За дни боев каждый метр территории противника пристрелян. Минута — и снаряды падают на высоту 138. Там рождается песчаный вихрь. И… ничего не видно.
— Однако чем объяснить появление гитлеровцев в парадной форме?
Вопрос задан мне, а я напрасно ломаю голову. Впоследствии выяснилось: в штабе Паулюса принимали приехавших из Берлина гостей, высших офицеров, показывали Сталинград. Туристам не повезло.
Через час — новый сюрприз. Начальник штаба дивизии полковник Тарасов принес взятую у сбитого фашистского летчика карту. Карту Сталинграда. На ней весь город разделен на квадраты, некоторые из которых закрашены в черный цвет. Изучаем. Догадываемся: черные квадраты — это места, уже обработанные фугасками. В штабе Паулюса, видимо, сидят педантичные плановики, стремящиеся добросовестно уничтожить город.
— Значит, каждый уголок на примете, бомбит аккуратно, не растрачивая добро впустую, — констатирует Гуртьев.
Карта пригодилась. Ее передали в штаб армии, и впредь старались размещать склады с боеприпасами и санбаты в местах, затушеванных на карте. Немецкая точность оправдала себя. Разрушенное вторично почти не бомбили.
На следующее утро мы снова с комдивом на НП. Он уже почти окончательно переселился сюда из штольни. Чем меньше в полках народу тем горячее бой. Гуртьев осунулся, но по-прежнему неутомим.
Сейчас, поудобнее усевшись на наблюдательном пункте, полковник следит за горизонтом.
— Смотрите, — говорит он наблюдателю.
Тот пока ничего не видит.
— Да нет же, смотрите, — повторяет он, указывая рукой на южную часть неба.
Через несколько секунд там нарождаются точки, словно мошки. Знаем мы этих мошек!
— Ну и глаза у вас, товарищ полковник, — хвалит наблюдатель.
— Таежные, — бросает Гуртьев, — думаешь, легко белке в глаз попасть? Ого! — восклицает он, согнувшись, сосредоточившись. — Да их больше полусотни.
Бомбардировщики приближаются.
— «Что жизнь твоя», сказал Омар Хайям, Ю-87 — и все летит к чертям, — декламирует оказавшийся поблизости приехавший с того берега Волги корреспондент редакции дивизионной газеты.
— Действительно, к чертям. Но куда же они жалуют?
«Юнкерсы» совсем близко, уже доносится их отвратительный, завывающий гул.
— Соединить меня с Чамовым, — приказывает комдив, угадав направление воздушного удара.
— Майор, птички по вашу душу летят, — сообщает командиру полка Гуртьев и сжато излагает план предстоящих действий.
Заход. Фугаски рвутся в расположении «хозяйства Чамова». Снова заход, снова фугаски.
— Капитан, к Чамову, помогите майору, — приказывает мне комдив.
Так всегда, в опасную минуту штабные работники командируются в полки.
Но одно — отдать приказ, другое — его выполнить. Самолеты сделали заход и ушли, чтобы вернуться снова. В интервалах между налетами надо бежать вперед. Не удалось: у самого полка я принужден залечь. Тут гитлеровцы надели своеобразную шапку-невидимку на свои боевые порядки. Их маскировщики зажгли дымовые шашки. Землю окутали черные тучи.
В окопчике, в котором я очутился, сидели знакомые: сержант Багров, кряжистый, неразговорчивый омич, и ефрейтор Верховов, парикмахер из Красноярска, общительный, веселый.
Спрятавшись в своем укрытии, товарищи беседовали как ни в чем не бывало.
— Снова шутит фриц, и как ему не надоест. Неужели напугать думает? — недоумевал Верховов.
— И напугает, как попадешь в такую темень, — буркнул Багров.
— А ему разве легче? Небось не весело наступать с завязанными глазами, — возражал бывший парикмахер.
— Его больше, нас меньше.
Верховов даже занялся смазыванием рук: пальцы его всегда кровоточили. Старая профессия оставила свой след на их коже, белой, мягкой, совсем не подходящей для нынешних условий.
Но в остальном ефрейтор — уже бывалый воин, понимающий многое.
— Значит, как только дым подойдет к нам, танки бросят, — решил он и, сняв с пояса гранату, положил се около себя.
— Кабы только танки, танки — пустое, пехота…
— Не дойдет, на мины нарвется. Да и не допустят, артналетом накроют. А танки — чепуха.
Разговор обычный, фронтовой. Слушаешь и поражаешься, как хорошо эти два в недавнем прошлом совсем мирных человека освоили военный лексикон и получили представление о технике боя.
Беседу прервали самолеты. Яростно взмыв, они бросились в пике. Я смотрел на фугаску, падавшую, как казалось, прямо на голову, и переживал странное: верилось, твердо верилось, подарок не для меня.
Хрясь, бух. Окопчик основательно присыпало землей.
— Словно из пульверизатора. Смотри, какая мелкая, — как ни в чем не бывало шутил Верховов.
— Спасибо за пульверизатор, — ворчал Багров.
Но в общем ни тот, ни другой не испугались.
Я выскочил было из окопа, решив проползти на КП полка. Куда там! Сразу над самым ухом: «жиг», «жиг», «жиг».
— Нельзя, товарищ капитан, нельзя, убьют насмерть, — рассудительно заметил Багров.
— А мы сейчас, верно, сами в атаку пойдем. Так ведь ловчее. Фриц собрался к нам, а мы ему в грудь, — заметил Верховов.
А дым стелется по земле. Он уже подходил к окопчику, когда бомбардировщики развернулись и снова сбросили свой страшный груз. Черные вихри понеслись по передовой. Разрывы слились в один сплошной грохот. Я сжался в комок, а бойцы продолжали спокойно сидеть.
— Ложиться опасно: если засыпет, не встанешь, — не то в порядке совета, не то с укором заметил мне Багров.
Дым окутал окопчик, и словно опустился черный занавес. Даже небо показалось ночным, заводские трубы и те скрылись.
Вдруг со стороны КП полка взвились веером три красные ракеты.
— Вперед! — раздался крик.
— Вперед! — заревел Багров.
— Вперед! — тонко, фальцетом поддержал его Верховов, и оба исчезли в направлении фашистских окопов.
План Гуртьева — предупредить вражескую атаку своей.
Я бросился на КП полка, к новому КП. Он обосновался в бетонированном подвале. Перемещение произошло быстро.
— Здесь «юнкерс» нам не опасен, — заметил Чамов.
Впереди ясно слышались крики «ура». Атака шла успешно. Гитлеровцев захватили врасплох, и теперь им было не до наступления.
— Как? — запрашивал по телефону комбатов Чамов.
— Отлично, заняли окопы противника, — слышалось в ответ.
Полк продвинулся вперед на пятьдесят метров.
Через несколько минут к КП полка подбежали три гитлеровца и, спрыгнув в подвал, остановились в смятении. Оказывается, они перепутали направление, не к своим, а к нам попали. Их обезоружили.
Пленные! Я безумно обрадовался, начал их расспрашивать. Но нет, ничего не получалось. Слишком уж ошалели непрошеные гости.
А донесения от комбатов продолжали поступать, радостные донесения.
— Занял пункт «Б», продвигаюсь с боем, — сообщали из первого батальона.
— Веду бой на уничтожение в цехе номер три, — извещали из третьего.
Самолеты тем временем развернулись и стали опять бомбить. Чамов наблюдал уже с нового рубежа,
