скажи мне, городская, откуда напасти такие на род людской?
- Не знаю, дед, – поспешила откреститься Катарина.
Это благо, что отец ей все уши прожужжал про свои подвиги в молодости. А про плазматрип – в отдельности и в красках. Поэтому и знает агорианка, что побочным эффектом действия этой штуковины является низкая температура при переброске. Это чтобы тараканы, которых Боб и сотоварищи в студенчестве подальше высылали, не возвращались обратно. Да и в остальном все сходится – точь-в-точь, как папа рассказывал.
Дед Феофаныч обдавал Катарину клубами едкого дыма от своей самокрутки и молча ждал, пока гостья не заговорит с ним в свою очередь. А побалакать ему ох как хотелось! Еще бы! Бородавкино-то – деревня заброшенная, мужицкая. Одни охотники здесь стоят на ночлеге, да и те уходят, когда деньжат подзаработают.
- А так, почитай, душ сорок осталось из постоянных, – закончил свою мысль вслух дед.
- Что-нибудь странное в последнее время творилось у вас? – решила учинить расспрос Катарина. Все равно, пока решается вопрос с ее переброской поближе к цивилизации, заниматься в этом глухом местечке нечем. – Ураганы странные случались? Чтобы деревья по небу летали?
- Было дело, – прищурившись, вспомнил абориген. – Коровы по небу гуськом шли. Но тогда я выпил лишнего чуток, – признался Феофаныч. – Как раз в дождик оказия така приключилася. Ога. Не, не гуськом шли, – засомневался дед. – Клином!
- Понятно… А без «выпил»?
- Без «выпил» тоже было, – деловито отметил дед. – Недавно совсем. Случился ветер, да такой, что хоть прыгай в лодку и только веслами маши, а там и до самого Всевышнего донесет. Чего только в тот день не мотыляло по небу! И дерева, и плоскодоночки, и Дмитрича с его плантацией маракуй! Тфу! Вот, ты скажи мне, разве могёт нормальный мужик, вместо занятий своих исконных с травой заморской возиться? – понесло деда в дебри. - В пакеты ее от мороза кутать, лепешками коровьими обкладывать, солью какой-то ненашей землицу солить. А Дмитрич могёт! Шпиён?
- Все-таки можно про день, когда по небу все мотылялось подробнее?
- Чего ж нельзя? – расправил плечики Феофаныч, довольный пристальным интересом к собственной персоне. – Но только что еще тебе рассказать?
- В поведении жителей ничего странного в тот день не замечалось?
- Дык, я ж тебе и говорю – странный этот Дмитрич какой-то! – с жаром начал дед.
- Вам хотелось в тот день пошутить над кем-нибудь? – почетче сформировала круг своих интересов Катарина.
- А ты откуда знаешь? – икнул Феофаныч.
- Что?
- Про наваждение, – зашептал дед и оглянулся, – не подслушивают ли? – Это ты права, внученька! Как с бесом повенчались все в тот день! Ой, что было! Даже вспоминать стыдно!
- А чего же такого стыдного было? – улыбнулась девушка.
- Дык дитенок несмышленый посильнее мозгой будет, чем наша деревенька в тот день! Чудили все. Наваждение наваждением, а Петруха обиделся и с плеча по последнему зубу мне заехал! - с болью в голосе пожаловался Феофаныч.
- Что же за шутка-то у вас такая была обидная?
- И не обидная вовсе! Я ж ему любя так, шутливо по загорбку лопаткой пристукнул… Ну хохмы ради… А он поднялся, колени отряхнул и… - вздохнул дед.
