Мужской голос заботливо произнес:
— Тихо, тихо. Не надо разговаривать. Будьте паинькой и отпейте глоточек.
Соррел открыла рот и неосторожно хлебнула добрую порцию обжигающей жидкости, в которой узнала бренди. От неожиданности она задохнулась, закашлялась и, отвернувшись, с трудом разлепила веки.
Оказывается, она лежала на земле и ее держал в объятиях совершенно незнакомый мужчина, низко склонившийся над ней. Его лицо выражало живейшее участие.
Соррел сразу же и совершенно не вовремя подумала о том, что никогда не встречала подобного красавца и он куда больше подходит ее кузине, чем неведомый маркиз. Оба они под стать друг другу — золотые божества из греческого мифа. У него необыкновенные голубые глаза, благородный профиль и неотразимо обаятельная улыбка.
— Ну, так-то лучше, — заметил он, улыбаясь. — Только лежите спокойно и не пытайтесь встать.
Говорить это не было необходимости, потому что Соррел чувствовала себя разбитой, опустошенной, и голова у нее кружилась, несмотря на бренди. Однако она уже почти вспомнила, что произошло, и произнесла с изумлением:
— Помню. Я упала. Не удержалась на лошади!.. Это я-то!.. А где моя лошадь? С ней все в порядке?
— Думаю, да, судя по тому, как она промчалась мимо нас, — с улыбкой ответил ее спаситель. — Мой друг как раз сейчас ловит ее. Но вам нельзя разговаривать. Вы ударились головой и были несколько минут без сознания.
Соррел подняла руку и, нащупав рану, поморщилась от боли. Кровь на пальцах ее не слишком встревожила, так как в этом месте, стоит чуть пораниться, крови всегда целый поток. Но зато опять сильно закружилась голова, и она смежила веки.
Заметив ее слабость, он вновь забеспокоился и предложил озабоченно:
— Может быть, сделаете еще пару глоточков? Увы, у меня нет с собой нюхательной соли, но, уверяю вас, бренди ничуть не хуже.
— Нет, не нужно, — пробормотала она, не открывая глаз, — голова уже почти не кружится, и кроме того, я не люблю бренди. Почти так же, как соль, уж если на то пошло.
Он засмеялся и, казалось, успокоился.
— Очень хорошо. Но, пожалуйста, не сердитесь на меня, выглядите вы пока еще не совсем хорошо. Честно говоря, вы меня всерьез напугали, когда я увидел, как вы тут лежите. Я даже подумал, а вдруг вы никогда не очнетесь.
Соррел открыла глаза, уже не сомневаясь, что выглядит по-дурацки со своей окровавленной головой и в грязном порванном платье. Зато ее спаситель, с досадой отметила она, одет на редкость элегантно, в куртку и сапоги из оленьей кожи, и совсем не похож на тех франтов, которых она видела в Лондоне. Это наблюдение никак не улучшило самочувствие Соррел.
— Мне уже хорошо, правда, голова болит… Но это я заслужила, — окрепшим голосом произнесла она. — Не могу понять, как такое могло случиться.
— О, все мы время от времени падаем. Но если вам от этого будет легче, то вы не виноваты, вас подвело седло. Мой друг и я все видели, и, уверяю вас, никто не удержался бы в седле при подобных обстоятельствах.
Соррел смутно помнила, что будто бы видела на дороге двух всадников. В ответ на его слова она резко выпрямилась и тотчас пожалела об этом. Опять сильно закружилась голова, и Соррел с благодарностью приняла его помощь.
— Господи, теперь я вспомнила, — прошептала она. — Придется конюху моей тети ответить за свою невнимательность.
— Думаете, он плохо затянул подпругу? — Спаситель, задумавшись, помолчал. — Что ж, логично, — медленно проговорил он. — Но вы ведь уже долго катались, а седло сорвалось неожиданно. Раньше вы ничего не замечали?
Соррел помрачнела. От головной боли она никак не могла сосредоточиться.
— Н…нет. Но, по правде говоря, я думала совсем о другом. Наверное, я должна была заметить раньше? Вы правы, все случилось внезапно, когда я уже была над оградой.
