Райзера, или Уэйна Найта[100], которых я изображаю намного более правдоподобно, то мне настоятельно рекомендуется держать рот на замке и ступать на цыпочках.
Я пытаюсь найти места, чтобы наступать между кольцами, но иногда мне приходится ступать на них и карабкаться через них. Я высовываю язык, сохраняю баланс и оставляю за собой бледные холмы змеиного тела, которые станут торжеством для птицы Рух, гигантской птицы из арабских мифов, питающейся змеями помимо других вещей. Каждое из последовательности действий, разворачивающихся в «Уголке», является достаточной причиной для предположения, что птица Рух – или стая – может находиться по соседству.
Так как я абсолютно уверен, что «Джип Гран Чероки» совсем не в том состоянии, чтобы выехать из дома, я покидаю его через переднюю дверь. На расстоянии поднимается дым. Через дымку я вижу пожарные машины, потоки воды, льющиеся по дуге.
На переднем дворе стоят родители Джоли, Билл и Ардис Хармони, а также трое других людей, которых я не знаю – вероятно, члены семьи. По их оптимистичным, но всё ещё настороженным выражениям, я могу сделать только вывод о том, что они почувствовали, как Хискотт отключает свою открытую линию от их разумов.
Когда я достигаю верхней ступеньки, что-то в кармане моих джинсов сильно извивается, и я вскрикиваю в тревоге, потому что змеи-малютки могут быть такими же ядовитыми, как и взрослые. Стоящие на лугу также вскрикивают и отступают на шаг назад. Доставая предмет из кармана, я застенчиво улыбаюсь и говорю:
– Просто мобильник.
Я принимаю звонок. Это Эд.
Некоторые поля чёрные с прожилками серого пепла, но ни одно из зданий не пострадало от огня, который я разжёг. Когда ветер уносит последние клочки дыма, запах жжёных вещей менее резкий, чем я ожидал, больше похож на аромат костра.
На въезде в «Уголок» стоят козлы для пилки дров с навешенными на них написанными от руки знаками, которые гласят: «ЗАКРЫТО НА 24 ЧАСА НА УБОРКУ ПОСЛЕ ПОЖАРА».
Завтра подоспеет тяжёлое оборудование, чтобы достать из низины восемнадцатиколёсник.
Из станции техобслуживания был взят семейный буксировочный грузовичок, и «Гранд Чероки» вытянули в дубовую рощу, где спрятаны три автомобиля, некогда принадлежавшие слугам Хискотта.
У семьи Хармони есть шесть трёхгалонных контейнеров бензина в качестве аварийного источника питания. Когда-то заполненные на станции, они выставлены на подъезде к жилищу, которое Хискотт взял для своих нужд.
Ближе к вечеру, когда бриз стих, и когда мы отключили электроснабжение на электрощите и отрубили пропановое питание, мы с Биллом Хармони входим в дом. Начиная с верхнего этажа мы выливаем бензин в стратегически важные места, особенно на останки гибридов. Я удерживаю Билла вне кухни, так что он не увидит маленький скелет в кладовке.
В зловонном подвале не работает свет, и я решаю не спускаться в этот мрак с фонариком. Я опустошаю шестой бак по ступеням в эту зловещую темноту. Выделяется огромное количество паров бензина. Дом – бомба, ожидающая поджога запала.
Семья использует свой небольшой автомобиль-цистерну белого цвета с большими красными буквами «УГОЛОК ГАРМОНИИ», чтобы защитить шесть домов, стоящих за тем, который мы будем поджигать. Перезаправленный, он стоит наготове поблизости, чтобы задержать этот новый пожар от распространения на поля, которых не коснулся огонь.
Мы поджигаем дом за час до заката. Ночью большой пожар будет более заметным с окружного шоссе, и какой-либо путешественник с большей вероятностью сообщит о нём властным органам.
Мы с Аннамарией собираемся вместе с семьёй, чтобы наблюдать. Из них присутствует тридцать шесть человек, включая Джоли, которая вернулась из Форт-Уиверна. Языки пламени доставляют удовольствие, и я отправляю Эду видео яркого огня с помощью смартфона Пёрвиса Бимера.
