По счастью, сам Каонабо не находился в числе нападающих; этот грозный воин в это время преследовал группу женщин, полагая, что среди них находится и Озэма, иначе он, наверное, скомандовал бы атаку общими силами. Но вместо того эти десять-двенадцать человек, избрав из своей среды лучшего стрелка, предоставили ему пустить стрелу в испанца, держа и свои луки наготове.
Метко пущенную стрелу дон Луи принял на щит, по которому та скользнула, упав к его ногам, не причинив никакого вреда; другую стрелу он отбил налету мечом, как бы играя с нападающими. Тогда все стрелки разом пустили в него свои стрелы, и хотя большинство стрел было отражено щитом, все же две или три попали в молодого человека, причинив ему лишь пустяшные царапины. Нападавшие собирались произвести второе нападение, когда Озэма, встревоженная за участь молодого героя, кинулась вперед, загородив его собой. Едва только нападающие увидели ее, как огласили воздух криками: «Озэма! Озэма!»
Напрасно дон Луи старался заставить ее вернуться под прикрытие, самоотверженная девушка не соглашалась на его увещания. Тогда он вместе с ней укрылся за скалой. В этот момент к нападающим присоединился свирепого вида воин, и все остальные принялись кричать хором, стараясь разъяснить ему положение дела.
— Каонабо? — спросил дон Луи у Озэмы, указывая на вновь прибывшего.
Девушка отрицательно покачала головой и сказала по-испански:
— Нет, нет… Нет Каонабо!
Ответ этот дон Луи истолковал так: первая его половина должна была означать, что свирепого вида воин не Каонабо, а вторая — что девушка попрежнему упорствовала в нежелании стать женой этого вождя.
Вдруг шестеро индийцев, вооруженных палицами и дротиками, устремились вперед. Подпустив их к себе шагов на двадцать, молодой испанец выскочил из своей засады; в тот же момент два дротика вонзились в его щит, но ударом меча он отсек их оба разом; почти в тот же момент третий неприятель занес над его головой свою палицу, но другой взмах меча отсек руку вместе с палицей; проворным движением дон Луи остреем меча коснулся еще двоих врагов, но так как они были еще далеко, то меч его, скользнув по грудной клетке, нанес этим двум лишь легкие раны, из которых, однако, алой струей хлынула кровь.
Такая быстрота действий при полном спокойствии нападающего произвела ошеломляющее впечатление на неприятеля, не имевшего представления о толедских клинках; даже сам свирепый воин невольно отступил назад при виде моментально ампутированной руки.
В этот момент громкие крики в среде нападающих при виде спешащего на место действия нового отряда индийцев с рослым, надменного вида вождем во главе возвестили дону Луи и Озэме о приближении самого Каонабо. Этому воинственному касику тотчас же было доложено обо всем, и, восхищенный военными подвигами незнакомца, вождь приказал своим воинам отступить назад, а сам, откинув в сторону свою палицу, смело пошел навстречу дону Луи с дружелюбными жестами.
Луи последовал его примеру, и они сошлись как друзья. Караиб обратился к графу де-Лиерру с прочувствованной речью, после чего выступила из своего прикрытия и Озэма, как-будто желая что-то возразить или сказать ему, но Каонабо обратился теперь к ней со страстной и пылкой речью, несколько раз прижимал руки к своему сердцу, при чем его голос становился мягким, плаксивым. Но Озэма, выслушав его до конца, отвечала живо и решительно, и когда она кончила, яркая краска залила ее лицо; обращаясь к дону Луи, она воскликнула по-испански:
— Каонабо… нет… нет… нет!.. Луи!.. Луи!..
В одно мгновение лицо караиба изменилось; оно приняло свирепое, мрачное и грозное выражение; он понял, что ему предпочли этого чужеземца. Сделав угрожающий жест, он вернулся к своему отряду и скомандовал атаку.
