И только редкие утопленники, которых течение волокло по дну к основанию дамбы,
могли видеть: основание ее разрушается. И зыбко оно, как богатство, которое Бог вот-
вот пожнет острым серпом.
Дочь иуды, председателя колхоза Гидигич Василий Руснака, Мария Руснак, замуж
должна была выйти в 1978 году, 20 октября. Потому 19 октября она с женихом,
перспективным кишиневским инженером, приехавшим в МССР по распределению,
Никитой Зверевым, пошла в поле, набрать цветов для венка.
— Ты погляди, милая, — поправлял очки в роговой оправе импозантный Никита, и
Мария со стыдом чувствовала, как в паху у нее намокает, — какой размах… И это только
лопатами да кирками. Каковы, черти! Гвозди бы делать из этих людей! Вот что значит,
наша, Советская власть…
Мария опускала глаза. Во всем этом она, — студентка филфака МолдГУ, — не
разбиралась. Девушка просто хотела замуж, чтобы растить детей и слушаться мужа.
Она и учиться-то поехала только чтобы мужа себе в городе найти. Замуж Мария очень
хотела. В общежитии она то и дело падала в обморок, и чувствовала порой в себе жар,
что врач 'Скорой', приехавший по вызову, объяснил коротко и грубо. 'Жеребца тебе
надо, кобылка'. И жеребец нашелся. Да еще какой… Никита, хоть с виду и был
мужчиной субтильным, мог делать это по шесть раз на дню. И порядочным оказался,
жениться вот собираются.
— Эта дамба, — восторженно сказал Никита, — такая же прочная и нерушимая, как
наша любовь!
Мария улыбнулась, почувствовала себя счастливой, и решила: да, любовь наша это
дамба. Прочная, на века. И пусть отец ворчит, и говорит, что она за Никиту
выскакивает, лишь бы в постели резвиться, пусть. Любовь их построена прочно.
Никита снова поправил очки, и повернулся к дамбе спиной. Тут-то Мария и увидала
трещину, из которой тоненькой струйкой сильно забила вода… Никита увидел лицо
невесты, обернулся, и бросился к дыре, заткнуть ее ладонью. В это время из дамбы
рвануло еще несколько ручейков.
— Беги, любимая, — крикнул Никита, пытаясь заткнуть дыры еще и ногами, — беги!
Мария покорно улыбнулась, подошла к дамбе, и прислонилась спиной к одной, самой
большой дыре…
Об этом случае позже писали в газете 'Комсомолец Молдавии'. Статья называлась
'Герои нашего времени'. Молодые люди сдерживали своими телами напор воды из
трещин до самого вечера. Никита поседел, и спустя год покончил с собой от тоски,
потому что Мария погибла. Слишком уж велика была сила давления воды на хрупкое
девичье тело. После трагической гибели дочери и ее жениха председатель местного
колхоза Василий Руснак, не без оснований считавший себя виновником всего
случившегося, выпил литр средства для мытья окон, и умер в страшных мучениях.
Перед смертью он рассказал обо всем мужу своей старшей дочери, Натальи.
А когда в поселке Гидигич читали статью о влюбленных, то все плакали. Там было
написано: 'Дамба Гидигича выстояла благодаря любви Никиты и Марии. Говорят,
дамба была непрочна. Нет. Дамба была прочна'.
И потом, после чего уж все рыдали взахлеб:
'Любовь скрепила ее прочнее цемента'.
Дамбу отреставрировали, и прямо возле нее похоронили, под прекрасной надгробной
плитой, Марию Руснак и, через год, Никиту Зверева. Очень часто здесь сидят
влюбленные парочки, из уст в уста передающие историю о юноше и девушке, спасших
ценой собственных жизней город Кишинев. Иногда влюбленные часто мечтают о том,
что дамба снова даст течь, и они тоже спасут город, но, конечно, оба выживут и будут
счастливы. Они подходят к дамбе, — теперь она бетонная, — и гладят ее шероховатую
поверхность.
Но дамба всегда сухая.
Егерь
Дикая охота короля Стаха держала в страхе молдавское село Калараш больше
четырехсот лет.
— Место это проклятое, — честно предупреждали покупателя каларашские
домопродавцы, — знайте, если что…
Признавались они не из честности, а просто потому, что дикую охоту короля Стаха
скрыть было нельзя. И каждый, кто только подъезжал к Каларашу, уже ежился, и с
тревогой глядел на краснеющее над соломенными крышами закатное небо. Дикая охота
короля Стаха не пропала даже после того, как человечество познало прогресс. Дикая
охота короля Стаха мчалась в лесах под Каларашом, даже когда над верхушками
деревьев пролетел первый аэроплан Бессарабии, управляемый сыном еврейского купца
Аарона Шмоиля. Дикая охота короля Стаха неслась, гикая и визжа, как тысяча чертей, -
а там, говорили очевидцы, и была тысяча чертей, — даже когда в Калараше рвались
снаряды, и из села, ставшего к середине 20 века городом, советские военные выбивали
немцев, и наоборот. Дикая охота короля Стаха вытаптывала поля, сбрызнутые
купоросом, дикая охота короля Стаха похищала пригожих селянок прямо с тропинки,
где встречала этих селянок, и не возвращала их никогда…
В общем, дикая охота короля Стаха была проклятьем Каларашского района.
— Проклятье Калараша, — сказал старенький и слепой Мойше Шмоиль, когда-то
первым из бессарабцев пролетевший над краем в аэроплане, — это дикая охота короля
Стаха…
Напротив маленького, будто гном, еврея, сидел усатый молодой гигант со смешно
вздернутым носом. Старшина милиции, рослый белорус Тимофей Лорченков,
оставшийся в Молдавии после того, как был ранен в боях под Кишиневом в 1944 году,
демобилизовавшийся и призванный во внутренние органы, пил чай. Делал он это, в
отличие от многих своих коллег, аккуратно и не шумно. Видно, кровь сказывалась.
Несмотря на то, что писал в графе 'происхождение' Тимофей всегда 'потомственный
рабочий', мать его была польской дворянкой захудалого рода Шафранских. Об этом
старшина никому не рассказывал, намекнул только маленькому еврею из Калараша, что
у него, Тимофея Лорченкова, есть далекие польские корни. Рабочие, конечно.
— Рабочие, — недоверчиво смерил взглядом голубоглазого белоруса чудом
выживший при немцах Мойше, — ну, пусть будут рабочие…
Встреча между старшиной милиции, присланным раз и навсегда разобраться с какой-то
там 'дикой охотой короля Стаха' (какие-то местные суеверия, морщась, сказал
начальник Тимофея, ты там разберись…) и Мойше Шмоилем проходила, как пишут в
газетах, в обстановке секретности. Все знали, что Мойше был сыном купца, но
красные его не расстреляли, потому что чудаковатый еврей еще до революции, после
смерти батюшки, деньги раздал нищим. Но все-таки Мойше был сыном купца. И
встречаться с ним старшина советской молдавской милиции должен был тайком.
Избежать встречи не получалось: Мойше был образованный старожил Калараша, и
знал о дикой охоте короля Стаха все.
— В 1346 году, — объяснял он Тимофею, — когда эта земля, я говорю о Молдавии,
принадлежала королевству Польскому, здесь проезжал король Стах. В Калараше он