Никто не одобряет огонь. Наоборот, наблюдают почти в полной тишине, и если эта атмосфера похожа на что-либо ещё, то больше всего на церковную службу.
Когда дом превращается в тлеющие руины, а угли политы водой, мы все собираемся на пляже, где столы для пикника и раскладные стулья установлены для ужина. Воздух достаточно холодный, чтобы надеть свитеры и куртки, но все согласны с тем, что пляж – лучшее место для первой трапезы, знаменующей их новую свободу.
Восковая луна и множество свечек дают достаточно света, потому что эта темнота – только природная, и её не стоит бояться. Волны низкие, мягко бьются о берег, будто утешая плачущего ребёнка, который засыпает.
Звёзды – грандиозное шоу, вдохновляющее моё сердце. Принимая во внимание проект «Полярная звезда», я ожидаю, что эти далёкие солнца и их удалённые миры могут представлять какую-то угрозу этой ночью, но вместо этого они говорят мне, что огромная Вселенная, как и сама Земля, – это место надежды, и это не менее величественно в свете того, что это еще и поле борьбы, на котором одна и та же битва велась, ведётся и будет вестись с начала времён до их скончания.
Ужин на пляже в меньшей мере торжество, а в большей – дежурство у горящего дома, но остаётся немного места и для празднования. Много улыбок и совсем чуть-чуть смеха. Эта большая семья прошла через огромные страдания и унижение, и возвращение к нормальной жизни не будет лёгкой дорогой.
Это хорошие люди, и я завёл здесь новых друзей. Они много обнимаются, и когда они берут мою руку или кладут руку мне на плечо, то отпускают часто с неохотой. Но они интуитивно понимают, что не должны смущать меня благодарностями. Хотя они явно осознают, что я храню множество секретов, они не должны давить, чтобы их узнать, но должны довольствоваться тем, что я навсегда останусь загадкой, как и множество вещей в этой жизни.
После ужина я, Джоли, Аннамария и две собаки – Рафаэль и Бу – идём вместе вдоль пляжа, возле пенящегося прибоя, и девочка тайно восхищается всем, что видит, всем, что слышит, всем, о чём думает. Сейчас, когда хомут рабства с неё и её семьи снят, я могу лучше рассмотреть великолепное, бесстрашное и чистое сердце, которое создаёт её существо. Я могу представить женщину, которой она станет, и мир мог бы использовать бесчисленное число таких же, как она, чтобы измениться, но реально это сможет сделать только она.
У Джоли выступают слёзы при мысли, что утром мы покинем это место, и что мы можем никогда больше не увидеть друг друга. Это может стать залогом определённой связи, которая, тем не менее, смущает её так же, как меня восхищает, и она боится, что в её жизни, теперь возвращённой обратно, разлук и потерь окажется больше, чем она сможет перенести. Я, говорит она, как будто её новый брат, а братья не уходят навсегда. Она достаточно чувствительная девочка, и хотя циники могут её осмеять за это, я никогда себе этого не позволю, так как, возможно, это лучшее из достоинств: чувствовать глубже, заботиться сильнее.
В глубине души я знаю, что в этом мире я ненадолго. Жизнь, которую я вёл и должен вести, сводит меня со смертью лицом к лицу с такой периодичностью, что я, такой же несовершенный человек, как и любой другой, рано или поздно потерплю неудачу, какая бы высшая сила ни отправила меня в эту серию миссий. Поэтому я не могу лгать Джоли и говорить, что мы увидимся снова в этом мире.
Аннамария унимает слёзы девочки, что у меня сделать не получается. Она говорит, что у каждого из нас есть своя роль в жизни, и если мы познаем себя достаточно хорошо, чтобы понимать, что это за роль, то будем счастливы делать только то, что можем делать лучше всего. Она говорит, что я, Странный Томас, полностью понимаю свою роль – утверждение, с которым я мог бы поспорить в любом другом случае. Она говорит Джоли, что я один из тех странников из легенды, которые идут туда, где, по их ощущениям, они должны быть, и, находясь в движении, находят тех, кому необходимы, и, находя тех, кому необходимы,
