Гриша едва успел отпрыгнуть за угол и занять наблюдательную позицию. Женщина прощалась с Костыревым, стоя возле блестящего «Хэндая». Она явно кокетничала, а пьяненький офицер целовал ей руки. Женщина хохотала, высоко запрокидывая голову. Артемов быстро достал камеру и сделал несколько снимков, сам не зная зачем. Он понимал только, что визит этой женщины и ее лобзания с Костыревым выглядят очень странно…
Откуда ему было знать, что полковник Лемешев послал Марину Скворцову с поручением воткнуть «жучок» в мобильный Костырева? Марина успешно справилась со своей задачей, и теперь полковник был в курсе всех дел и перемещений своего бывшего подчиненного.
Когда женщина, лихо стартанув, уехала, Гриша быстро подошел к Костыреву. Визит дамы не давал ему покоя. Неожиданно для себя он начал думать и понял, что иногда это бывает полезно. Даже до него дошло, что мадам приехала неспроста. А сопоставив это с предостерегающими словами Костырева о возможной смерти, от которых он легкомысленно отмахнулся при первой встрече, Гриша понял, что и сам может оказаться в опасности. В смертельной опасности.
Костырев, выслушав торопливые Гришины объяснения, вновь отказался от беседы. Просто отшил, и все. Но Гриша видел, что его слова запали в душу бывшего майора, и решил во что бы то ни стало добиться откровенной беседы с ним. Он выяснил номер Костырева и позвонил ему вечером. Валерий неожиданно трезвым голосом согласился на встречу в «Бумеранге». Правда, попросил дать ему подумать пару дней. В итоге встреча все же была назначена на два часа дня пятнадцатого июня.
Гриша не мог дождаться этого момента. Ему уже не столько хотелось написать громадную разоблачительную статью, сколько уберечься от неведомой опасности. В кафе он пришел за несколько минут до установленного времени и пребывал в нервном и нетерпеливом состоянии. И только когда увидел высокую фигуру Костырева в дверях, немного успокоился. Он не знал, что ему так и не доведется ни написать статьи, ни раскрыть дела об убийстве Романенко. Даже просто поговорить с Костыревым у него не получится: пули из автомата Лемешева, уже полностью готового к убийству, пробили его сердце…
Эпилог
– Этому парню страшно не повезло, – со вздохом проговорил Гуров, качая головой. – Первый же человек, на которого он наткнулся в своем дурацком расследовании, оказался убийцей!
– Да уж, – поддержал его Орлов. – Да еще каким! Сам хладнокровно положил несколько человек, и рука не дрогнула…
– У полковника, прошедшего войну, дрогнет рука на гражданке? – удивленно посмотрел на него Крячко. – К тому же, тут вопрос стоял ребром: или он, или его. Только вот почему он сам пошел на это?
– А зачем ему кто-то еще? – ответил Гуров. – Во-первых, он должен был быть уверен, что все пройдет без сучка, без задоринки. Костырев становился слишком опасен для него, равно как и Артемов. И ему нужно было убедиться наверняка, что они мертвы, поэтому и начал с Костырева. А уже потом, убив их с Артемовым, мог больше не напрягаться – случайно оставшиеся в живых люди все равно ничего не могли рассказать. Он вообще не думал, что потом ему придется поручать что-то Игорю Мокину – собирался убийством Костырева и Артемова решить проблему, а Скворцовой заткнуть рот, просто заплатив.
– Да… – почесал себя за ухом Крячко. – Еще раз не могу не отметить, насколько удачно он поступил, добровольно уйдя из жизни. Избавил нас от кучи проблем и хлопот… Теперь дело можно закрывать в связи со смертью главного подозреваемого! Все равно бы нам по этому делу не удалось его привлечь.
– Это еще почему? – ревниво спросил Орлов.
– Да потому, что он не такой дурак, чтобы колоться на наших хлипких уликах. Что у нас реально против него было? Показания бармена? На них он просто рассмеялся бы! Показания Мокина? От них тоже можно откреститься, сказав, что Мокин ему просто завидовал и пытается свою вину переложить на честного полковника. Может быть, он и впрямь нарочно велел ему сохранить у себя камеру и винчестер Артемова… Единственное, за что его реально можно было упечь, – это Чечня. И он это понимал. Тут уж не отвертишься! Всплывут и свидетели, и документы. У Назима Умарова наверняка остались последователи, а у них – какой-никакой архив. А вслед за Мокиным и другие молчать бы не стали. Так что Лемешев понял, что ему конец, и решил, что лучше так, чем суд, позор и тюремная шконка до конца дней. Военные преступления, измена Родине – это тебе не какие-то там Костырев со Скворцовой! На этом фоне их убийство – просто невинная детская шалость. Которую, повторюсь, на одних показаниях Мокина все равно было не доказать. Кто Лемешев, а кто Мокин! Нет, он, конечно, тоже боевой офицер, но Лемешев – фигура, не сравнимая с ним. Конечно, все бы поверили уважаемому полковнику, командиру части… Да и кому охота лезть на рожон?
– Разве что такому, как Артемов, – тихо произнес Гуров.
– Да! – подхватил Станислав. – А вот сидел бы себе и помалкивал, и все было бы спокойно. А то и себя подвел под монастырь, и Костырева… Верно говорят: не буди лихо, пока оно тихо!
– Ну, что ты такое говоришь? – притворно нахмурился генерал-лейтенант Орлов, чью радость все равно невозможно было скрыть. – Да мы благодаря этому журналисту такое дело раскрыли! Такое дело! Можно сказать, даже два дела. Перестрелка в кафе – раз, преступления в Чечне – два. Это же просто фантастика!
– Ну, вы-то, понятно, товарищ генерал-лейтенант! – Крячко сложился в услужливом поклоне. – Вам вся честь и хвала, и прочие регалии…
Орлов нахмурился сильнее. Он уже отчитался перед вышестоящим начальством по всем пунктам, и теперь, когда дело раскрыто, ему не только вернули все потерянные дни отпуска, но еще извинились за то, что его пришлось прервать, и премировали путевкой в Испанию.
– Ну, ты зря не завидуй! – прикрикнул на Крячко Орлов. – Вас, разумеется, тоже Родина не забудет. Вот, лично подписал… Получаете с Гуровым по отгулу. Так что завтра можете на работу не являться.
– Ну, что, Лева? – подмигнул Гурову Крячко. – Может, наконец, съездим на пляж, искупаемся по- человечески?
– А почему бы и нет? – улыбнулся Лев. – Мы, в конце концов, тоже люди, хоть и не генералы.
– Еще не вечер! – поддержал их Орлов, и все трое довольно рассмеялись.
