— Мильс!
Передо мною стояла Люси Гардинг, бледная от волнения, готовая броситься ко мне в объятия…
— Люси Гардинг? Вы ли это? Вы сделались столь прекрасной, что я насилу узнал вас!
Тут было не до приличий. Несмотря на толпу публики и любопытные взгляды, устремленные на нас, я крепко расцеловал ее; бьюсь об заклад, что такого поцелуя ей не приходилось получать еще никогда в жизни. Моряки не любят ничего делать наполовину. Но такое нападение здорового детины с парою солидных усов при всем честном народе вызвало на лице молодой девицы густую краску.
— Будет, довольно, Мильс, — сказала она, освобождаясь из моих объятий, — разве вы не видите отца и Руперта?
Действительно, все семейство было в сборе. Все они вышли на прогулку с Андреем Дреуэттом, товарищем Руперта, и в то же время открытым ухаживателем за его сестрой.
Грация лишь только узнала меня, как бросилась целовать от всего сердца, затем припала ко мне на плечо и зарыдала от радости. Прохожие из скромности не останавливались, не желая смущать семейных излияний; между тем подошел сам Гардинг. Он забыл, что перед ним верзила-моряк, который мог бы поднять его, как перышко, и начал целовать меня, как малого ребенка. Затем мы довольно сдержанно обменялись рукопожатием с Рупертом.
Что же касается мистера Дреуэтта, то ему пришлось долго ждать ответа от Люси, кто я такой.
— Это, верно, ваш хороший друг или близкий родственник, мисс Гардинг?
— И то и другое, — смеясь и вместе с тем плача, ответила Люси.
— Можно мне узнать его имя?
— Его имя, мистер Дреуэтт? Да ведь это наш Мильс, наш дорогой Мильс. Разве вы ничего не слышали о Мильсе? Ах, да! Я совсем забыла, что вы никогда не были у нас в Клаубонни. Но какой приятный сюрприз, Грация?
Мистер Дреуэтт терпеливо выжидал, когда окончатся пожимания руки Грации и когда Люси снова заговорит.
— Вы еще что-то хотели сказать, мисс Гардинг?
— Я? Да, правда, я теперь ничего не помню. Неожиданность, радость, простите, мистер Дреуэтт. Да, я хотела сказать, что мистер Мильс Веллингфорд — воспитанник моего отца, который так же и его опекун, он брат Грации.
— Но позвольте спросить, в каком родстве он находится с мистером Гардингом?
— О! В очень близком. Нет, постойте, я говорю глупости! Ни в каком.
Мистер Дреуэтт был настолько воспитан, что счел нужным удалиться.
— Мы все время ожидали, так что вы нас врасплох не застигли! — вскричал мистер Гардинг, хлопая меня по плечу. — Я оттого и согласился приехать в Нью-Йорк, что последнее судно из Кантона известило, что «Кризис» отправляется вслед за ним через десять дней.
Мы отправились к миссис Брадфорт. Дома на меня посыпались бесконечные вопросы. Я должен был начать с Адама и долго говорил без умолка.
Между тем о Небе все забыли. Оказывается, что он не отставал от нас и преспокойно сидел себе в кухне у миссис Брадфорт. Когда его позвали к нам, его радости не было границ. Переминаясь с ноги на ногу, он теребил в замешательстве свою шляпу.
Весь следующий день я употребил на окончание своих служебных дел. Всюду, где бы я ни появлялся, меня встречали, как героя. Сознаюсь в слабости: лесть удовлетворяла мое самолюбие.
Глава XXII
С Грацией, мистером Гардингом и его детьми мы виделись ежедневно. К Мертонам же я собрался лишь в конце недели. Они, повидимому, обрадовались мне, но, кажется, мое отсутствие нисколько не помешало устроить свои дела.
Полковник Берклей — таково было имя английского консула — взял их под свое покровительство.
Когда я сказал Эмилии, что Грация и Люси в Нью-Йорке и собираются сделать ей визит, она, казалось, не особенно этому обрадовалась.
— Мисс Гардинг — родственница Руперту Гардингу, которого я вчера видела на одном обеде?
Не зная второго Руперта Гардинга, я ответил ей утвердительно.
— Ведь это сын пастора, который пользуется в свете большим почетом?
Этого для меня было достаточно, чтобы понять, что мисс Мертон считает теперь капитана «Кризиса» последней спицей в колеснице.
Раздался звонок. Сверх моего ожидания, Эмилия приняла Грацию и Люси очень радушно. Она в самых искренних выражениях говорила им об ее признательности ко мне; похвалы, расточаемые мне, доставляли большое удовольствие обеим подругам. Затем заговорили о Нью-Йорке и его увеселениях.
Визит продолжался довольно долго, и новые подруги, расставаясь, обещали скоро увидеться вновь. Пожав по-английски руку Эмилии, я простился с ней.
— Действительно, Мильс, — сказала Грация, лишь только мы вышли на улицу, — молодая особа, которая тебе столь обязана, просто обворожительна. Она мне очень нравится. А ты, Люси, тоже моего мнения?
— Да, — сказала Люси несколько более сдержанным тоном; — я редко встречала более красивое лицо и не удивлялась…
— Чему? — спросила Грация, видя, что ее подруга замялась.
— О, я чуть было не сказала глупость, лучше не продолжать. Но какие прелестные манеры у мисс Мертон. Не правда ли, Грация?
— Если сказать правду, то мне именно не нравится, что ее манеры слишком уж хороши. Все, что неестественно, меня отталкивает.
— Может быть, это нам так кажется; для тех же, кто привык к таким манерам, было бы неприятно встретить отсутствие их.
Я знал, в чей огород бросался камешек, и мне трудно было сдержаться, а потому, под благовидным предлогом, я поспешил уйти от них. На набережной я натолкнулся на мистера Гардинга, который искал меня.
— Идите скорее, Мильс, — сказал он мне, — я давно вас тут поджидаю, мне необходимо серьезно переговорить с вами. Со всех сторон я слышу о вас только одно хорошее, и я теперь убежден, что вы прекрасный моряк. Много значит, что вы, в ваши годы, управляли целый год судном, ходящим в Индию. Я только что разговаривал с моим хорошим другом, Джоном Мурреем, одним из первых негоциантов Соединенных Штатов, и вот что он мне сказал про вас: «Раз это такой способный малый, надо дать ему ходу: купите ему судно; когда ему придется заботиться о своих собственных интересах, тогда из него выработается дельный человек». Я уже давно подумывал об этом, и еще месяц тому назад наметил для вас подходящее судно: если вам улыбается эта идея, то я его куплю для вас.
— Но хватит ли у меня денег на покупку судна, дорогой мой Гардинг?
— Об этом не беспокойтесь. Пойдите посмотреть его; если оно вам понравится, значит, дело решено.
То судно, которое я смотрел для себя, было все обито и скреплено медью и вмещало пятьсот тонн. Оно имело скорый ход, и ко всему этому было построено в Филадельфии, что в 1802 году придавало ему особенную цену. Оно уже совершило плавание в Китай, называлось «Авророю»; на носу его красовалось изображение богини[40].
Результатом моего осмотра «Авроры» и тех сведений, которые я собрал о ней, было то, что мы в конце недели купили судно.
И в тот же день, как я вступил во владение «Авророю», ко мне явились уже с различными предложениями в разные места. Мне пришлось выбирать между Голландией, Францией, Англией и Китаем. Посоветовавшись с опекуном, я остановился на Франции. В качестве лейтенантов я пригласил к себе Талькотта и еще одного филадельфийца, Вальтона, и мы приступили к нагрузке.
