рощах Севильи…
— Земля здесь недалеко, иначе эти крошечные созданья, со слабыми крыльями, не могли бы прилететь сюда!
Вскоре присутствие птиц и их веселое щебетание были замечены всеми, и все разом повеселели и успокоились.
— Я тебе говорил, что земля близко! — заявил Санчо своему вечному оппоненту — Мартину Мартинецу. — Вот тебе и доказательство! Слышишь, как птицы поют? Словно эти маленькие пернатые подлецы целой стаей налетели на гроздь винограда или на сладкую винную ягоду и стрекочут вокруг нее.
— Ты прав, Санчо! — подхватили несколько голосов.
Не только матросы, но и сам Колумб думал, что находится вблизи земли, но впоследствии точные исследования этой части океана доказали, что он ошибался. В эту ночь все на судах эскадры заснули счастливые и спокойные под щебетание птиц, а поутру, когда солнце взошло, пернатые гости приветствовали его еще более громким и радостным чириканьем и вскоре после того разом снялись с мест и полетели на юго-запад. Поутру на море был полный штиль, а когда подул ветерок, то он был настолько слаб, что суда едва могли двигаться среди густого ковра трав, придававших поверхности океана вид заливного луга.
Вскоре после восхода Санчо явился доложить адмиралу, что экипаж взволнован новыми опасениями: Мартин Марганец утверждает, что эта часть океана полна затонувшими островами, и что травы эти, которые все становятся гуще и плотнее, скоро совершенно преградят путь, так что суда будут лишены возможности двинуться с места. Кроме того, их смущает еще этот штиль; многие даже думают, что суда сели на мель, и им никогда не сойти с нее.
Колумб выслушал молча и не перебивая весь этот доклад, затем сказал:
— Пойди и прикажи все приготовить для промера; мы сейчас спустим лот. Пусть все люди соберутся на палубе, чтобы сами могли быть свидетелями результатов промера!
Промер был сделан, и на двухстах саженях глубины не было найдено дна.
— Вы видите теперь, друзья, что если здесь есть мель, то она, по крайней мере, лежит глубже двухсот саженей под нами и опасна быть не может, — сказал Колумб, обращаясь к собравшимся людям экипажа «Санта-Марии». — Что же касается трав, то, вероятно, мы скоро выйдем на чистое место и оставим их за собой!
Несмотря, однако, на все эти доказательства, недовольство, недоверие и тайный страх постепенно росли среди матросов, и когда двадцать второго сентября, в субботу, солнце взошло над совершенно недвижным, как бы застывшим морем, большинство людей во всех трех экипажах готово было явиться к адмиралу и потребовать, чтобы он приказал немедленно повернуть курс судов на восток.
Но вдруг поднялся ветерок с юго-запада и дал возможность судам распустить свои паруса, а вместе с тем и выйти из пространства, загроможденного травой. Чтобы возможно скорее избавиться от этой помехи, Колумб приказал итти в первое представившееся небольшое пространство, свободное от трав.
Вся суббота прошла благополучно, но перед закатом эскадра снова вошла в пространство, покрытое пловучими травами, а на утро снова прилетели птицы в громадном числе, и среди них горлица, в траве же было немало крабов. Но все эти признаки уже столько раз обманывали ожидания матросов, что на этот раз не вызвали обычной радости и оживления.
— Сеньор! — сказал Мартин Мартинец, обращаясь к адмиралу, когда тот сошел на палубу, чтобы поговорить с людьми и успокоить их тревогу. — Мы не знаем уже, что нам думать! В течение нескольких дней ветер дул неизменно в одном и том же направлении и гнал нас к нашей погибели, как мы думали, затем вдруг наступил мертвый штиль, и море приняло такой вид, какого у него никогда не видал ни один из наших моряков, — такой вид, что оно скорее походило на луг, на котором должны пастись коровы, чем на море, по которому плавают суда!
