едва теплившийся в отделанном кафелем камине. Всю противоположную стену занимал огромный книжный шкаф.
По обеим сторонам камина стояли тяжелые резные кресла. Еще два были придвинуты к столику. В одном из них, склонив голову над большой старинной книгой в кожаном переплете, сидела Катарина. Рядом с ней на столике лежали открытыми еще пять-шесть книг. Ее белокурые волосы ниспадали на плечи, резко выделяясь на красновато-коричневой ткани платья.
Она подняла голову, и ее глаза встретились с глазами Рода.
– Добро пожаловать, – сказала она мягким хрипловатым контральто, столь разительно отличавшимся от резкого сопрано, звучавшего в комнате Совета, что Род на мгновение растерялся: неужели это одна и та же женщина?
Но по-прежнему настороженные, надменные глаза не оставили места для сомнений – да, это была Катарина.
Однако когда тяжелая корона лежала рядом с ней на столике, королева казалась как будто меньше ростом.
– Был в Доме Кловиса? – требовательно спросила она. Ее глаза словно вручали повестку в суд.
Род оскалился в насмешливой ухмылке и утвердительно кивнул.
– Все именно так, как Вы говорите, моя королева. – В голосе Брома послышались мрачные нотки. – Но как вы узнали...
– Не твое дело... Бром О'Берин. – Она бросила на карлика грозный взгляд. Бром мягко улыбнулся и склонил голову.
– Как? – фыркнул Род. – Да от шпионов, конечно. Должно быть, существует блестяще организованная шпионская сеть, коли донесение было доставлено так оперативно.
– Нет, – озадаченно нахмурился Бром. – Преданность весьма редка в это смутное время, поэтому шпионов у нас довольно мало, а в Доме Кловиса вообще нет ни одного.
– Никаких шпионов, – согласилась Катарина, – и все-таки я тут же узнала, что ты перемолвился парой слов с Туаном – нищим.
Потом она повернулась к карлику, и голос ее смягчился, а взгляд стал почти нежным.
– Бром?..
Улыбнувшись, человечек склонил голову, повернулся к двери и стукнул по ней ребром ладони. Створки распахнулись. Стоя одной ногой на пороге, Бром пристально посмотрел на Рода из под кустистых бровей. Затем дверь захлопнулась за ним.
Катарина встала и подошла к камину. Некоторое время она стояла, обхватив руками талию и уставившись в пламя. Ее плечи поникли, и на миг она стала такой маленькой и одинокой – и такой красивой в свете пламени камина, струившегося, как туман, вокруг ее лица и плеч, – что у Рода перехватило дыхание от охватившей его нежности. Затем она выпрямилась и резко повернулась к нему.
– Ты не тот, за кого себя выдаешь, Род Гэллоуглас.
Род опешил.
Рука Катарины принялась теребить медальон, висящий у нее на шее, Слегка нервничая, Род прочистил горло.
– Вот я, стою перед Вами – простой солдат без герба на щите, готовый служить тому, кто хорошо платит. Но вот уже третий раз за последние тридцать часов мне говорят о том, что я – таинственная личность.
– У меня есть основания полагать, что это чистая правда. – Губы Катарины скривились в усмешке.
Она села в одно из массивных дубовых кресел и, крепко сжав подлокотники, некоторое время пристально разглядывала Рода.
– Кто ты, Род Гэллоуглас?
Род развел руками, стараясь придать лицу выражение оскорбленной невинности.
– Щит без герба, моя королева! Солдат удачи, и только!
– И только, – передразнила Катарина, гневно сверкая глазами. – Что у тебя за профессия?
Род нахмурился, почувствовав себя мышкой, с которой забавляется кошка.
– Я – солдат, моя королева.
– Это твое любимое развлечение и твое прикрытие. А теперь назови мне свою профессию.
Эта женщина: а) стерва, б) сука, – решил Род. Вся беда в том, что она была красивой сукой, а Род питал к ним слабость.
Его мозг лихорадочно работал. Один за другим он отверг несколько вымыслов, пока не остановился на наиболее очевидном, хотя и наименее правдоподобном.
– Моя профессия – оберегать жизнь Вашего Величества.
– В самом деле? – Глаза Катарины лучились смехом. – И кто же дал тебе эту профессию? Кто настолько верен мне, что послал тебя сюда?
И вдруг Род понял, что вся эта насмешливость и воинственность – всего лишь маска, щит. За ним скрывается очень испуганная и ужасно одинокая девочка, которая мечтает, просто жаждет кому-то довериться. Но ее уже столько раз предавали, что она больше не смеет ни на кого положиться.
Род посмотрел ей в глаза так мягко и проникновенно, как только мог, и сказал, вложив в эти слова всю душу: