Бикса, Валёк были в плохом настроении, злые на себя и друг на друга, раздраженные, взвинченные.
У Валька болел желудок, и мужичок с трудом сдерживал рвотные позывы. Не впрок ему пошел вчерашний портвейн, а может и та закуска, что натащила Бикса неизвестно с какой помойки. «Может, еще и волос своих туда натрясла, ведьма», — думал со злостью Валёк, пиная кусок проржавевшей арматуры под ногами. С утра еще, начавшего у подельников после обеда, похмелившись остатками спиртного, он проблевался до глубины души, но полегчало ему тогда не надолго, и желудок закрутило уже через пару часов. Из-за этого и есть он ничего не стал, но и это не помогло. Валёк не знал, что у него открылась давно, еще в молодые годы, приобретенная язва желудка, а если бы и знал, лучше от этого не стало бы. На лечение денег не было, ограничивать себя в портвейне и поедании отбросов он не собирался, вот только боль эта мешала, делала его раздражительным и невнимательным «на деле», но боль приходилось просто терпеть.
Лакка-Бикса, пробирающаяся чуток поодаль от своих мужчин, злилась на себя и на них. Уже вторую неделю не приходили месячные, а от кого она влетела, если влетела, конечно, вряд ли бы определила и самая придирчивая экспертиза. Может, от Валька, может, от старика Жарко, ни тот, ни другой никогда не сдерживались, и о партнерше не думали, а может, от того пришлого с Проектируемого переулка, что пил с ними недельку назад и не отказал себе в удовольствии присунуть Биксе вслед за её хозяевами. А еще теперь, когда нужны деньги на синестрол или еще какие таблетки для возможного аборта, они, как последние кретины, лазают по разоренному двору, где, кроме гнилых покрышек, и взять нечего. Конечно, здесь безопаснее, чем на складах, но лучше бы получить звездюлей по полной программе, но спереть упаковку-другую контрабандного ширпотреба, загнать его скупщикам и избавиться от проблем хотя бы на ближайшую пару месяцев. А может, и на дольше, в последний год Бикса залетала всего один раз, видно перекормленный спиртным и пищевой химией организм сам сопротивлялся никому ненужному зачатью.
А старик Жарко злился на своих подельников просто так, потому что привык злиться на вечно больного Валека, на шлюху Биксу, которой все равно где и с кем, лишь бы налили стакан, хотя он и сам не забывал вставить её последнее время все чаще и чаще после выпитого портвешка или какой другой отравы. И еще его тревожил услышанный недавно вой над промзоной. Он еще, пусть и с трудом, но помнил свою бабушку, и ее жуткие сказки про упырей, в изобилии водящихся, по ее словам, в развалинах цехов и складов. И хотя за сорок с лишним лет своей жизни Брок никаких упырей ни разу не видел, за исключением скупщиков, которых упырями звали все обитатели промзоны, иррациональный страх не отпускал.
В полголоса матершиня своих спутников, Жарко первым добрел по мусорным кучам до входа в цех и остановился, поджидая Валека с фонарем.
— Ну, что, старик, полезем в нутро? — корча от желудочной боли страшные гримасы, спросил Валёк, останавливаясь рядом с товарищем.
— А что, может, мы сюда просто погулять пришли? — зло уточнил Жарко, сплевывая тягучую, горькую, как у всех подсадивших печёночку, слюну.
— Ни хрена там нету, — подгадила свои поганым языком Бикса, — отсюда даже цветмет лет десять назад весь вынесли…
— Ох, глядите на нее, — моментально оговорил подругу Жарко, — ты десять лет назад в трусы дула, зассыха, а сейчас рассуждать лезешь…
Десять лет назад Лакка уже начинала обслуживать клиентов в баре, но спорить она не стала, себе дороже, злой старик мог и по физиономии засветить, ходи потом с бланшем под глазом, пугай народ.
