Район, где парашютисты держали оборону, представляет замкнутый пятиугольник, образованный селом Троицким на севере, Детчином — на востоке, Кондровом — на юге, деревней Озеро — на юго-западе и Юхновом — на западе.
Эти крайние точки соединены на карте синими карандашными линиями. Теперь, обозначая район, куда был высажен третьего января десант под командой Старчака, я беру красный карандаш. И вот что любопытно: синяя и красная линии почти совмещаются. Можно было бы даже подумать, что, намечая место высадки десанта, в штабе не очень долго ломали голову — взяли старую карту Старчака и велели ему быть в начале января там же, где он находился в первых числах октября…
Я сказал это Старчаку. Он ответил:
— Да, район дали по особому заказу, как ученику-второгоднику, который в географии слабоват… А серьезно говоря, совпадения эти не случайны: и мы в октябре, и немцы в январе для обороны самые выгодные точки выбирали — вот и совместились на карте линии…
В самом деле. Откатываясь под ударами наших войск по Варшавскому шоссе, немецкая армия шла тем же путем, что и в дни своего октябрьского наступления. Она была выбита из Малоярославца, оставила после жестокого сражения Медынь и закрепилась в Юхнове, надеясь перезимовать здесь, а затем вновь ринуться на Москву знакомой дорогой.
Немецкое командование сумело за три месяца превратить Юхнов и его окрестности в подлинно укрепленный район с долговременными огневыми точками, ходами сообщения, надежными блиндажами. Одной из задач отряда Старчака как раз и была разведка этих укреплений.
Юхнову обе воюющие стороны придавали первостепенное значение. Юхнов — это дорога на Москву. Это также путь на Калугу, Сухиничи, Вязьму, словом, ключевая позиция.
Забегая вперед, скажу, что нашим войскам удалось взять Юхнов и разгромить тринадцатый и двадцать шестой армейские корпуса лишь пятого марта — почти через два месяца после освобождения Медыни, от которой до него всего час езды на автомашине.
Уже давно были освобождены Сухиничи, калужский городок Киров, а Юхнов все держался, и лишь угроза полного окружения заставила гарнизон укрепленного района покинуть свои надежные укрытия и бежать под ударами наших войск.
Давно идет спор о том, что легче зимой — наступать или обороняться.
Если бы наступать в полутораметровых снегах было легче, наши войска еще в январе заставили бы гитлеровцев, засевших в Юхнове, сложить оружие.
Если бы было так, не подвергся бы жесточайшим испытаниям и не потерял бы стольких замечательных бойцов парашютный отряд Старчака.
Если бы!..
Но ведь зимой сорок второго года наступать было гораздо тяжелей, чем держать оборону, что бы на говорили поэтому поводу гитлеровские теоретики и практики войны.
На подготовку к декабрьскому рейду отряду Старчака дали почти две недели, а для того чтобы приготовиться к полету в район Юхнрва — всего три дня: первое, второе и третье января. На рассвете четвертого парашютисты должны были быть на месте.
Вновь, еще до наступления темноты, запускают механики моторы, надеясь, что погода позволит самолетам отправиться в ночной рейд. Вновь осаждает Старчак метеорологов, требуя сообщить самые точные данные о погоде в районе выброски десанта. Вновь сдает Борис Петров на хранение в политотдел дивизии свои документы. Только на этот раз вместо комсомольского билета — карточку кандидата в члены партии. Рекомендацию ему дал там, на Угре, Старчак.
И вот над командным пунктом аэродрома взлетают в темное небо, догоняя одна другую, три зеленые ракеты. Это Старчак дает приказ начать посадку в самолеты. Еще две ракеты, на этот раз красные: команда взлететь.
…Тяжелые четырехмоторные бомбардировщики шли на малой высоте. Как и обычно, Старчак летел с капитаном Ильинским. Ему все больше нравился этот спокойный и на вид медлительный человек, с уверенными, точными движениями.