Целый град стрел посыпался на дона Луи, который принужден был укрыться за скалой. Это было единственное средство уберечь Озэму от опасности, так как она упорно становилась перед ним, заслоняя его собою от неприятельских стрел и дротиков. Каонабо упрекнул того караиба, который при первом нападении, оробел и отступил; желая искупить свое минутное малодушие, этот свирепого вида воин кинулся со своей палицей на дона Луи, который выступил к нему навстречу и ловко отпарировал щитом удар палицы. Но удар этот был настолько силен, что будь дон Луи менее ловок и привычен, он переломил бы ему руку; теперь же, скользнув по щиту, удар с тяжестью молота пришелся по земле. Сознавая, что теперь все для него будет зависеть от впечатления, какое произведет на остальных его ответный удар, он занес высоко над головой свой меч и одним свистящим ударом снес голову с плеч свирепого воина. Удар был так быстр и силен, что тело с минуту еще стояло на ногах, тогда как голова слетела с плеч и легла подле палицы на землю. Человек двадцать кинулось было вперед следом за караибом, но при виде его обезглавленного тела все как-будто застыли на месте. Но Каонабо, который был поражен и удивлен, как и другие, но не устрашен и не смущен, скомандовал нападение на чужестранца. Воины готовы были повиноваться команде, как вдруг громкий звук выстрела оглушил их; в воздухе просвистала пуля, и один из воинов упал, сраженный невидимой рукой. Этому не могла противостоять никакая храбрость туземцев. В их глазах это была смерть, ниспосланная с неба, и спустя минуту и Каонабо и все его воины скрылись под горой и бежали без оглядки, а Санчо-Мундо спокойно вышел из кустов, держа в руке свой мушкет, который он успел уже вновь зарядить на всякий случай.
Между тем, ни одного из подданных Маттинао нигде не было видно; дон Луи был уверен, что все они бежали. Желая спасти Озэму, дон Луи вместе с нею, в сопровождении Санчо, направился к реке; проходя мимо селения, они убедились, что ни одно из жилищ не было разграблено. Молодая индианка объяснила им, что Каонабо не приходил сюда ради грабежа и что ему нужна была только Озэма. Найдя на реке несколько пирог, все трое сели в одну из них и поплыли по направлению к морю. Час спустя, еще до заката, они высадились на мыске, где их нельзя было заметить из залива, так как Колумб рекомендовал дону Луи поступать так, чтобы его пребывание на берегу оставалось никому не известным и не возбудило ничьего внимания.
Глава XXIV
Страшное зрелище представилось взорам Луи, когда они вышли в море и приблизились к месту стоянки их эскадры. «Санта-Мария», это прекрасное адмиральское судно, которое он покинул всего четыре дня тому назад, теперь лежало в обломках на прибрежном песке, с пробитым и проломленным бортом и сломанными мачтами. «Ниннья» все еще стояла невредима на якоре в небольшом расстоянии от потерпевшего крушение судна. Но «Ниннья» была, в сущности, просто фелука и получила наименование каравеллы только из приличия. На берегу виднелось множество строительного материала, и испанцы, совместно с подданными великого касика Гуаканагари, работали над сооружением форта, что являлось доказательством, что в планах экспедиции произошли большие перемены.
Оставив Озэму в жилище одного из туземцев, оба испанца поспешили к своим, чтобы узнать от них о происшедшем.
Христофор Колумб встретил своего юного друга по обыкновению ласково и дружелюбно, но был, видимо, сильно удручен. Дон Луи узнал от адмирала, что так как «Ниннья» была слишком мала, чтобы вместить полностью команду обоих судов, то решено было построить здесь на берегу форт и оставить в нем, в качестве гарнизона или колонистов, часть людей.
Гуаканагари проявил много сочувствия и всячески старался помочь испанцам в их несчастии после крушения «Санта-Марии». И последующая за возвращением Луи неделя прошла в горячей работе. Крушение адмиральского судна произошло утром двадцать пятого декабря 1492 года, а четвертого января 1493 года «Ниннья» была готова к отплытию в Испанию. За это время Луи видел Озэму всего только один раз; он нашел ее печальной, молчаливой, как бы поблекшей, но вечером третьего числа, то-есть накануне отплытия «Нинньи», в то время, как дон Луи прохаживался около только что оконченного форта, Санчо пригласил его повидаться с Озэмой. К своему великому удивлению, дон Луи застал ее не одну, а в обществе ее брата.
