витрины, старой побитой дверью и вывеской над ней с одним только словом «Ателье».
— И… это чего? — уточнила Саша.
— Кто же, будучи в бегах, в таком плотном розыске, пойдет или получать готовый костюм в ателье, ну, или заказывать срочный пошив вечернего платья, — Мишель выразительно подмигнул и, постучав в дверь и не дожидаясь ответа, вошел первым по привычке этой ночи, противоречащей человеческому этикету.
По сравнению со скромным фасадом с запыленными стеклами и скучной вывеской, изнутри ателье оказалось огромным полупустым залом, заставленным манекенами, с несколькими примерочными кабинками у дальней стены и огромными раскройными столами. Этим ранним утром в зале копошился всего-то один человечек, который и поспешил, чуть прихрамывая и близоруко щурясь, к нежданным гостям. По-портновски сутулый, седой, с неопрятными лохмами волос, крючконосый, в стареньких очечках с круглыми стеклами — он был типичной карикатурой на старых портных-евреев, какими их рисуют в сатирических журналах или изображают в средней руки фильмах не самые умелые актеры.
— Ох, Миша, Миша, ну, здравствуйте, — с неистребимым, опять же карикатурным акцентом заговорил еврей, критически оглядывая Мишеля, — вы так давно не были у меня, что я уже начал думать, что вы решили пользоваться готовым платьем… Что, впрочем, по вам и так видно…
— Здравствуй, Исаак, — ответил Арнич, — познакомься вот с Сашей…
— Доброго вам здоровья, барышня, — поприветствовал Исаак блондинку церемонным поклоном, так характерным для людей его возраста, оставившим свою молодость далеко-далеко, как бы не в начале века. — Сказать вам, что я рад видеть Мишу наконец-таки в компании со своей девушкой, это не сказать ничего…
— А раньше он что же, с мальчиками сюда приходил? — заинтересованно спросила Саша.
— Ой, да боже упаси, Миша и мальчики — это нонсенс, это примерно как вы, барышня, в синагоге, — тут же реабилитировал Мишеля от подозрений в нетрадиционной ориентации портной. — Но раньше он всегда был один, ну или пару раз со своим компаньоном, а ведь ему уже давно пора иметь и жену, и детей…
— Если только твоими молитвами, Исаак, — засмеялся Мишель, прислушиваясь к еврейской болтовне. — Но мы, собственно, по делу.
— Ну, вот, так всегда, стоит только начать говорить с приятным человеком, так тут сразу и «по делу»… — притворно вздохнул Исаак. — Барышня, вам чай или кофе? ну, а потом сразу же и «по делу»…
— Кофе, — отозвалась Саша мечтательно, слегка закатив глаза к потолку. — И лучше бы — в ванну… с пенкой…
Про какую пенку подумала Александра — на кофе или в ванной, она и сама бы сейчас не сказала, но про себя решила, что Исаак оценит незамысловатую шутку, а старый еврей вдруг весь задергался, зашевелил бровями, ноздрями и вообще всем лицом.
— Барышня, вы думаете, если Исаак — пархатый, то у него нет и даже ванны? Миша, как вам-то не стыдно, могли бы сразу сказать, а не мучить бедную девушку…
— Скажешь тут, как же, — пробормотал Мишель, — ты же мне рта не даешь раскрыть…
— Идемте, барышня, идемте…
Исаак, едва ли не подталкивая, провел удивленную Сашу и хитро посмеивающегося Мишеля вглубь зала, за примерочные кабинки, и по узкому коридорчику подтолкнул к дверям ванной комнаты.
Да уж! неизвестно, с каких времен и от каких хозяев осталась в этом доме ванна, но она затмила собой всё, когда-либо раньше виденное Сашей. В огромной, метров на пятьдесят, комнате, в светло-серый с прожилками мраморный подиум был вмонтирован настоящий бассейн в форме морской раковины, вытесанный, похоже, из единого куска камня. Окон комната не имела, и их заменяли два огромных во всю стену, слегка потускневших от времени, зеркала в тяжелой бронзовой оправе слева и справа от ванны.