— Пожалуй, — проговорил он рассудительно, — ответы на вопросы надо отложить на потом. Теперь меня больше заботит, как вас везти обратно. Ваша тетя живет в деревне?
Она уселась поудобнее и подложила руку под голову, изо всех сил мечтая, чтобы земля перестала кружиться.
— Да… Но я еще беспокоюсь о лошади. Никогда не прощу себе, если она покалечится. А уж муж моей тети, боюсь, этого не переживет. Лошадка — его радость и гордость, и я, признаюсь, взяла ее без спроса. Вы сказали, ваш друг отправился на ее поиски?
Он рассмеялся.
— Неужели без спроса? Ничего, не беспокойтесь. Она умчалась с такой скоростью, что, готов спорить, она-то не покалечилась. Ну а Фитц поймает ее без труда. Однако прошу меня извинить, но где же ваш конюх? Как вас отпустили одну, да еще верхом?
Соррел совсем забыла о глупых английских предрассудках, а так как она все еще чувствовала себя по-дурацки, то ответила гораздо резче, чем позволяла себя обычно:
— Дома! Где же еще? А почему вы один, если, конечно, позволите спросить?
— Ну, это совсем другое дело, — возразил он, не скрывая своего удивления.
— Значит, раз вы мужчина, вам все позволено, — запальчиво проговорила она. — А вам бы понравилось, если бы вас сопровождали каждый раз, когда вам хочется побыть одному?
Соррел заметила насмешливую искорку в его голубых глазах.
— Нет, мне бы это, конечно же, не понравилось, — охотно подтвердил он. Неужели все американки так независимы?
Соррел уже привыкла, что стоит ей открыть рот, как все тотчас узнают в ней американку, поэтому вопрос незнакомца не застал ее врасплох.
— Не имею ни малейшего представления. А английские мужчины все одинаковые?
Он усмехнулся.
— Вы правы. Но я вовсе не хотел вас обидеть. Что вы! Но все-таки мы не в одинаковом положении. Если бы я и мой друг не проезжали мимо, вам бы пришлось куда хуже. Вы очень неудачно упали и наверняка крепко ушиблись.
— Совсем нет! Если бы по эту сторону не валялись камни, я бы, конечно, огорчилась, но и только. Ну, пришлось бы еще пешком добираться до дому. Прошу вас, помогите мне встать. Мне ужасно неловко, а голова кружится гораздо меньше.
Он с сомнением посмотрел на нее, но все же исполнил ее просьбу.
— В самом деле, не стоит лежать на сырой земле. Вы не возражаете, если я посажу вас на стенку, из-за которой вы упали? И тогда мы спокойно обсудим, что делать дальше.
— Ну, конечно, только не надо меня носить и сажать, — с раздражением продолжала она отстаивать свою независимость.
Она могла бы этого и не говорить, потому что ее спаситель был другого мнения и, кстати, оказался человеком властным, видимо, благодаря своей красоте, а также куда более ловким и сильным, чем можно было предположить по его виду. Крепко держа ее за талию, чтобы она опять не упала, он помог ей встать на ноги, а потом, она не успела и слова сказать, поднял ее на руки и осторожно усадил на стену.
Соррел удивилась и смутилась, когда он поднял ее легко, как перышко. Во-первых, она не так уж мало весила. И, во-вторых, по опыту знала, что не принадлежит к хрупким и беспомощным созданиям, вроде кузины и ее матери, которые вызывают в мужчинах покровительственный инстинкт. Она ощутила необходимость вернуть себе контроль над ситуацией и сказала медленно, стойко сопротивляясь непроходящей головной боли:
— Дорогой сэр, самое печальное для меня — головная боль… И самое унизительное. Ведь когда падаешь с лошади, тотчас садишься на нее опять. По крайней мере я так всегда делала.
— Ну, конечно, — торопливо ответил он, все еще с удивлением поглядывая на упрямую девицу. — Но, если бы я ударился головой о камень и получил сильное сотрясение, я бы не был таким гордым и не