— Эти травы свидетельствуют только о богатстве и плодородии природы в этих широтах! Восточные ветры — явление самое обыкновенное в южных поясах, как тебе скажут все моряки, когда-либо бывавшие у берегов Гвинеи. Словом, я не вижу во всем этом решительно ничего такого, что могло бы внушить хоть малейшие опасения разумному и рассудительному человеку! Надеюсь, что ты, Пэпэ, не испытываешь никаких подобных опасений! — обратился Колумб к близ стоящему матросу.
— Сказать вам правду, сеньор, и меня, как других, смущает то, что мы находимся на океане, гладком и спокойном, как какая-нибудь стоячая лужа, и мы сомневаемся, чтобы это было такое же море, как то, что омывает берега Испании! Оно как-будто мертвое!
— Это вы называете стоячей водой! — воскликнул Колумб. — Видите, сама природа нарушила свой покой, чтобы вразумить вас и опровергнуть ваши нелепые рассуждения и опасения!
И действительно, в этот самый момент «Санта-Мария» высоко приподнялась на гребень широкой плоской волны, за которой катилась вторая и третья, так что на судне стала ощущаться довольно сильная качка. Снасти заскрипели, хотя в воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Матросы в недоумении смотрели друг на друга, и на лицах их выражались ужас и испуг. Судно стало нырять на волнах, а волны становились все круче и круче, все выше и выше, и вскоре все видимое пространство океана заходило волнами; на гребнях этих волн появлялась белая пена. Полчаса спустя волны до того расходились, что маленькая эскадра ныряла, как чайка на волнах.
— Как видите, друзья, — сказал Колумб собравшимся вокруг него матросам, — все ваши опасения относительно мертвой, стоячей воды оказались неосновательными. Я мог бы приписать это неожиданное и внезапное волнение «чуду», но не могу злоупотреблять вашим легковерием и вашим невежеством; скажу вам, что это волнение вызвано, вероятно, сильным ветром, поднявшимся где-нибудь очень далеко и не доходящим до нас; он и поднял громадные валы, которые катятся по океану на громадное пространство, куда даже не доходит ветер, поднявший их! Так прогоните же от себя все сомнения и не достойные смелых моряков страхи и опасения и помните, что если Испания осталась далеко за нами, то Катай теперь уже, вероятно, недалеко, и каждый час уменьшает расстояние, отделяющее нас от него. Каждый из вас, кто останется мне верен и покорен до конца, не пожалеет об этом, но каждый, кто станет смущать себя и других нелепыми сомнениями, пусть знает, что этим он заставит меня прибегнуть к предоставленной мне власти!
Глава XX
Насколько же за это время успела уйти маленькая эскадра Колумба от берегов Испании?
Как известно, адмирал вел две записи или два лага: один — правильный — для себя и своего правительства, другой — фиктивный — для общего сведения экипажей и других участников экспедиции.
Продолжительные штили, слабые ветры и другие препятствия помешали судам эскадры в последние дни далеко уйти вперед, но в результате двадцать пятого сентября, то-есть на пятнадцатые сутки после того, как флотилия потеряла из виду последнюю землю (Железный остров), она находилась, можно сказать, почти на равном расстоянии от обоих материков, то-есть на параллели тридцати одного и тридцати двух градусов. То обстоятельство, что флотилия очутилась настолько севернее Канарских островов, в то время как Колумб все время шел на запад и отчасти на юго-запад, объясняется, вероятно, отклонением течений в ту сторону, а также и слишком слабыми ветрами.
Влияние пассатных ветров стало снова ощутительно, хотя и в слабой степени. Руль попрежнему держали на запад по компасу, и в этот день также видели птиц и одного пеликана. За эти сутки суда прошли всего только пятьдесят миль.
Двадцать пятого поутру снова наступил штиль, но к вечеру поднялся легкий, но равномерный ветерок с юго-востока; пока было светло, каравеллы шли близко друг к другу, подгоняемые попутным ветром. «Пинта» держалась так близко к «Санта-Марии», что матросы и офицеры обоих судов переговаривались друг с другом, а Колумб, находившийся на юте, с вниманием прислушивался к их разговорам.
— Что вы скажете о той карте, которую я прислал вам третьего дня? — спросил Колумб Мартина-
