Глава двадцать вторая
«Ты должен идти к волкам»
— Можно мне остаться с тобой? Я умею охотиться. Я смогу добыть тебе много мяса, а не этих жалких полевок, — Фаолан кивком указал на лежащие под камнем тушки грызунов, видимо, запасенные впрок.
Гвиннет медленно повернула голову из стороны в сторону, словно на шарнире, описав ею почти полный круг. Значение этого жеста было предельно ясно: решительное «Нет!».
— Зачем мне добыча крупнее полевок? Я гораздо меньше тебя. А если съем слишком много, то не смогу подняться с земли.
— Но мне хочется остаться.
— Ты — волк. Тебе нужно жить с волками.
— Ты не хочешь, чтобы я остался, попятился он.
Дело не в том, что я хочу или не хочу.
В ее словах, конечно, не все являлось правдой. Просто совы, особенно отшельники-кузнецы, очень любили и ценили уединение, но таким общественным животным, как волки, трудно было это понять.
— Ты принадлежишь к стае, — повторила сипуха.
— Скорее, к ее задворкам.
— Не обязательно. У волков ты многому научишься. Постепенно ты займешь свое место и, возможно, даже станешь стражником Кольца Священных Вулканов.
— Я ничего не знаю о волчьих обычаях. И вообще, довольно с меня всех этих Священных Вулканов.
— Что значит «довольно»? Ты же ничего о них не знаешь.
Фаолан отвел взгляд и опустил голову. Настал его черед недоговаривать: он не рассказывал Гвиннет о Пещере Древних Времен, да и не был уверен, стоит ли вообще начинать.
— Вот бы Гром-Сердце была здесь…
— Ее нет, Фаолан. Она ушла отсюда навсегда.
Резким движением сова закинула голову далеко назад и покрутила ею, выискивая на небе созвездие Великого Медведя. От этого зрелища Фаолану чуть не стало плохо.
— Как это у тебя получается?
— Что получается?
— Вот так вертеть головой.
— У нас, сов, есть дополнительные шейные позвонки. Благодаря им мы и можем такое делать. — Гвиннет продемонстрировала еще несколько странных движений.
— Хватит! — взмолился Фаолан. — А то мне уже не по себе.
— Ой, прости. Итак, я сказала, что Гром-Сердце ушла отсюда навсегда. Ты ее уже не догонишь. Время вспять не поворотить, и то, что покинуло нас, — не вернуть.
Гвиннет выпрямилась и больше не закидывала голову, смотрела прямо на Фаолана.
Волк фыркнул. Ему уже приходилось путешествовать между временами — там, в пещере. Тех двух больших сов разделяли года, но он видел, как одна из них отчаянно ныряла прямо в жерло вулкана, а рядом с ней другая пролетала сквозь языки пламени и клубы дыма с ярко пылающим угольком в клюве.
— Но почему? Куда уходит время? Где его место? — спросил он, а про себя подумал: «Неужели действительно нельзя вернуться в прошлое?»
— Время уходит не куда-то. Оно просто уходит, — вздохнула сова. — Взгляни на небо, Фаолан. Видишь, почти рассвело, и луна уже ускользнула в другую ночь, в другой мир. Но ты ведь помнишь, как в темноте матово светится воздух и в этом свечении деревья отбрасывают темно-синие тени. Как будто заново все ощущаешь, не правда ли? Однако это всего лишь твои воспоминания. Вот что такое время.
Сова помолчала и добавила:
— В общем, время остается в памяти. Это наши переживания и ощущения.
— Но луна вернется — и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра. А Гром-Сердце — нет. Это… — Фаолан замялся. — Это нечестно.
Гвиннет взъерошила перья и словно раздулась вдвое больше обычного своего размера. Она подступила к Фаолану почти вплотную, едва не касаясь клювом его носа:
— Ты слишком хороший волк, чтобы поддаваться таким глупым, мелочным, себялюбивым мыслям.
Сипуха подняла крыло и похлопала Фаолана по голове. Он отпрыгнул.
— А теперь ступай. Ты должен идти к волкам.
— Но я же ничего о них не знаю!
— Нет, ты знаешь куда больше, чем тебе кажется, — отозвалась Гвиннет, ее голос вновь стал спокойным.
— Я смогу еще повидаться с тобой?
— Пока не вернешься в стаю и не станешь глодателем, — вздохнула сова. — Теперь извини, мне нужно спать. Уже почти настало междувременье.
— Междувременье? А что это?
Гвиннет зевнула:
— Это промежуток между последней ночной тенью и первой алой капелькой зари. И лучше бы мне заснуть побыстрее, иначе будет плохо.
— Ты что, спишь днем? — удивился Фаолан.
— Уху, — устало кивнула она. — Таковы уж наши совиные обычаи.
Фаолан вздохнул. Как же сложен окружающий мир! Совы спят днем, медведи спят зимой. Может, и волки тоже спят в какое-нибудь необычное время? Что он о них вообще знает?
Огонь в горне тоже, казалось, засыпал. Вокруг становилось светлее, но как-то пустыннее, и Фаолана снова одолело безумное желание повернуть время вспять. Как знать, может, Гвиннет и права. Ведь то время, что он провел в ее кузнице под звездным небом, греясь у потрескивающего углями очага и наблюдая за пляшущими языками пламени, уже не вернуть — но оно навсегда осталось в его памяти, и воспоминание это будет согревать его и впредь.
Волк поднялся, взял в пасть кость Гром-Сердца и пошел прочь. Так одиноко ему еще никогда не было.
Глава двадцать третья
Вдохновение
Гвиннет спала уже несколько часов, когда почувствовала, что на мир постепенно надвигается тьма; сумеречный период между закатом и наступлением ночи был уже совсем близок. Яркие тени, плясавшие на сомкнутых веках сипухи, становились все бледнее, и хотя просыпаться ей было пока рано, но волнение в душе Гвиннет уже нарастало — ведь все совы чуют приближение сумерек.
Она спала в нише неподалеку от кузницы, ни перышка на ней не шевелилось; но сейчас хватило бы легкого дуновения ветра, чтобы разрушить хрупкую границу между ее сном и бодрствованием. И как только за горизонтом скрылся последний лучик солнца, Гвиннет вздрогнула. Первой ее мыслью было: «Ушел ли волк?»
Сипуха выглянула из каменной ниши. Повертев головой, она осмотрелась по сторонам, выпорхнула наружу и сразу увидела — со смешанным чувством облегчения и грусти, — что Фаолан действительно ушел. Вновь остаться в одиночестве было приятно, однако и присутствие молодого волка Гвиннет воспринимала не без удовольствия. Новый знакомый оказался довольно общительным; особенно же сову привлекла таившаяся в нем загадка. Уж очень странным казался ей узор на его кривой лапе.
Гвиннет немного подумала, вспоминая увиденный рисунок, и попыталась его воспроизвести, когтем