Ошеломленная Саша растерянно оглянулась, а Исаак, не скрывая гордости за свое имущество и удовольствия от произведенного ванной впечатления на молоденькую и симпатичную подругу Мишеля, засуетился, отворачиваясь, поворачиваясь и поясняя:
— Ну, с водопроводом, милая барышня, вы справитесь без подсказок, что тут говорить, вот только напор горячей воды здесь слабенький, так уж и дому этому которая сотня лет пошла, а водопровод появился почти вместе с ним, а вот полотенца, заметьте, чистые! — вот-вот, возле двери на крючочках, а всякие там мыла, шампуни и пенки возле маленького зеркала…
В самом деле, за громадами боковых зеркал и полумраком слабого освещения, сразу в глаза не бросалась небольшая полочка в изголовье ванны, уставленная двумя десятками всевозможных флаконов и тюбиков, и оснащенная еще одним старинным зеркалом, по возрасту на столетия превосходящим боковых собратьев.
— А мы пойдемте, Миша, не надо смущать барышню, — проговорил довольный произведенным эффектом Исаак, выпихивая Мишеля обратно — в коридорчик и дальше, в пошивочно-примерочный зал.
Предложив Мишелю высокий и неудобный примерочный табурет, а сам усевшись поудобнее за небольшой, персональный столик закройщика, Исаак поинтересовался:
— Миша, неужели есть такое важное дело, которое вас привело ко мне так рано? и эту барышню тоже? Кстати, очень и очень приличная девушка, совсем даже Городом не испорченная, можешь мне немножко поверить…
— Почему ж рано? народ уже на заводах и в конторах спину гнет, — отозвался Мишель. — А дело у меня и в самом деле имеется не простое. Жизнь так сложилось, что должен я уехать из Города, а весь мой гардеробчик пришел в совершенную негодность, ну, знаешь, Исаак, как это бывает у холостяков?
— Ой, только не рассказывайте мне из своей холостяцкой жизни, Миша, — дал нужную реплику Исаак, — если бы вас видел с иголкой в руках мой папа, он бы сразу сказал, что вы прирожденный портной и ваша мама наверняка была еврейкой…
— Но гардеробчик мой все равно пропал… — рассмеялся сомнительному комплименту Мишель. — Но — мало мне своих приключений, но теперь надо уехать вместе с милой девушкой, которая сейчас принимает ванну, спасибо тебе Исаак, а у нее приличного гардеробчика не было совсем никогда…
— Миша, если вы скажете сейчас, что вы уезжаете завтра утром, то вы меня убьете!!! — Исаак картинно закатил глаза и развел руками, любил старик иной раз полицедействовать. — У меня куча всяких и разных заказов, я с удовольствием их отодвину ради вас, но просто бросить все — не смогу… там же и дочка мэра нашего толстозадого, и жена генерала Пфальца, а она такая истеричка, что боже ж ты мой…
— Исаак, у меня есть деньги, — с твердой доброжелательной улыбкой поглядел на портного Мишель, — у меня есть наличные деньги и гораздо больше, чем нужно, что бы оплатить одежду, срочность пошива и истерику генеральши…
— Ну, вот, Миша, вы сразу про деньги, хотя с этого и надо было начинать, — удовлетворенно потер руки Исаак. — Так что бы вы хотели конкретно? Для себя и для барышни…
…А Саша блаженствовала. Давненько, да что там давненько, никогда она еще не оказывалась в такой ванне, напоминающей больше о роскоши средневековых магнатов, чем о маленьком еврейском ателье в старинной части Города. Даже просто полежать сначала в горячей, а потом и в теплой воде после бурных приключений прошедшего вечера и ночи было уже счастьем. А тут еще и шампуни, и крем-мыло, и пенка и даже ароматические и целебные соли. Вот только одна беда приключилась к концу этой освежающей тело и душу процедуры. Кроме больших махровых и вкусно пахнущих полотенец в ванной не нашлось ни единой тряпочки. И пришлось Саше, сунув в карманчик грязные трусики, и закрутив вокруг кисти руки провонявшую потом водолазку, опять одевать слегка почищенные после заброшенного цеха мини-юбочку и короткую жилетку на голое тело. Впрочем, такая эротика привела в восхищение и старого Исаака, и Мишеля, вдруг увидевшего в подруге не просто свою самку, девчонку, подобранную в ресторане, а красивую, желанную и — ох, черт, неужели — любимую подругу.
С трудом переждав, пока Саша кинула Мишелю грязную водолазку, мгновенно исчезнувшую в заплечном рюкзачке, и коротко поцеловала его в губы, Исаак молодящимся козликом скакнул в дальний угол, сбросил с какого-то манекена покрывало и, аккуратненько стянув с деревянного торса спрятанное под
