Глава шестая
ВИЗИТ К БРЕНУ
— Ну, а теперь, — просипел с непонятной радостью Пат, — айда к Брену!
— К президенту! — удивился Орест.
— Да!
Побывать у самого правителя острова — мысль эта друзьям понравилась. Но такой шаг сейчас был слишком смелым, непродуманным. Кто знает, он может быть и последним с трагическим окончанием. Поэтому Юрий ответил на предложение Пата:
— Как-нибудь в другой раз, не сегодня, — и пояснил: — Нам надо осмотреть остров, ознакомиться с объемом предстоящей работы…
— Да, в другой раз, — подтвердили Орест и Георгий.
Пат, хитро прищурившись на Юрия, заявил ему:
— А как же обещание, которое ты вчера дал?
— Какое обещание? — удивился Юрий.
— Ну, ну! Вспомни, вспомни!
— То есть…
— Сразу и «то есть»! Интеллигентские штучки: ничего не знаем, ничего не понимаем! — с игривой шуткой упрекнул клерк поэта.
— Я, действительно, не понимаю: о чем ты! — честно признался Юрий.
— А стихи! — припомнил Пат. — Ты читал вчера стихи!
— Ну, и что?
— Надо сочинить стихи!
— Давай тему, сочиню.
— Так сразу и сплетешь? — удивился Пат.
— Конечно!
Пат почесал в недоумении затылок, потом разумно предложил:
— Сначала надо поесть. Поправить голову. А так не получится!
Пата, видимо, еще в детстве научили: «Голодный — не работник!»
— Поесть — это здорово! А выпить — ни-ни! — заявили друзья и на упорство Пата аргументировали отказ: — Хант узнает — шкуру с нас снимет за то, что мы с вами пили! Здесь — сухой закон!
Аргумент сразу подействовал.
— А чем же ты нас собираешься кормить? Опять селедкой с горчицей? — спросил Орест. По натуре своей он был немножечко, в меру возможностей, гурман. Вопрос качества пищи его волновал больше всех. Тут была еще одна причина: Орест страдал холециститом. Поэтому селедка с горчицей подействовали на его орган пищеварения очень скверно, и, пока друзья спали, он с проклятиями бегал на улицу несколько раз.
— Сегодня мы будем питаться со стола президентской кухни, — заявил Пат. — У меня там есть одна знакомая кухарка, она сегодня дежурит!
В скромном, уютном подвальчике под президентской кухней, куда привел всю голодную компанию Пат, его знакомая кухарка, которая была раза в три толще Пата и на столько же гостеприимнее, досыта накормила всех разными деликатесами.
После сытного завтрака друзья с робостью в душе под предводительством довольного Пата направились в президентские апартаменты.
Пат был явно горд тем, что это он ведет к президенту такую представительную компанию. Дорогой он с удовольствием рассказывал:
— У Брена очередное награждение, — Пат хихикнул. Для друзей было удивительным, что он так смело выражал непочтительность к правителю острова. — Смех на него! Все награждения он сам себе устраивает. Сам пишет на себя указы, сам же и вешает на себя свою восьмиконечную звезду. Никому не доверяет это! Видимо, боится: как бы у него не сперли звезду! И каждый раз ему ода нужна. Манекена на поэтическую программу не настроить, так он меня и Массимо произвел в придворные поэты, чтобы мы готовили ему оды к каждому награждению. А у нас они, проклятые, не получаются. Ночь не спишь, а ему что! Не наше это дело — мозги крутить. Если бы пулеметом или ножичком, то мы бы такую оду устроили! Сколько угодно! Подавись гранатой этот Брен со своими одами! Не выходит у нас, а он «давай!».
— А вы откажитесь, — посоветовал Георгий.
— Фью-ю… — свистнул Пат. — Он нажалуется Ханту — нас отсюда метлой. А нам пока надо здесь пыхтеть и не высовываться!
— Значит, тяжело быть придворными поэтами, — засмеялся Юрий, вспомнив при этом, как сам мучился, выполняя стихи по заказу.
— Ужасное дело — быть поэтом при дворе! — согласился Пат. — Я вчера так обрадовался, когда услыхал, что ты умеешь сочинять стихи! Вчера, как пришел, на стенке зарубку сделал, чтобы не забыть.
— Значит, вы писали оды… Интересно послушать, как звучит придворная поэзия? — проговорил Георгий.
— Порадуйте нас своими опусами? — попросил клерков Орест. Хотя в его просьбе и было достаточно иронии, клерки с серьезным видом слушали его.
— Ребята, мы вас просим: почитайте нам ваши придворные оды. Очень интересно, как они звучат? — стал упрашивать клерков Юрий.
Поломавшись немного, для приличия что ли, клерки согласились.
Всякий мало-мальский творец, а особенно графоман или бездарь любит выносить свои опусы «на публику». Вам, дорогие читатели, конечно, приходилось испытывать муки терпения от подобных «творцов»; их сейчас развелось так много, что, как говорится, «из-за кустов и леса не видно». Наверное, поэтому — гениев открывают и признают часто после их смерти.
В данном случае просьба наших друзей была вызвана только предвкушением забавы. Но!
Компания остановилась у ступеней высокого крыльца.
Пат, забравшись на самую высокую ступеньку, сжав на груди кулаки, закрыв в наваждении глаза, и, утопив свой голос куда-то в желудок, отчего он стал утробным, стал декламировать:
Друзья, забыв, где они находятся, откровенно грохнули хохотом и дружно устроили придворному поэту овацию. Смущенный таким приемом, Пат кланялся, как холоп, почти касаясь лбом ступени крыльца. Потом он триумфально сошел с пьедестала и сердито сказал Массимо:
— Давай ты!
Но, к удивлению, Масси стал ломаться, как барышня. Тогда Пат сказал:
— Пошли. Ну его! Он бездарный…
И Массимо, испугавшись, что его выступление сорвется, ловко вбежал на крыльцо и, проворчав: «сам бездарный!», стал читать свою оду. Его высокий дискант с гнусавым тембром, манера, размахивание руками, завывание выгодно отличались от Патовского выступления, напоминая своим поведением кое-кого из признанных поэтов.