Когда флагманский самолет пролетел над Медынью — этот городок на Варшавском шоссе наши войска освободили десятью днями позже, — зенитные батареи немцев открыли стрельбу. Старчаку, который уже десятки раз летал в тыл врага, не доводилось видеть такого моря ргня. Зенитные орудия крупного калибра, скорострельные пушки, выбрасывающие трассирующее разноцветные снаряды, пулеметы, посылающие в небо веера светящихся пуль, — все это немцы пустили в действие.
Проводив залпами советские самолеты, артиллерийские батареи «передавали» их другим, также расположенным вдоль Варшавского шоссе, и по этому узкому огненному коридору шли бомбардировщики. Немцы включили прожекторы. Светло-голубые зыбкие столбы света, то пересекаясь, то расходясь, блуждали по небу. И не один десяток осколочных пробоин на крыльях и фюзеляжах самолетов пришлось назавтра латать мотористам бомбардировочного полка.
— Иван Георгиевич, скоро Юхнов, — сказал Ильинский. — Смотри, как встречают… — Что подедаешь? Давай-ка покурим. Старчак достал свою трубочку, вытащил зажигалку.
В это время ударила новая зенитная батарея, и Ильинский повел самолет в облака. Старчак пошел к десантникам, сидевшим на скамьях вдоль всего фюзеляжа. — Страшно? — громко спросил Старчак у молодого парашютиста с детски припухлыми губами. Тот смутился, боясь признаться в том, что ему действительно страшно.
Но и сам Старчак испытывал большое чувство тревоги. Еще в Штабе Военно-воздушных сил он узнал, что, по данным фоторазведки, в районе, где предстояло высадиться десантникам, сосредоточены крупные силы пехоты подготовлены долговременные огневые точки: захватить аэродром будет тяжело.
Капитан Ильинский, поручив управление второму пилоту, вышел из кабины проводить Старчака.
Старчак сделал несколько шагов и оказался у двери, в которую был виден черный прямоугольник неба с мерцающими звездами.
— Ну, счастливо! — Старчак пожал руку Ильинскому и перешагнул через порожек.
Воздушная струя отбросила его по широкому гофрированному крылу самолета. Языки пламени с яростью выбивались из выхлопных труб. Падая, он успел увидеть, как вслед ему прыгнул тот самый юноша который признавался, что ему страшно.
Старчак рванул вытяжное кольцо, стропы больно хлестнули его по щекам, и парашют раскрылся.
«Теперь, — думал Старчак, — не отнесло бы куда-нибудь на деревья или дома». Но Старчака, Бедрина, Петрова и многих других десантников ожидала куда большая угроза. Вновь гулко застучали крупнокалиберные пулеметы, и пунктиры трассирующих разноцветных пуль прошили ночную мглу. Нет ничего в такой момент беспомощнее человека, спускающегося на парашюте. Но если есть гранаты, можно бросить их туда, откуда ведут огонь. Старчак метнул одну за другой две гранаты в пулеметное гнездо, и пулемет замолчал.
Но остальные продолжали вести огонь. Старчак увидел, как бессильно повис на стропах спускающийся рядом десантник. Очередь зажигательных пуль прошила парашют другого бойца; купол вытянулся, превратился в грушу, и десантник камнем полетел на землю…
Старчак приземлился на опушке рощи неподалеку от деревни Большое Фатьяново — это в четырех километрах от Мятлева и в двух километрах от Варшавского шоссе. Погасив купол парашюта, взял горсть сухого жесткого снега и вытер им пылающее лицо. Тихонько свистнул.
Послышался ответный свист, и через несколько минут подошел, поскрипывая по насту, старшина Бедрин, еле различимый в своем белом маскировочном костюме с капюшоном.
Очень трудное дело — быстро собрать группу после ночной выброски, да еще зимой.
Когда высаживались в декабре в районе Волоколамска, противник нисколько не помешал, и то не сразу удалось найти друг друга.
Но значительно более трудными были условия высадки здесь, близ Варшавского шоссе. Во время зенитного обстрела самолеты вынуждены были разойтись, и некоторые из летчиков потеряли ориентировку. Десантники высаживались не кучно, как намечалось, а в разных местах. Вот почему на сбор отряда ушло пять часов с двадцати одного часа третьего января до двух часов следующего дня.
Во взводах и ротах не досчитались многих молодых парашютистов, для которых первый полет в тыл