— Сам такой, — огрызнувшись, Бикса отступила на пару шагов, оберегая себя от нежелательных последствий, — пошли уж что ли туда… а то торчим тут…
— К упырям спешишь? — осведомился Жарко, привыкший говорить последнее слово в компании. — Так ты и упырям не нужна, в тебе же вся кровь гнилая…
— Такая ж, как у тебя, только посвежее…
— Ну, ладно, бросьте, уже слушать вас и то тошнит, — Вальку перебранка надоела, тем более, что ничего нового во взаимных претензиях старика и его Биксы он не мог услышать, всё было выговорено миллионы раз. — Я первым зайду, если там тихо, включу фонарик, на дверь посвечу, тогда и вы…
Внутри цеха было по-кладбищенски тихо, даже крысы, вечные в промзоне обитатели развалин, не шуршали по углам. Пару раз споткнувшись о какие-то тяжеленные железяки, залитые бетоном прямо в полу, Валёк повернулся к четко видимому даже в кромешной темноте помещения входу и включил фонарик. Издыхающие батарейки с проворством паралитика преобразовали электрическую энергию в световую. На свет, как ночные мотыльки, неуклюже протискиваясь по очереди в калитку, пробрались в помещение и Жарко с Биксой.
Старательно поглядывая под ноги, вся троица разбрелась по захламленному цеху, пытаясь в темноте угадать в бесформенных бетонных «подушках», в оголенных станинах бывших когда-то основой механических станков и в кучах непонятного металлического мусора хотя бы что-то ценное и при этом не такое тяжелое, что б невозможно было поднять им вместе, троим. За этим бессмысленным занятием они могли бы провести всю оставшуюся ночь, если бы хватило трудолюбия и упорства, но никто из жителей промзоны такими качествами не обладал, и трое уставших от жизни подельников исключением не были. Потому уже через полчаса, утомленные бесплодными поисками, они снова стояли у двери, шумно дыша и оглядывая друг друга злыми глазами. И без того плохое настроение упало глубже городской канализации.
— Ну, что я говорила? — Бикса, казалось, сама нарывалась на скандал с мордобоем.
— Пророчица хренова, — пробормотал Валёк, задрав голову и пытаясь разглядеть хоть что-то в полумраке высокого потолка. — Вечно под руку болтаешь…
— Твоим бы языком, да по моей залупе, — добавил критики старик. — На большее и не годится…
— Кретины, — равнодушно огрызнулась всерьез подуставшая бродить по цеху Бикса.
— Гляньте, — Жарко, не обратив внимания на последнюю реплику сожительницы, схватил руку Валька и направил фонарик на стену при входе, на незамеченную ими лестницу на второй этаж. — Там еще надо посмотреть…
— Искатель-смотритель… — презрительно фыркнула Бикса, — приключений на свою задницу… Чего ты там смотреть будешь? или уже от бормотухи в темноте видеть стал, как сова?
— Там дверь, видишь, закрытая, — не обращая внимание на Лакку, пояснил Валеку подельник. — Зря закрывать не будут, может, осталось чего интересного…
— А если нет, то хоть поспать что ли в тишине, — прижимая ладонь к животу, будто этим можно было снять боль, отозвался Валёк.
— Не обоспались еще? — опять влезла язвительная девица, — под вечер только встали после вчерашнего…
— Ладно, теперь я первым пойду, — предложил Жарко, — ты, Валёк, подсвечивай снизу, что б мне по лестнице не скатиться… поднимусь, хоть чего разгляжу, небось…
Зачем-то скинув с плеч тощенький брезентовый рюкзачок, будто страхуя от возможного падения нажитое имущество, старик Жарко уже занес ногу на первую ступеньку, как был остановлен неугомонным языком въедливой Лакки.
— Эй, а что это звенит у тебя в мешке? — никакая усталость не помешала Биксе шустро нагнуться и прихватить рюкзачок, пока этого не сделал Валёк. — Давай-ка гляну…
— Положь, где взяла, — прошипел искренне рассерженный Жарко, — какое тебе дело…
— Да ни какого, — отозвалась Бикса, уже потроша туго завязанную горловину мешка, — а все-таки интересно…
— Самогон там, — смирившись с обыском, сказал Жарко, — я вчера еще затыкал у матюрки, где гостили с ночи, когда она к соседям выходила, как знал, что сегодня день пустой будет, видишь, как пригодилась, а то бы пришлось сейчас тебе только нашей с Вальком закуской из хрена обойтись…
— Все бы вам одно на уме, — сказала с интонациями всех женщин промзоны Бикса, нашарив рукой внутри мешка экзотической формы толстостенную бутылку. — Выпить, да присунуть кому, про другое и мыслей нет…
— Эй, помолчи, а то тут никто не знает, как ты это дело не любишь, — огрызнулся старик, — да и вообще, хорош трепаться, пошел я, а ты, Валек, свети, давай, свети…
