— Хочешь сказать, что можно обратить их оружие против них? — усмехнулся Рамон. — Справедливость такого подхода отзывается эхом в моей поэтичной душе.
— Я знал, что ты станешь здесь хорошим волшебником — есть на то причина, — улыбнулся Мэт.
— Одна-единственная? — прищурился Рамон. Мэт подмигнул отцу:
— Есть и другая — твоя преданность словам.
Рамон пожал плечами:
— Слова имеют вкус.
— А чародей — дегустатор, — задумчиво протянул Мэт. — Забавный парадокс. Но я надеюсь, мы найдем и еще кое-какие побочные эффекты во вражеской тактике, которые сможем использовать против Гролдора. Потому что... что бы не случилось, я должен вернуться домой и убрать его.
— Пожалуй, я готов к этой битве, — кивнул Рамон и, улыбнувшись, распрямил плечи. — Пешком или поедем?
Мэт сурово смотрел на отца.
— Папа, я сказал: «Я должен вернуться». Я. Понимаешь?
Рамон нахмурился.
— Но он больше мой враг, чем твой! — В его голосе тоже появилась суровость. — Я не могу допустить, чтобы ты дрался за меня!
— Гролдор — всего-навсего второстепенный театр военных действий в моей большой войне, — напомнил отцу Мэт. — «Алисанда против Найробуса» означает: «Найробус против меня».
— Да, это верно, — не стал спорить Рамон. Он помрачнел. — Но тебе нельзя оставлять другой театр военных действий, Мэтью, — Северную Ибирию, где твоему другу, королю Ринальдо, сейчас приходится ой как туго!
— Правильно, — кивнул Мэт. — Но ему сейчас нужны только хорошо налаженная система оповещения, обучение партизанским методам ведения войны да чародей при войске — если, конечно, у него до сих пор такового нет.
— Ясно, к чему ты клонишь, — вздохнул Рамон. — Это все умею я.
Мэт кивнул:
— Естественно, ты лучше меня справишься с партизанскими делами — ты ведь был когда-то рейнджером.
— И это у меня, видит Бог, получилось совсем недурно! — улыбнулся Рамон. — Но вот почему ты думаешь, что с Гролдором управишься лучше меня?
— А потому, — ответил Мэт, — что ты не вырос в Нью-Джерси. Поверь, там у нас есть такие закоулки, о которых ты и понятия не имеешь.
Глаза Рамона метали молнии.
— Я полагал, что ты избегал подобных мест! Я всегда тебе говорил, чтобы ты туда не заглядывал!
— Говорил, — согласился Мэт. — Только у меня не всегда был выбор, когда эти подонки за мной гонялись. Я знаю и массу укромных уголков, папа, и местные обычаи.
— Я мог бы отправиться с тобой!
— Я бы с радостью! — воскликнул Мэт. — Но у нас нет ни времени, ни гарантии, что мы сумеем вернуться. Помимо всего прочего, мама бьется с огромным войском, и здесь нужен кто-то; кто поможет снять осаду с Бордестанга, а поскольку Алисанде предстоит сражение с махди, единственной силой, способной выступить на помощь столице, остается войско Ринальдо.
Рамон печально понурился. Упоминание о жене, которой грозила беда, его охладило.
Мэт заметил это и решил ковать железо, пока горячо. Понизив голос, он добавил:
— И потом... кое-что я должен сделать сам — по личным причинам.
Рамон удивленно поднял брови. Глядя сыну прямо в глаза, он сказал:
— Понял тебя, сынок. Ты должен победить своих прежних мучителей тем, что одолеешь их босса в Нью-Джерси.
Мэт кивнул:
— Меровенс нуждается в том, чтобы я вернулся, и мне самому это нужно. Прошу тебя, папа. Мне надо, чтобы ты отправился на север.
Мэт провожал глазами отца. Тот, закинув походный мешок за плечи, уходил на север. Мэту стало страшно одиноко. Он надеялся только, что отец более или менее освоился в этом мире и сумеет справиться со всем, что ему встретится на пути.
Отец скрылся за грядой холмов, и Мэт отвернулся, ругая себя на чем свет стоит. Нет, наверняка с отцом все будет в порядке — ведь он теперь чародей, да и жизненного опыта у него побольше, чем у Мэта. Ну а если дойдет до плохого, он может вызвать Лакшми и уговорить ее ласковыми словами, и тогда джинна выйдет на бой с врагами вместо отца... Эти мысли немного утешили Мэта — его план сработал. Он облегченно вздохнул, понимая, что отцу не будет грозить опасность — по крайней мере не такая, какая ждала его самого в Нью-Джерси. О да, отец будет на войне, но он будет находиться посреди войска, от мавров его будут отделять тысячи воинов ну а если они с Ринальдо решат прибегнуть к партизанской войне, может, дело и не дойдет до крупных сражений.
А вот Мэту, напротив, предстояла встреча с кучей безжалостных подонков.
При этой мысли в сердце у него стало пусто, но он напомнил себе, что те злодеи, с которыми ему выпало встречаться и в Аллюстрии, и в Ибирии, были пострашнее любого подонка штата Нью-Джерси. Однако в последнем он сумел себя убедить далеко не сразу.
Отец все же довольно быстро смирился со своей участью и отправился выполнять порученное ему дело. Может быть, Мэту стоило обидеться? А может, это отец обиделся?
Мэт вернулся к костру, чтобы собрать вещи и погасить огонь. Тут он вспомнил о Каллио и жутко удивился тому, что его «рыбка-прилипала» все еще здесь. Если на то пошло, он и тому, что костер на месте, удивился.
А потом Мэт оглянулся, пошарил глазами по окрестности и обнаружил, что Каллио исчез.
Первое чувство, которое испытал Мэт при этом открытии, было облегчение.
Воришка для него — обуза или как минимум — заноза в пятке. Мэт устыдился этого чувства, но что есть, то есть.
Да и вообще — при чем тут Каллио? Так и так, он собирался в Нью-Джерси один. Мэт принялся вспоминать новенькую рок-н-ролльную песенку, модную на его прежней родине. Не без труда ему удалось припомнить английские слова — все время в голову лезли меровенсские. Но в конце концов он вспомнил песню и стал ее напевать. Особенные биоритмы мелодии вызывали в его теле вибрацию, он почувствовал, что его сердце начало биться в такт с ритмом песни, английские слова стали выговариваться легче и легче. Мир заклубился вокруг него серым туманом...
И как раз перед тем, как вращение приобрело бешеную скорость, Мэт почувствовал, что кто-то крепко- накрепко вцепился в него двумя руками. Мэт слишком глубоко погрузился в транс перемещения, чтобы иметь силы стряхнуть эти руки. Мелькнула предательская мысль: если в его старый мир собрался вместе с ним переметнуться кто-то из Меровенса — что ж, поделом тому наглецу!
Мир бешено завертелся, потерял цвет, форму, и знакомое головокружение подхватило Мэта и понесло...
Рамон спустился с холма по тоненькой тропке, оглянулся, убедился в том, что Мэта уже не видно, бросил мешок на землю рядом с грудой валунов и тихо, нежно, самым ласковым тоном, на какой только был способен, позвал:
В это же мгновение земля у ног Рамона взвилась маленьким смерчем. Смерч вырос и грозно навис над Рамоном, затем уменьшился в размерах, и перед отцом Мэта, пританцовывая на месте, появилась Лакшми. Покачиваясь все медленнее, она сурово вопросила, сверкая глазами:
— Чего же ты хочешь от меня, о Неестественно-Добродетельный-Человек?
